Дни яблок

Она обвела кухню близоруким взглядом. Прищурилась. Надела очки.

— Вот, — обрадовалась Гамелина. — Вот. Его! И ложечку.

Бася укрылась под креслом.

Мы тщательно мыли поднос, раза три, с разных сторон. Аня не убирала руки, когда наши пальцы сталкивались, почти не проверила результат помывки. Потом поручила мне протереть ложечку…

— Я, — сказала Гамелина. — Мне… — Она прикусила ноготь на большом пальце, потом убрала руку ото рта и начала расплетать косу. — Мне тут раз пришлось разобрать шкафы на кухне. Вот. Ну, я всё перебрала, перетрясла, кое-что выкинула, вытерла пыль и нашла пакетик с луковицами.

— Тоже как-то раз нашёл луковицу, за шкафом, — встрял я. — Она была такая бледная вся. Но с корнями. Видно, сначала на что-то надеялась, потом засохла…

Аня отодвинула посудки, поднос, стул и подошла ко мне вплотную.

— Это не просто лук был, а луковицы…

— Как мышь и мышца? — осведомился я.

— По-другому, — ленивым голосом заметила Аня. — Это крокусы были, совсем, правда усохшие, и гиацинты ещё, луковки их, они такие милые. Я сначала хотела выбросить, потом передумала, положила на ночь в миску с водой. Узнать, живые ли, ну, чтобы не совсем бесполезно. И вспомнила: мама, вот… у неё были луковицы гладиолусов: красивые, красные и жёлтые, похоже на маленькие тыквы. Нарядные такие. Очень волшебно. Я так и не смогла вспомнить, замачивала она их в воде или нет. Кажется, да, но не уверена. Так остро вспомнила: в мае как-то, холодно же бывает, а уже не топят, на кухне мы… я сижу на полу, и сыро почему-то, пахнет сыростью, мама разбирает вещи какие-то, а я рассматриваю их… в коробочках. Там эти гладиолусы спят, луковички, а я их рассматриваю. А они такие необычные — как карета одна была, другая на замок похожа была, третья прямо, как монстр. Волшебно.

— Люблю, когда волшебно, — отозвался я хрипло. — И когда монстр. Это не скучно.

— Не скучно, — согласилась Аня, — ты вот это устроил мне, с пряниками… я даже чуть не рассердилась. Выпечку перепортил, саму напутал, но потом я поняла, ведь это волшебно…

— Старался, — скромно заметил я. — Как монстр.

— Я так и подумала, — перешла на шёпот Гамелина. — Развяжи мне тесёмки на фартуке… — попросила она, и пока я возился с завязками, закинула руки мне на шею.

— Даник, — сказала Аня, совсем шёпотом и в ухо. — Сколько у нас есть времени?

— Немного, — ответил я.

И оставшееся время вновь ускорилось вокруг нас воронкой, было прекрасным, щедрым, терпеливым и прохладным — как осень. — Немного, — повторил я, и мы сделали шажок в сторону моей комнаты, так и не расплетясь, потом второй, третий — я слышал, как бьётся Анино сердце.

— Как будто танец, — прошептала Гамелина. — Ты умеешь танцевать?

— Немного, — опять ответил я и взял её на руки.

Дверь в комнату пришлось закрывать ногой, по дороге я своротил на пол стул, а когда швырялся своей и гамелинской одеждой — стакан с ручками со стола.

— Будет беспорядок, — сказала Аня и уставилась на меня прозрачно. — Это даже хорошо. Будет хорошо — правда, Даник?

— Да, и довольно долго, — сказал я сухими губами. — Хочу, но не предвижу…

— Это простые желания, — почти простонала Аня. — Легко исполнить… Ахх…

И время, что так неторопливо вело нас, отдалилось совсем. Не звала меня река, и серые птицы голосили в небывалом небе не по мне. Простые желания — беспечальная свора коротких вздохов и скорых искр заполнила собою меня, пространство, память, всё…

— Я так поняла, что буду на дне рождения кем-то типа гостеприимной кухарки? — въедливо спросила Аня и упёрлась локтями мне в грудь. — Пусти…

— Ты будешь главный гость и принцесса цирка, — повалил её обратно я. — Можешь вообще никуда не ходить — ни на кухню, ни в туалет. Сидеть под ковром настенным и дуться. Между прочим, я всерьёз никого не приглашал. Тем более — мои уедут вот-вот, квартира совсем пустая… будет. Так удачно.

— Все только и шушукаются про «днюху у Даника», — отозвалась Гамелина. — Я не спорю, зрение у меня не стопроцентное, но ведь я не глухая…

— Да, — сказал я, напустив на себя всю возможную серьёзность. — Ты настоящий крот…

В ответ Гамелина стукнула меня подушкой.

— Если я крот, то целуйся со своей фыркающей кошкой. — заявила Аня и принялась заплетать косу. Пальцы её замелькали в черных прядях.

— Прости меня, — торжественно возвестил я. — Мне нравится целоваться с тобой. А кошка эгоистка, она всегда ищет свою выгоду, даже в поцелуях.

— Какую именно? — заинтересованно спросила Гамелина. пошарила под подушкой, что-то там обнаружила и ловко зашпилила найденным косу. — Если требует денег, то это проституция.

Я огладил её спину, от шеи до ямочек у основания хребта.

— О деньгах ни слова, — сказал я. — Бася в расчётах не сильна. В основном всё крутится вокруг куриных голов.

Гамелина дрогнула — передёрнула плечами и взволновалась спиной.

— Это ведь чёрная магия, — проронила Аня куда-то в стену.

— Да, — сказал я, обнаружив и тщательно пропальпировав изгибы гамелинского бедра. — Ей положено, она помощник, но на курах не ворожит. В основном обеспечивает ингредиенты: усы, пух, ну — когти… иногда.

Аня оглянулась и посмотрела на меня тревожно.

— Помощник… — выговорила она растерянно. И потрогала мою родинку. Я взял Гамелину за руки и притянул поближе.

— Что? — зловещим голосом спросил я. — Ты наконец-то испугалась?

Аня быстро придвинулась ко мне совсем близко.

— Я сама не своя сегодня, — сладостно зашептала Гамелина мне в ухо. — Не обращай внимания, это такое, бывает, ну, девичье…

— Не могу не обращать на тебя внимания, — ответил я, погружаясь на самое дно простых желаний. — Не могу не смотреть, не могу… это как не дышать…

— Я согласна, — прерывисто сказала Аня и странно пустым взглядом посмотрела куда-то в сторону. — Пусть всё будет по-твоему, как ты хочешь…

— Самый замечательный из всех ответов, — хрипло сказал я, выныривая из пучин долгих вздохов и коротких ударов сердца, — и я его не предвидел. Ты очень неожиданная…

Тут я нашарил тёплую и мягкую Анину грудь, Аня в ответ обняла меня, придвинулась ближе, вздохнула — и всё простое, тайное и тёмное поглотило нас совершенно. Вновь, вновь и вновь.

— Ну, всё-таки это нечестно, — проворковала разомлевшая Гамелина позже. — Все будут выплясывать и обжиматься, а я бегать с тарелками?

— Зачем нам кто-то нужен? — беззаботно поинтересовался я. — Говорил уже. Ввалится толпа, всё сожрут, натопчут… Пообжимаемся так. Даже в кино сходить можно или никуда не ходить. Целых два дня и никого не будет… Можем и повыплясывать сами, есть танцы неприличные — танго там или румба медленная, ламбада, в конце концов. Я тебя научу. Заодно всё сами и съедим. Я даже посуду помою. Может быть.