Долгая ночь

Губы Джона дрогнули в едва заметной усмешке, а во взгляде тёмных, практически чёрных глаз, отразилась грусть. Ведь в этот миг, в его памяти, всё ещё были слишком свежи воспоминания о их последнем прощании с Сансой. Их разговор, и их поцелуй… На этот раз, мужчина сам переступил черту. Сделал то, чего никогда не одобрила бы их семья. Чего никогда не принял бы северный народ. Вот только, имело ли это значение, когда практически все Старки уже были мертвы, а северяне, были готовы вот-вот устроить переворот, не взирая на угрозу, идущую из-за Ледяной Стены?

Да, ничего не имело значения, вот только, Сноу сам не был уверен в том, что поступает действительно правильно. Ведь мужчина до сих пор не мог разобраться с тем, что он чувствует на самом деле, и к кому тянется его столь израненное, а может уже и вовсе мёртвое сердце. Да и чувствует ли он хоть что-то вообще? И это незнание, буквально сводило бастарда с ума. С каждым днём, он всё больше терял контроль.

“Но признай, что ты тоже это чувствуешь!”

“Мы стали нечто большим, чем просто брат и сестра.”

“Я люблю тебя, Джон!”

Все эти фразы, брошенные его сестрой, Джон, минута за минутой, продолжал прокручивать у себя в голове уже несколько долгих дней. Ведь в тот миг, когда они срывались с уст Сансы, взгляд которой был полон немой мольбы и отчаяния, единственное, что чувствовал мужчина, так это пустоту внутри. Словно кто-то просто вырвал из груди его сердце, бросив его бастарду прямо под ноги, будто оно было чем-то совсем ненужным.

Да, Сноу не мог ответить девушке ответным признанием. Не мог ей солгать, сказав о своей любви. Ведь он не любил. Да и вряд ли сможет полюбить хоть когда-то. Ни волчицу. Ни дракона. Вот только, Джон был бы лгуном, если бы пытался отрицать, что они с Сансой стали действительно чем-то большим, чем просто брат и сестра. Молодых людей тянуло друг другу, и иногда, мужчина был слишком слаб, чтобы суметь этому сопротивляться. Чтобы суметь сказать “нет” самому себе. Именно поэтому, Джон остался той ночью у Сансы, именно поэтому, он поцеловал сестру в Богороще. Но эти моменты слабости, не должны были перечеркнуть всё остальное. Ведь когда война и смерть стоят на пороге, ты не должен позволять любви или желанию, испортить твою игру. В такие моменты, единственное, что должно оставаться, так это лишь холодный рассудок и расчёт. В дни войны, ты должен выучиться манипулировать, даже если это противоречит всему тому, что ты когда-либо знал. Ведь иначе, в конце тебя будет ждать лишь проигрыш, и смерть всех тех, кого ты хотел защитить. И теперь, Джон был должен сделать свой окончательный выбор, решить, что важнее именно для него, а не для Короля Севера. Но что это было? Собственные чувства и желания, или же защита тех, кого он любит? Его единственной семьи – сестёр.

– Джон?

Мужчина резко обернулся, сталкиваясь взглядом, со взглядом фиалковых глаз Драконьей Королевы. Дейенерис же, застыв в нескольких метрах от бастарда, при этом потеплее кутаясь в меховую накидку, слегка закусила нижнюю губу, словно чувствуя себя несколько неуютно. Признаться, здесь, на Севере, девушка всё ещё не могла вдохнуть полной грудью, чувствуя, как её душит холодный воздух. И дело тут было отнюдь не в погоде и ледяных ветрах – оно было во всём Севере. В его людях. В Винтерфелле. В Леди этого Замка. В его Короле. Возможно, девушка совершила огромную ошибку, когда согласилась помочь Джону Сноу в борьбе с мертвецами. Когда прибыла сюда, и позволила себе потерять одного из своих детей. Когда дала клятву сражаться с северянами и за них. Но теперь уже ничего нельзя было исправить или изменить. Ведь Таргариен никогда не нарушит данного ею слова, так же, как и Джон Сноу не нарушит своего. Он преклонил колено, и когда всё закончится, мужчина поддержит свою Королеву в борьбе за Железный Трон.

Если их всех не поглотит Долгая Ночь, убаюкав смертельной колыбельной в своих руках.

Ведь, возможно, когда всё закончится, править будет больше нечем. Возможно, когда падёт Ледяная Стена, что защищает всех живых от чудовищ, живущих по ту сторону Севера, падёт и весь Вестерос, покрывшись коркой льда. И лишь Железный Трон, превратившись в ледяной, займёт его истинный Король. Король Ночи.

– Уже довольно поздно, – Джон удивлённо взглянул на девушку. – Тебе не следует покидать Замок в такое время, Дени. Это может быть слишком опасно.

Таргариен позволила своим губам дрогнуть в улыбке. Дени. Она всё ещё не могла привыкнуть к тому, что кто-то, после смерти Визериса, вновь называет её этим именем. Но, стоило признать, то, как произносил его Сноу – мягко, ласково, нежно – ласкало слух.

– Я не одна, – Дейенерис кивнул за свою спину, где расположились трое вооружённых дотракийцев, готовых защитить свою Королеву.

Мужчины не были одеты в северные меха, и всё ещё продолжали носить, даже в Винтерфелле, столь привычную для себя одежду, что обнажала большую часть их тел. Но, кажется, дикари словно и вовсе не чувствовали холода. Будто их горячая южная кровь, согревала мужчин изнутри.

– Скоро здесь будут и Безупречные, – продолжила Таргариен, смотря Джону прямо в глаза, словно силясь в них что-то увидеть, но всё время натыкаясь лишь на стену. – Их армия огромна, и нигде во всём Вестеросе не сыскать воинов лучше, чем они.

Сноу кивнул. Он мало знал о Безупречных, но кое-что ему всё таки было известно. Дейенерис права, они крайне хорошие воины, вот только, успеют ли они прийти до того, как придёт война? Ведь теперь, каждая минута была слишком драгоценна для живых. Ведь любая из них, могла оказаться последней для каждого из них. Включая и Драконью Королеву.

Дейенерис шагнула вперёд, при этом несколько нервно скользнув языком по пересохшим губам, и, слегка вскинув вверх руку, ухватившись пальцами за ладонь мужчины, едва сжимая её в своей. Она видела, как сейчас обеспокоен Джон. Он всегда был угрюм и задумчив, с самого первого дня их знакомства, вот только, сегодня, она видела в его глазах лишь пустоту. Будто Сноу потерял всякий смысл жить и бороться. Словно он потерял себя самого.

– Что тебя беспокоит, Джон? – Таргариен искренне хотела помочь, вот только, если мужчина продолжит молчать, едва ли она сможет это сделать. – Если я могу сделать хоть что-то для тебя…

Но Сноу лишь усмехнулся, вспоминая, что этот же вопрос задала ему и Арья в Великом Чертоге, в день суда над Цареубийцей. И если тогда бастард боялся проиграть в надвигающейся Великой Войне, то чего он страшился теперь? Того же? Возможно. Но ко всему этому, примешалось и что-то ещё, какое-то внутренне предчувствие, что буквально сводило его с ума с тех самых пор, как сёстры покинули Винтерфелл. И это странное чувство, словно преследуя, проникало глубоко под кожу, растекаясь под ней диким холодом, что заставлял содрогнуться. Будто кто-то своей огромной ледяной рукой сжимал все его внутренности, не позволяя даже полноценно вдохнуть.

Уголок губ Джона едва заметно дёрнулся вверх, в то время как сам мужчина, накрыл своей второй ладонью ладонь Дейенерис, что всё ещё отчаянно хваталась за его пальцы. Кожа девушки была горяча, и это контрастом сталкивалось с его ледяной.

– Не стоит беспокоиться обо мне, моя Королева. Я буду в порядке, – и он действительно будет. Однажды. Тогда, когда найдёт свой покой. Тот самый, что, возможно, уже будет вечным. – А вам следует вернуться обратно в Замок. Уже слишком поздно, а сон крайне ценен. Ведь никто не знает, когда наступят бессонные ночи.

Таргариен медленно кивнула, позволяя и своим губам дрогнуть в ответной улыбке. Вот только, она не выражала ничего, кроме пустоты. В последний раз, девушка была так опустошена изнутри, лишь после смерти Дрого, вот только сейчас, как и тогда, на Дейенерис снова навалилось слишком многое. Её драконы, армия мертвецов, Король Севера… и столь ненужная, но уже зародившаяся любовь к нему. К тому, кто был рядом, но одновременно с этим, слишком далеко. С тех самых пор, как они переступили ворота Винтерфелла, мысли Джона всегда были где-то в другом месте, и никогда рядом с ней. Ведь даже проводя ночи вместе, Таргариен больше не чувствовала той искры, что зажглась между ними той ночью в каюте коробля. Эта искра просто затухла, сдавшись под натиском северного ветра и снегов. Но в груди Драконьей Королевы, подпитываясь её внутренним огнём, искра всё ещё продолжала тлеть, превращаясь в самое настоящее пламя.