До особого распоряжения
Шрифт:
хлеб, крупная соль и сельдь с луком.
Махмуд-бек невольно улыбнулся:
– Один раз.
– Но не тянет?
– серьезно спросил агроном.
– Нет. .
– откровенно сознался Махмуд-бек.
– Вот видите! Как же здесь прижиться, как сделать, чтобы тебя полюбили!
Он в отчаянии махнул рукой и замолчал.
Кажется, и так слишком много слов сказано. Достаточно... Теперь не скоро наступит момент
подобного откровения. Да и наступит ли! Когда еще они встретятся - Махмуд-бек и бывший русский
офицер, агроном!
147
Махмуд-бек
подтянутого человека.
Пауза тянулась долго... Каждый был занят мыслями о прошлом и с трудом отходил от них,
возвращаясь в этот реальный мир, который требовал решительных действий, а не рассуждений,
воспоминаний, откровений.
– Итак, Махмуд-бек... Мне, кажется, удалось выполнить вашу просьбу. Очень помог и тюремный врач.
Полиция получит указание. Вы останетесь в стране еще на два месяца. Потом, сами понимаете, дней
десять-пятнадцать можете собираться, ссылаясь на разные причины... Да, я думаю, полиция не так
внимательно будет следить за сроком. На эту бумагу лягут еще десятки новых... Закроют ее.
Махмуд-бек понимающе кивнул. Хотелось сказать какие-то добрые, благодарные слова, но вряд ли
они сейчас нужны. Агроном сам видит, что Махмуд-бек рад, очень рад этому сообщению.
– Как вам удалось?
– Удалось... - односложно ответил агроном. - Меня стали приглашать для помощи
высокопоставленные люди. Вот один из них оказался в силах дать такое указание. Я объяснил ему: вы
больны, беспомощны, живете в ожидании денег. Подтвердил доктор. И так далее. Конечно, подчеркнул,
что я вам очень обязан. Да...
– Он опять махнул рукой. Снова наступила пауза. Вероятно, были и другие
новости. - Я вам говорил о человеке, о слуге, который все знает? - Не ожидая ответа, агроном
продолжал: - Так вот. . Последняя информация. Из Турции прибыл некий Усманходжа Пулатходжаев. В
Старом караван-сарае он встречается с вашими стариками. Что-то готовит. Даже власти насторожились.
Махмуд-бек встал и тоже заходил по комнате, торопливо, нервно.
– Вы что?
– спросил агроном.
Махмуд-бек не расслышал.
– Вы что? Это неприятность?
– И очень большая... Очень.
– Но вы...
Агроном посмотрел на бледное лицо Махмуд-бека. На нем. сейчас выступили красноватые пятна.
– А-а...
– понял Махмуд-бек.
– Пройдет.
– Лучше сядьте...
– Нет! Сидеть мне больше нельзя. Нельзя...
Словно пробуя свои силы, Махмуд-бек еще несколько раз прошелся по комнате, крепче ступая
ногами.
Фарида открыла дверь, удивленно посмотрела на мужа.
– Решил пойти в чайхану, к ферганцам...
Он еще ни разу никуда не выходил.
– Скоро придет Шамсутдин, - напомнила Фарида.
– Лучше с ним...
– С ним? Хорошо пойду с ним...
Оба остались довольны этим компромиссным решением.
Агроном хотел
отговорить Махмуд-бека. Еще бы недельку полежать, дней десять...Махмуд-бек продолжал возбужденно ходить по комнате, радуясь, как мальчишка, неожиданной
свободе, появившимся силам. Он и похож был на мальчишку: худой, жилистый, с тонкими, неокрепшими
руками, с острыми коленками, которые не может скрыть даже ватный халат.
Кажется, ничто не изменилось за эти тяжелые месяцы. По улочке шли люди, как всегда
сосредоточенные, занятые своими мыслями и заботами. Торопливо семенил выносливый ослик, с
трудом вытягивая шею из-под огромной поклажи. Он рад был бы побыстрее отделаться от груза, сам
спешил, но недовольный хозяин все же подгонял его. Хозяин - грузный, толстый человек - не поспевал за
осликом. Догнав его, он зло стегал по костлявому крупу.
– Гхе!
– хрипло восклицал хозяин, довольный своей маленькой победой.
Ослик вырывался вперед, и хозяину снова приходилось догонять животное, воинственно щелкая
плеткой, с трудом переводя дыхание.
– И чего это он...
– недовольно проворчал Шамсутдин.
Махмуд-бек тоже заинтересовался этой, казалось, обычной уличной сценкой. Старый толстяк
задыхается, а гонит, осла... Неужели проживший большую жизнь человек так и не поумнел? В который
раз уже задаешь себе этот вопрос! И все равно не находишь на него ответа.
Из последних сил лезут дряхлые, отжившие, можно сказать, свой век, люди... Лезут, чтобы показать
свою власть: щелкнуть слабого и на какой-то миг успокоиться, почувствовав превосходство. Даже если
это превосходство над безобидным животным.
Дожди прибили пыль в переулках, на улицах. Но кое-где почва размякла. Вязкая солончаковая грязь
приставала к подошвам, И даже эту незначительную тяжесть чувствовал Махмуд-бек.
На глинобитных дувалах темнели мокрые полосы, мелкие капли чудом держались на голых ветках.
Махмуд-бек, замедляя шаг, жадно вдыхал свежий воздух и наслаждался покоем небольшой улочки.
Шамсутдин в этот миг смотрел на него с тревогой: не случилось ли чего?.. Голова у Махмуд-бека порой
кружилась, и он однажды схватился за локоть Шамсутдина. Но не стал сознаваться в своей слабости,
сделал вид, что ему хотелось обратить внимание спутника на уличного торговца.
– Так и сидит. .
148
Старик дремал за нехитрым товаром, как и несколько лет назад. Он не узнал Махмуд-бека. Скользнул
мутноватыми глазами и успокоился: это не покупатели. Нечего на них тратить силы и слова.
– Сидит. .
– ответил Шамсутдин.
– Мало что изменилось.
Он прав... Большая, страшная война не коснулась тихих улиц и шумных базаров. Люди старели. Одни
нищали, другие богатели, третьи умирали... Рождалось, взрослело новое поколение.
Мало что изменилось. Так казалось на первый взгляд... Но где-то рядом с этим покоем шла борьба.