Добрый мир

маленький перебор, считал он.

Была еще одна причина, почему Иван Борисович выбрал для сына

бокс. Душа его, как самое светлое, хранила воспоминание об их великом

тезке, грозе и гордости российских рингов семидесятых годов, Борисе

Кузнецове. Об-

раз знаменитого боксера был для Ивана Борисовича эталоном мужской

красоты и доблести. Простое и мужественное лицо кумира, его неповторимая

«открытая» стойка всю молодость не давали покоя ему самому; на флоте Иван

Борисович самозабвенно занимался боксом и пытался выработать ту же

самую, фирменную стойку. Но чего-то ему не хватило. Иван Борисович

полагал, что не вышел комплекцией. Был он мал ростом и широк в плечах,

имел мощную грудную клетку и короткие руки, а, как известно, в боксе это ни

к чему.

Зато Борька пошел в мать. Худой, мосластый, ноги от самой шеи, а

руки! Иван Борисович специально измерял эти великолепные рычаги: в

двенадцать лет — и не короче его собственных! Борькин тренер Олег

Константинович уверял отца, что из этого Сверчка получится настоящий

боксер. «Немножко характера — а остальное приложится!» — подмигивал он

отцу. И отец был с ним согласен.

— Только почему Сверчок? — польщенно

смеялся он.— Кузнечик! Кузнец! Он же как-

никак — Кузнецов!

Тренер понимал намек. Они с Борькиным отцом вообще неплохо

понимали друг друга. Обоим было около сорока, оба когда-то служили во

флоте, и оба знали, чего хотели.

Мать не вмешивалась в их мужские дела, но и не одобряла.

— И чего обязательно в бокс? — выказывала она иногда свое

неодобрение.— Пусть

бы ходил в гимнастику. Или бегал. А то —

по физиономиям друг друга колотить... Нашли

забаву! И так хулиганья кругом развелось,

только и знают, что дерутся... Вот тебе, Борька, приятно бить кого-

нибудь по лицу? — спрашивала она сына.

Борька пожимал плечами. Пока что они не особенно часто били друг

друга. Больше занимались общефизической подготовкой. Бегали, прыгали,

играли в баскетбол. Борьке это нравилось. Особенно нравилось прыгать. В

секции никто не умел это делать лучше его; хоть в длину, хоть в высоту — он

был бесспорным | чемпионом. Потому и пристала к нему кличка — Сверчок.

— Отлично, Сверчок! — нахваливал Борьку Олег Константинович. И

обращался к остальным: — Запомните, мужики: самое главное в боксе —

ноги. И характер! Без характера можете свои конечности отпилить и

выбросить. Как задние, так и передние. Понятно?

«Мужики» весело хохотали. Олег Константинович шутил иногда очень

смешно.

Что такое «характер», Борька представлял себе не слишком отчетливо,

но догадывался, что по этой части он слабоват. «Кругом в мать пошел»,—

недовольно ворчал иногда Иван Борисович. «Такой же размазня». Борька

молча выслушивал и не спорил.

Екатерина Павловна была женщиной молчаливой и податливой. Она

работала нянечкой в детском саду, и любимым занятием ее было вязание. Она

могла часами возиться с носками и свитерами для своих мужчин, перевязывая

их по два, по три раза, и ей это никогда не надоедало. Иван Борисович был в

семье полным хозяином, даже семейной кассой распоряжался он. Ссор у них в

доме почти никогда не бывало, потому что Екатерина Павловна обычно во

всем соглашалась с мужем. И Борька был таким же. Закроется в своей комнате

— и рисует там часами птичек да кораблики. Или рыбок кормит. Какой уж тут

характер! Ивану Борисовичу хотелось иногда плюнуть в сердцах, когда, придя

с работы, он заставал в доме мирную идиллию: одна сидит, как замороженная,

и вяжет; а другой присох к своим картинкам за письменным столом — и

тишина-а... Тишина — гробовая! Или того хуже: одна дрыхнет среди бела дня

на тахте — Екатерина Павловна любила в выходные днем поспать,— а другой

под бочок к ней подкатится — и тоже, как младенец, пузыри пускает. А ведь

двенадцать лет парню! Скажи кому, что под мамкину титьку до сих пор

жмется — засмеют ведь! Иван Борисович в таких случаях сильно возмущался.

— Вот тихушники, мать вашу! Как на кладбище! Ну она ладно, баба, а

тебе, Борька, не стыдно?! Хоть бы, что ли, в футбол с парнями поиграл. Или

подрался, на худой конец... Тьфу ты!

И он включал телевизор. Погромче. Чтоб жилым в доме пахло.

Тихушники молча разбредались. Борька шел гулять во двор, а

Екатерина Павловна — на кухню. Она там тихо ворчала на мужа, что не дал

поспать, но недолго и без особого зла.

Иван Борисович, уставившись в телевизор, раздраженно размышлял о

людской неблагодарности: он из кожи лезет вон, чтобы они наконец имели

все, что имеют другие, а они!.. Иногда ему просто хотелось их поколотить.

Обоих.

В конце января Олег Константинович объявил своим мушкетерам, что

через месяц, в День Советской Армии, их маленький мужской коллектив

примет первое боевое крещение: городская федерация бокса решила провести

соревнования во всех возрастных группах. Весть эта настолько обрадовала

Кузнецова-старшего, что он на следующий же день купил Борьке новую

форму: атласные трусы, белую майку и легчайшие импортные туфли-

боксерки.

Занятия в секции стали более строгими и направленными. Мушкетеры

увлеченно, до пота, вели бои с тенью и отрабатывали приемы нападения и

защиты. Заниматься стали три раза в неделю вместо двух.

После каждой тренировки Иван Борисович встречал Борьку

радостными вопросами: ну как? что Олег Константинович, доволен? как

дыхалка?

И именно в эти дни, в самом конце января, с Борькой что-то