Догоняйте, догоняйте!..
Шрифт:
Степан Васильевич с трепетом выждал несколько секунд, пока мальчишки не разбежались. Он уже сам втянулся в игру и чувствовал себя если не Рихардом Зорге, то, по крайней мере, обер-лейтенантом Клоссом. Приблизившись к тому месту, где только что были ребята, Чучкин обнаружил старую воронку. На дне из-под вороха жухлых листьев сверкнул какой- то предмет, явно попавший туда совсем недавно.
«Ура!» — мысленно издал победный клич Степан Васильевич и съехал в воронку. Предмет оказался школьным алюминиевым пеналом. Однако его содержание было не совсем обыкновенным: там находился туго скрученный треугольный
— Что вы здесь делаете? — раздался голос прямо над ухом.
Подняв голову, Степан Васильевич понял, что окружен: на краю воронки стояли четверо мальчиков с деревянными автоматами. «Пропал», — подумал Чучкин, а вслух сказал:
— Я?.. До чего любопытные дети! Грибы собираю. — Он выбрался из воронки и сорвал белевший под ногами гриб — бледную поганку, ту самую, к которой даже дотрагиваться не позволял на своих лекциях.
— Понятно, — проговорил строгого вида мальчик, заглянув в пустое ведро к Степану Васильевичу. — Ведро-то наше. Хоть бы какими сыроежками дно прикрыли. — Даже очки, которые были на мальчике, и то, казалось, сверкали укоризненно.
Чучкин взглянул на донышко ведра, и тут же его забил легкий озноб. «П-л «Ромашка» — было написано там. Противопожарное ведро. Черт возьми! Как это он не обратил внимания? Теперь Степан Васильевич чувствовал себя, как школьник, которого уличили в очередной шалости.
— Ведро я нашел, — попробовал он выкрутиться.
— Где?
— Возле лагеря.
— Зачем же взяли? Отнесли бы в лагерь, — строгий мальчик так и сверлил глазами бедного Чучкина. — Идемте.
— Куда?
— Там разберемся.
— Да бросьте вы, некогда мне с вами в игрушки играться, — Чучкин попытался придать своему голосу нотки возмущения.
— А это что у вас? — проговорил еще один мальчишка и молниеносным движением выхватил у Чучкина листок, торчащий из кармана.
— Как ты смеешь… — напустился было на него Чучкин и осекся.
Мальчишка смотрел на него с явной издевкой: в руках у него был план, который нарисовала Степану Васильевичу дочка. Отпираться теперь уже просто глупо.
— Что ж, идемте! — с наигранной бодростью бросил «противнику» Чучкин.
Далее все было как на войне. Его привели в блиндаж, где на столбе слабо мерцал фонарь. Учинили допрос.
Вначале Степан Васильевич хорохорился. Даже пробовал отшучиваться. Однако терпения его хватило ненадолго.
— Ладно, — сказал он. — Поиграли, и хватит. Кто да что — какое вам дело! Отпустите меня, — Чучкин начал сердиться по-настоящему.
Некоторые из ребят отвели в сторону глаза, но строгий мальчик невозмутимо проговорил:
— Мы вас задержали как шпиона синих. Если б вы были в нашем лесу случайным человеком, мы вас давно бы отпустили. А теперь отвечайте: зачем вас послали синие и где ваш штаб?
— Не знаю я никаких синих, — бушевал Степан Васильевич. — И штаба никакого не знаю. Отстаньте вы от меня. Я к своей дочке приехал.
— К кому? — спросил дотошный очкарик.
— К
Лене Чучкиной, — Степан Васильевич подумал, что это убедит собравшихся в том, что он говорит правду, и его тут же отпустят, но все лишь переглянулись.— К Чучкиной?
— Вот именно, — резко отчеканил Степан Васильевич.
— Что же, — сказал очкарик, — она у нас тоже в плену. Устроим очную ставку.
«Она-то когда попала?» — подумал Степан Васильевич.
— Приведите Чучкину, — высунувшись за дверь, крикнул один из мальчишек.
И понеслось:»Чучкину… Чучкину… Чучкину».
«Ну вот, — обрадовался Степан Васильевич, — теперь все выяснится».
Леночка в сопровождении охраны вошла в блиндаж. Обвела всех холодным отчужденным взглядом.
Все глядели на нее. Леночка молчала, уставилась на огонек фонаря.
«Не заметила, — подумал Чучкин. — Не разглядела в полумраке».
— Лена, — шагнул он к ней, — скажи им, кто я.
— Кто вы? — не сразу проговорила Лена.
— То есть как кто? — Чучкин резко выпрямился, стукнулся головой об одну из балок.
— Я откуда знаю? — тихо, но твердо сказала Леночка.
— Скажи им, что я твой отец, и все.
— Вы мой отец? — Леночка коротко улыбнулась. — Никогда вас не видела.
Теперь все уже смотрели на Степана Васильевича.
— Да я… д-да ты… — зазаикался Чучкин и умолк: его душило негодование. Так подвести отца! Поставить его в такое положение!
— Все ясно, — сказал очкарик, — увести пленную.
Чучкина бросили в каземат — заброшенный сарай с кучей старой соломы. Сверху сыпалась труха, ползали мошки. Бррр!
Но самый неприятный осадок оставили допрос и очная ставка с дочерью. Как на судилище. Будь там взрослые — он бы поговорил с ними по-настоящему. А то ведь — нелепость какая! — одни дети. Правда, среди них затесался этакий крепыш лет двадцати пяти, и все к нему с уважением, что, мол, скажет «член военного совета». Тоже мне «член»! Да, с этим делом надо разобраться. Что за игры дурацкие! Хватают людей. Да еще ответственных. Никакого почета. А дочка, родная дочка! Знать не хочет отца. Впервые видит… Никакой, мол, он мне не отец. Вот это да! Это откровение! Двенадцать лет растил, и выясняется, что вовсе не его дочь.
К обеду война была окончена, и Степан Васильевич вышел на свободу. Он им покажет! Он задаст! Кому — Степан Васильевич еще не знал, но предполагал, что такие найдутся.
Предположения не заставили долго ждать.
— Иван Дмитриевич, у вас не лагерь, а действующий вулкан: бурлит, пыхтит, стреляет. Нет, чтобы организовать подледный лов, то есть… э-э… поход по грибы или сбор ягод. Вы устраиваете настоящую войну. И это называется культурным мероприятием! — Чучкин вынул из волос соломинку.
— Но, Степан Васильевич…
— Понимаю, понимаю. Хотите сказать, что хотя мы мирные люди, но наш бронепоезд… Не в этом дело. Что дает такая игра? Развращает сознание. Воспитывает звериные инстинкты, агрессоров каких- то растит.
— Вы не правы.
— Прав я или не прав, пусть решает завком. Я напишу все как есть. Пусть разбираются. Кстати, где этот самый ваш Ножкин?
— Не Ножкин, а Копытин. Вы физрука имеете в виду?
— Его.
Терентьев высунулся в окошко и крикнул проходящей вожатой: