Должница

Я устала. Я хочу домой, к сыну. Хочу смыть с себя грязь. И лечь в чистую от крови постель.

Но теперь я – жена Руднева. Жена человека, которого я ненавижу больше всех.

И ночь ещё не закончена.

Глава 40.

Мой муж - жестокий человек. И я не могу сказать, что не знала об этом, когда подписывала документы и почти добровольно становилась его женой. Руднев был жесток всегда, и за провинность приходилось расплачиваться, вот только какова будет нынешняя реальность – не догадывалась даже я.

Почти два года назад я встретила мужчину, которого полюбила. Как я наивно предполагала. Тогда я просто еще не знала, что любви не существует. Кирилл предал меня, и потому его смерть я даже не оплакивала. Я просто перестала чувствовать, ведь даже чуть позже к Давиду я не смогла испытать что-то большее, чем доверие. Давид до сих пор остался для меня загадкой, но теперь я думаю, что, будучи женой его брата, я смогу понять его мотивы, его мысли и то, из чего он состоит. Если Давид позволит.

А вот Игорь – это совершенно иное. Игорь был лишь мимо проходящей фигурой, а я для него – пешкой.

И никогда бы в жизни я не подумала, что скажу это, но получается, что Артем остался единственным человеком, который был честен со мной. Жесток, но честен – это стоило признать, не так ли?

Только одно связывало их всех – Кирилла, Давида, Игоря и Артема: в их кругах женщинами дозволено пользоваться. Даже больше – это считается нормой. Я сполна усвоила этот закон.

– Домой поедем позже. Сначала кое-куда пройдем.

Холодный голос Артема в сыром темном помещении был для меня связующей нитью и светом в конце туннеля – куда стоило идти. Здесь было темно и грязно, а с разных сторон нас встречали двери, открывать которые не было дозволено. А признаться честно, не особо и хотелось.

Но вскоре Руднев остановился и распахнул одну из дверей, заставив меня шагнуть внутрь маленького бетонного помещения. Я застыла изваянием и будто бы забыла, как это делать - дышать.

Удивительно: в этом заброшенном здании я стала женой Артема и здесь же, вероятно, я увижу смерть Игоря.

– Артем… - шепнула я, прикрывая рот ладонью.

Я хотела вернуться. Я хотела уйти отсюда, но Руднев поймал меня в свои руки и решительно развернул в сторону страдающего Игоря.

Его руки были подвешены за веревки. Я уверена, он едва чувствовал свои конечности. Ноги доставали до пола, но так, что ты уже не уверен – стоишь ли ты или висишь. Немой вопрос читался в его фигуре. Не думаю, что его глаза сохранили возможность видеть, но он точно нас услышал.

И испуганно дернулся.

Буквально этой ночью меня обуревала ярость на этого человека, а сейчас – сожаление к нему. Наверное, по этой причине женщины не правят этим миром. Жестоким – то ненавистным, то жалким - миром.

Мы находились здесь неприлично много минут, пока длилось наказание. Перед моими глазами, я уверена, еще долго будет стоять картина, где охрана Руднева выбивала правду из полуживого Игоря.

И вопросы были личные. Словно ничего другого не волновано Руднева.

Спала ли я с ним.

Согласилась ли я на предательство, когда мы с Игорем покинули клуб.

На что я была готова, чтобы вернуть сына? Какие рамки я уже перешла?

Под пытками жестокого человека лгать не станешь. И Игорь не лгал – сказал правду вплоть до произошедшего в машине.

Я почувствовала ладонь Руднева на своем виске и вспомнила про удар. Игорь тогда сильно приложился ладонью к моей голове, после чего я потеряла ориентир и решилась на аварию.

Я не шелохнулась от прикосновения горячей мужской ладони, но внутри у меня все застыло. Я услышала, как Руднев спрашивает о ссадине на моем виске. Да, это Игорь ударил меня. Скрывать бесполезно, его все равно убьют.

А затем его казнили.

Я вскрикиваю и прячу лицо в жесткой груди, обрамленной в белую сорочку. Артем прижал меня к себе. Ударить жену Руднева, оказывается, непростительный грех. Это дозволено только самому господину Рудневу.

…Мы долго шли обратно по такому же сырому и узкому коридору. Вот уже прошли мимо стола, на котором я расписывалась. Вышли на улицу, сели в машину и куда-то понеслись – все в прострации, от и до.

Всю дорогу до дома я думала только об одном: что уж точно не о таком бракосочетании мечтала некогда юная Авдеева Аля. Я и сейчас являлась юной, но в душе… в душе теперь мне словно сорок.

– Мы приехали домой.

Я очнулась от прикосновения. Тяжелая рука Руднева опустилась мне на макушку и… погладила волосы. Погладила нежно. Так, словно я представляла для Руднева какую-то ценность помимо того, что я мать его наследника.

Я распахнула глаза и застыла, не решаясь посмотреть в его жестокие глаза.

– Не бойся, - шепнул он.

Кто мне скажет, что все это значит? Это конец или только начало?

Я оглянулась. До этого мы двигались по частному охраняемому сектору и вскоре уперлись в двухэтажный дом. Несмотря на панорамное остекление для меня это отнюдь не уютный дом. Напротив, это золотая клетка.

Вот он - дом зверя. И я ступаю по нему медленно, прощупывая почву. Иду словно по болоту, ведь меня затягивает туда, куда идти совсем не хочется. Но там Богдан, там мой сын, и меня тянет туда сильно и безвозвратно.

– Шагай, - в спину настойчиво дышит Руднев, и я шагаю.

В доме я растерянно оглядываюсь в поисках детской. Кто с ним сейчас? Часто ли мой сын плакал? Заботился ли о нем хоть кто-то?

Руднев словно читает мои мысли и предупреждает:

– Он спит.

На глаза наворачиваются слезы.

Но я хочу увидеть его! И это желание очевидно для Руднева. Он расслабляет жесткие губы, его взгляд становится мягче. Этот мужчина в домашней обстановке уже не кажется таким жестоким, но я знаю, каким он может быть. Полчаса назад в подвале я увидела это своими глазами.

– Сперва помой руки. Второй этаж и направо. Первая дверь - детская.

Ступаю туда, куда он приказал. Не медлю ни секунды. Я помыла руки, протерла лицо холодной водой и выбежала из ванной. Поднявшись на второй этаж, я слышу обращение Артема – он говорит, что мне нужно искупаться, но я прячусь в детской раньше, чем он запретит мне встречаться с сыном. Наверное, это выглядит глупо – убегать, чтобы вот-вот тебя не вернули обратно, не отняли мечту, но ноги сами несли меня сюда. В детскую.

Здесь тихо и спокойно. Много места – детская по размеру была больше, чем наша с Кириллом съемная квартира. С кровати доносилось глубокое дыхание, там лежала какая-то женщина. Я подошла к детской и опустилась на колени тут же - ноги словно перестали меня держать.

Богдан лежал неспокойно, кряхтел и ворочался. Маленький комочек, на которого всем было все равно. Приставленная к нему женщина даже не шелохнулась – настолько крепко она спала, будто только сегодня днем она подрабатывала на стройке.