Дом старого барона

– Что это у тебя - вроде девка, а от парня не отличишь?
– услышала Матильда, пока поднималась по лестнице. Она перегнулась через перила, чтобы услышать дедов ответ, но проклятый слуга на кухне нюхнул чересчур много табачку и расчихался так, что заглушил слова барона. Матильда прикусила губу, воровато оглянулась и сняла домашние туфли. Дед так и так обещал ее выпороть, так чтобы и не подслушать их разговор?

Она спряталась за сломанными часами, которые отбивали время, когда им вздумается. Отсюда было видно, как ее дед пододвигает крестьянке кресло, все еще не выпуская вино из рук, и Матильда протерла глаза от удивления. Может быть, это какая-нибудь знатная дома, которая прячется от кого-нибудь?

– Вот вино, - неловко сказал Рейнеке, барон фон Ринген.

– Хочешь?

– Не откажусь, - Магда глядела, как он не может решить, как подать ей бокал, и забрала его себе.

– Как Ганс?
– спросил он.

– Умер, - коротко ответила она.
– А как милая Анна?

– Тоже, - хмуро ответил барон.
– Постой, но это уж ты должна бы знать!

– А я и не говорила, что не знаю, - отрезала Магда.
– Но я же почтенная старуха, то бишь, вежливая.

– Вежливость и ты, - барон фон Ринген покачал головой, и Матильда подумала, что с ним что-то случилось. В любое другое время он бы выставил старуху за дверь, а то бы еще и высек ее. Она видела только спину деда, и тот то и дело заслонял от нее старуху.

– На себя посмотри, - посоветовала ему Магда.
– Ладно, я сюда не лясы пришла точить и не вспоминать старые времена. Ну-ка, скажи мне, что там с твоими старыми привычками, из-за которых у тебя были неприятности?

– Какими еще привычками?
– ощетинился старой барон так, что Матильде показалось, будто у него встала дыбом даже косичка от парика.

– А вот этими самыми, - она ткнула ему в грудь бокалом.
– Полнолуние, охота...

– Не твое дело, женщина!

– Ошибаешься, - с явной угрозой сказала Магда. Она залпом выпила вино.
– Очень даже мое. Но я уже вижу, ничего не переменилось... Бегаешь от инквизиторов и охотников? Пытаешься не злиться? А чьл твоя внучка?

– С ней все нормально!
– рявкнул барон.
– Какого дьявола я должен отвечать на твои вопросы? Чего тебе вообще надо? Я никому не мешаю в этом Богом забытом месте, и все идет как надо.

– Да? Да ты из собственной шкуры сейчас вывернешься, чтобы не отвечать на мои вопросы. Слушай сюда, юнкер, ты меня знаешь. Я все равно найду след и, если ты или кто-то из твоих родных окажешься виноват, сделаю так, что вы будете бежать отсюда, теряя портки!

– Я ума не приложу, о чем ты твердишь!

– Моя внучка в беде, - отрезала Магда.
– И, если ее сожгут на костре, как ведьму, ты отправишься следом за ней.

Она поставила бокал на стол и встала.

– Ты меня понял, - утвердительно сказала старуха, и Матильда сжала кулак. Дед должен был сейчас показать ей, где раки зимуют, а не стоять столбом как Глупый Петер!
– И приглядывай за своей внучкой... Она из тех, кому легко обернуться волчонком, а с твоей заботой это легче легкого.

– Не твое дело, - опять пробормотал дед. Он оперся на стол кулаками, исподлобья глядя на крестьянку, которая смела угрожать ему. Матильда мысленно приказала ему проучить старуху, но он ничего не делал, хотя сам всегда твердил, что в ответ надо удар надо бить без размышлений. Старуха скользнула по ней взглядом, пока шла к дверям, и девочка задержала дыхание, пытаясь слиться с тенью; гостья, кажется, не заметила ее и не поменяла презрительного и высокомерного выражения лица, даже когда дед крикнул ей вслед убираться.

