Дни мародёров

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, шмыгнув носом, и посмотрела на белую полосу у него на боку.

— Отлично, — рассеяно отозвался Джеймс, все пытаясь заглянуть в ее лицо. — Ты что, плакала, Эванс?

— Прости меня, Джеймс, — вдруг сказала она.

Вот так номер.

— За что? — растерялся он.

— Ты пострадал из-за меня. Если бы я не была такой глупой, если бы сделала так, как говорил Гидеон, и не полезла в этот лагерь, ничего бы этого не было. Я такая дура. Когда тебя ранили... — она подняла на него глаза. — Я думала, что сама умру.

Джеймс потерял дар речи. Ему казалось, что его стукнули чем-то тяжелым по макушке. Одни и те же слова скакали в голове по кругу, словно цирковые лошадки.

«Я думала, что умру».

«Я думала, что умру».

Она думала, что умрет.

Черт возьми, она действительно это сказала?

— Я просто не мог поступить по-другому, — пробормотал он, не вполне понимая, что говорит. — И ты не могла, — Джеймс встряхнул головой и наклонился вперед. — Эванс, многие бежали, чтобы спасти себя. Ты осталась, чтобы спасти остальных, это был мужественный поступок! А если сомневаешься, подумай о людях, которые остались в живых и вернулись домой только потому, что ты была там.

«... напоминаем, что час назад глава Мракоборческого отдела Фицджеральд Боунс подключил к поискам лиц, именующих себя Пожирателями Смерти, стражу Азкабана. Убедительная просьба не покидать свои дома без крайней нужды...»

— За что он так с нами, Джеймс? — тихо спросила Лили после небольшой паузы. — Что мы такого сделали? Мои родители — честные, замечательные люди, они никогда никому не сделали зла, и я тоже, и Бенджи, и Стерджис, и Доркас... нас приравнивают к паразитам, за что? За то, что мы родились на свет?

— Не говори так! — оборвал ее Джеймс, сжав руки в кулаки. Одним коротким словом «мы» она как будто провела между ними черту. Ему это страшно не понравилось. — Никогда не говори так! Не смей так даже думать!

— Почему? Ведь все, что сегодня было, все это из-за нас, из-за таких, как мы! Из-за грязнокровок... — глаза ее наполнились слезами. Голос, с хрипом вырывающийся из динамика, в это время, как назло, начал зачитывать обновленные данные о жертвах теракта. — Скольких людей сегодня просто не стало из-за нас.

— Эванс, что за чушь ты несешь? — всерьез разозлился Джеймс. — Да ты... да вы... да мы все, черт его подери, люди! Абсолютно одинаковые! Лю-ди! А Волан-де-Морт — обычный убийца, психопат и урод. Его поймают и прикончат! — он ударил кулаком по столу.

«... по официальным данным, число погибших в Каледонском лесу этой ночью приравнивается к трем тысячам. Список имен вы сможете найти в утреннем выпуске «Ежедневного пророка». Приносим свои соболезнования...»

Лили молча плакала. Она не морщилась, не всхлипывала, слезы просто стекали по ее щекам и повисали на подбородке. Пальцы девушки дрожали так, что она никак не могла настроить нужную станцию.

Джеймс не выдержал.

Он встал, оттолкнув свой стул в сторону, схватил приемник, стряхнув с него руку Лили, тут же со стуком опустил обратно на стол и твердо нажал на кнопку, выключающую магическую радиоволну. Вместо сводки однообразно-плохих новостей из динамика пролились вежливые аплодисменты, а вслед за ними — звуки фортепиано. Прямо сейчас, когда они варились в своем отчаянии, где-то в центре Лондона шел ночной концерт джазовой музыки. Где-то в большом, похожем на ракушку-жемчужницу зале сидели уверенные в себе мужчины во фраках и красивые женщины в драгоценностях. Они сверкали улыбками и наслаждались жизнью, понятия не имея о том, что происходило в мире...

Джеймс сделал погромче.

Обойдя стол, он взялся за спинку стула Лили и оттащил его вместе с девушкой от стола.

— Что ты делаешь? — изумилась Лили, оглянувшись на него.

— Вставай, — решительно сказал он, протягивая ей руку.

— Что?

— Да просто встань, Эванс, — улыбнулся Джеймс, глядя в ее непонимающее лицо, нетерпеливо цокнул языком и сам поднял ее на ноги. — Вот так.

Он крепко сжал ее ладони и слегка встряхнул руки. У него было такое серьезное, даже суровое лицо, что Лили стало не по себе. Она не могла понять, что он задумал. Не собирается же он сейчас и в самом деле...

Сжав губы, Джеймс медленно потянул ее сначала за правую руку, потом за левую...

— Поттер, нет! — Лили попыталась вырваться. — Перестань, я не хочу и...

Он не выпустил ее рук и все с тем же непреклонным и устрашающим видом продолжил изображать с ней разгоняющийся поезд.

Лили улыбнулась против воли — такой он был грозный и лохматый в этот момент.

— Я плохо танцую! — совершенно серьезно призналась она, в то время как песня все возвышалась и возвышалась, заполняя собой тускло освещенную столовую.

— Я вообще не умею танцевать! — сказал Джеймс и принялся слегка сгибать колени на каждом движении. — Хорошо, что нас никто не видит, правда?

Лили засмеялась.

Он довольно неуклюже поднял руку, и Лили так же неуклюже развернулась под ней. Джеймс притянул Лили к себе.

— Не надо так много думать, Эванс! — проговорил он, шатаясь с ней из стороны в сторону. — Живи моментом. Я вот захотел с тобой потанцевать. Кто знает, может, я умру завтра? А может, проживу сто лет. Не стоит откладывать жизнь в долгий ящик. Ты со мной согласна?

— Согласна, — прошептала Лили, прижимаясь щекой к теплой ямке под ключицей. Казалось очень интимным расслабить ладони и положить их на его плечи или спину, но она все-таки это сделала. — Только ты не умирай, пожалуйста, завтра, хорошо?

Джеймс рассмеялся, и она услышала у него в груди эхо. Сердце дрогнуло. Она попробовала жить моментом и осторожно провела ладонями по широкой спине. Было страшно, вдруг он спросит: «Что ты делаешь?». Но он не спросил, только расправил плечи так, что она почувствовала, как под кожей сомкнулись лопатки.

— Обещаю, — Джеймс обнял ее еще крепче и убрал на одну сторону ее волосы, прижимаясь губами к шее. — Обещаю, — шепотом повторил он.

Это был не совсем поцелуй, но Лили была рада, что он не видел ее лица в этот момент.

Сердце словно сорвалось с привычных рельс, и все летело к черту, но ей это нравилось. Нравился этот полет кубарем сквозь собственную вселенную, сквозь привычные вещи и звезды, к чему-то новому и неизвестному, имя которому было Джеймс. Нравилось так глупо и неуклюже топтаться с ним в обнимку рядом со стенами в мелкий цветочек и матовыми бра, глубокой ночью, под хрипловатые мотивы джаза. Нравилось даже просто прижиматься к нему. Казалось, что пока он обнимает ее, в мире не случится ничего страшного.