Дом старого барона
Шрифт:
Раз в неделю они играли с дедом в шахматы, и это было единственным развлечением в усадьбе. За игрой дедушка преображался и через час сосредоточенных размышлений о тактике и стратегии охотно начинал рассказывать о своей молодости. Чаще всего эти истории начинались так: "Помню я, был один поход...", и Матильда слушала его с жадностью, недоумевая и поражаясь, что на свете существуют огромные дома в несколько этажей, где-то простираются обширные луга и поля, а люди порой совсем отличаются от всех, кого ей приходилось знать. Особенно ее поражало и ужасало, когда дед начинал рассказывать о войне так обыденно и просто,
– ...он только успел это сказать, - гудел спокойно дед над расчерченной доской, - и вдруг ядро оторвало голову его соседу и разворотило морду офицерской лошади... То есть, мордочку, - запнулся он, - мордочку лошадке. Вот такой же, как здесь, - он с намеком показал на ее белого всадника.
– Я уже не маленькая, чтобы сластить пилюлю и сюсюкать со мной, - рассеянно возразила ему Матильда и тут же пропустила хитрое нападение черной королевы. Она с досадой прикусила губу, когда дед выиграл четвертую партию подряд, и решительно потребовала реванша.
– Это все оттого, что я тебе рассказываю старые байки, - огорчился хитрый барон фон Ринген.
– Конечно, - буркнула Матильда, заодно припомнив, что первое имя барона - Рейнеке, а Рейнеке - как всякому известно, был хитрым лисом, - но я сама виновата: ведь вы учите меня никогда не терять ума, чтобы не происходило вокруг. А я сижу и мечтаю, как могла бы сама оказаться на коне впереди войска! Почему у нас нет лошадей, дедушка?
– неожиданно спросила она.
– Я бы хотела научиться ездить верхом!
– Увы, - барон ловко расставлял фигуры заново, - здесь плохо растет овес, а возить его дорого стоит. Тем более, лошадей нужно купить хороших, а заводчики дерут бешеные цены: когда война - боевой конь стоит дорого, а в мирное время - еще дороже. Да и ты, дорогая Матильда, к верховой езде не приспособлена.
– Почему?
– она поморщилась, как только услышала свое имя.
– Я могу бежать без отдыха час, могу выследить и поймать оленя, могу фехтовать без передышки... Почему я не могу ездить верхом?
– Это другое, - уклончиво ответил барон.
– Животные здесь вообще плохо живут: что лошади, что собаки.
– Мы могли бы перебраться, - заметила она исподволь и взяла в ладонь черную королеву.
– Куда-нибудь поближе к большому городу...
– Об этом нет и речи, - отрезал дедушка.
– У нас не хватит денег на новый дом, а этот никто не купит, даже вместе с землей и лесом.
На языке у Матильды вертелись тысячи возражений, но она промолчала, вспомнив крутой нрав деда, который не очень любил, когда ему перечили, и, подавив желание отковырять от фигурки суконную подкладку, подала ему фигуру.
– Вы хотите, чтобы я стала настоящей баронессой, - наконец осторожно сказала она, когда сделала первый ход.
– Но без людей я не знаю, как мне себя вести. Ваши слуги не умеют шить, и у меня никогда не было даже платья. Так почему же если вы растите меня как мальчика, я не могу вести себя как юноша?
– Это все глупые книги!
– рявкнул на нее дед, оскалившись будто волк.
– Хорошей девушке не пристало читать... для ее и моего спокойствия! Пойми же, сердечко
– Ты должна слушаться меня, и все будет хорошо. Я знаю, что делаю, Матильдхен! Если я говорю, что ты должна жить здесь, ты будешь выполнять мою волю!
– Но ведь мать и отец здесь не жили, - сказала она упрямо.
– Они жили в городе.
– И их больше нет, - барон фон Ринген стукнул по столу так, что он вздрогнул, покосился, и фигурки съехали со своих мест.
– Постой! Кто это тебе сказал о родителях?
– Никто, - буркнула Матильда, предчувствуя скорую порку.
– Я просто будто бы знаю это.
– Ах, вот оно как! Нет, сжечь все книги, немедленно! Оттуда идет вся зараза, которая будоражит тебе душу!
– он резко встал, и Матильда подскочила на месте и вцепилась ему в руку.
– Прошу вас...
– бормотала она, пока он пытался стряхнуть ее или взять за шиворот, будто нашкодившего зверька.
– Пусть мы не поедем в город... Оставьте книги... Вы сами говорили, что они принадлежали бабушке, и что они дороги вам...
– Ты дороже мне любых книг, несносная девчонка. Но твое непослушание выводит меня из себя!
– процедил барон.
– Где розги?
– взревел он так, что затряслись стены.
– Твоя мать было чудесной и послушной девочкой, пока не встретила твоего отца! Твой дядя никогда не смел даже помыслить говорить со мной в таком тоне!
Она прикусила губу, чтобы не сказать больше, чем уже было сказано, и отпустила деда. Тот молча указал ей на место, и Матильда послушно села. О шахматной партии можно было уже забыть, и она принялась собирать рассыпавшиеся фигурки. Мать и отца она никогда не знала и всякий раз удивлялась, когда дед говорил о них, как о живых людях, которые когда-то ели, пили и чувствовали.
– Розги в детской, - услужливо заметил слуга, появившийся как раз вовремя, чтобы подать барону его вечернее подогретое вино.
– Мой господин, у вас просит аудиенции какая-то женщина.
– Сейчас?
– барон фон Ринген приподнял бровь и взял бокал.
– Я же велел никому не появляться близ моего дома!
– Она говорит, что это очень важно.
– Кто она?
– Какая-то старуха... Крестьянка.
– Дай ей талер и гони ее в шею!
– Вот как теперь вы привечаете странников, барон фон Ринген...
– старуха уже стояла в дверях и нахально усмехалась, глядя на барона.
– Кто бы мог подумать, кем станет маленький юнкер!
У барона отвисла челюсть, и Матильда впервые увидела растерянность на лице своего деда, который всегда знал, что и как нужно делать.
– Откуда ты здесь?
– спросил он переменившимся голосом.
– Как ты сюда попала?
– Я здесь всю жизнь живу, - сказала старуха просто.
– Уж всяко дольше тебя. Дай Бог памяти, когда ты вернулся? Лет двенадцать назад?
– Матильда, наверх!
– скомандовал барон фон Ринген, не сводя глаз со старухи.
– Шахматы оставь! Слуги уберут. И не думай, что я забуду о твоем поведении.
Матильда неохотно слезла со стула. Она внимательно взглянула на старуху, и та ответила ей ровно таким же пристальным взглядом, который будто бы проникал внутрь ее души. Она покраснела и опустила голову.