Выйти Матильда не посмела, поскольку дед с размаху скинул латунный бокал на пол, и тот погнулся, жалобно и глухо звякнув. Она видела, как старый барон с размаху сел в кресло, где только что была гостья, рванул пуговицы на старом дублете, и часть из них покатилась по полу, проваливаясь в щели между старыми досками. Дед потер сердце, недобро хмурясь, а затем заревел на весь дом, подзывая к себе слугу.

– Немедленно в деревню, - сказал он, заикаясь от еле сдерживаемой ярости.

– Узнай, что там произошло! Готовь мое платье и церемониальный меч. Матильду не выпускать! Держать ухо востро!

Матильда тихонько выбралась из своего укрытия, прижимая к груди туфли. Пригибаясь, она пробежала вверх по лестнице, ужасаясь тому, что будет, если дед ее заметит. В своей комнате она отдышалась и легла на постель, что было ей строго-настрого запрещено. Невозмутимый паук ткал под потолком паутинку, и ему отнюдь не мешал ни грохот снизу, где что-то разыскивал дед, ни суета двух слуг в соседней комнате. "Я бы не стала так лебезить перед той крестьянкой, - сказала ему Магдалена про себя.
– Я бы и перед курфюрстом не испугалась, и перед самим императором". Она закрыла глаза, представляя, как выслеживает таинственную женщину, и не заметила, как задремала.

На ее счастье, она успела проснуться и вскочить на ноги прямо перед приходом деда. Барон фон Ринген, уже спокойный, переодетый, но по-прежнему злой, не обратил никакого внимания на смятое покрывало, и у Матильды отлегло от сердца.

– Ты не испугалась?
– спросил он заботливо и потрепал ее по щеке жесткой рукой.

– Нет, дедушка. Кто это?

– Так, - дед еле заметно приподнял плечо, и это означало, что он не собирается отвечать на этот вопрос.
– Не будь чересчур любопытной, Матильда.

Он неожиданно присел и обнял ее, упершись подбородком ей в макушку.

– Что случилось, дедушка?

– Ничего... Не беспокойся ни о чем, чтобы ни случилось. Я всегда буду рядом, Матильда. И никто не посмеет тебя обидеть. Никто не перейдет мне теперь дорогу, - он бормотал эти слова над ее головой, и Матильде стало неловко. "Это я уже должна защищать тебя от обид, дедушка!
– чуть было не воскликнула она.
– И, клянусь, я сделаю это". Но она, конечно, ничего не сказала и лишь обняла его в ответ, размышляя о том, что и как сделает, чтобы помочь ему.

"И заскорбев да ринувшись в погоню увидели мы кости и кровь ваша милость что напугало нас до невообразимости поскольку зверь должен быть слишком крупным чтобы оставить след зубов таких размеров барон фон Ринген милостиво согласился передать расследование в руки пресвятой церкви услышав наш глас что не может быть это делом рук человеческих а токмо дьявольских..."

– Хватит, хватит, - остановил чтеца епископ, воспользовавшись мгновением, когда тот запнулся, чтобы перевести дух.
– От этого правописания у меня болит голова... И, как обычно, не обошлось без дьявола. Без этого старого проходимца не обходится ни одного прошения ко мне, будто церковь - не церковь, а сборище святых волхвов, которые умеют творить чудеса. Да, да, я помню, Руди, что вы не одобряете, когда я так говорю, - обратился он к собеседнику в углу, сидевшему неподвижно, как статуя.
– Будь мы так сильны, как они думают, мы бы давным-давно отогнали турок с наших земель, освободили бы наши города и принесли бы знания и веру всякому народу на этой земле.

– Вы считаете их просьбу глупостью?
– тихо спросил его собеседник.

– Глупостью? Разумеется, нет. Но я не вижу здесь ничего, с чем мог бы справиться самый заурядный священник: успокоить людей, обратиться к правителю этой земли за солдатами... Кстати, где все это происходит?
– живо поинтересовался он у писца, но тут же махнул рукой, унизанной перстнями.
– Нет-нет, не отвечай, не надо. Я не собираюсь туда никого посылать, равно как и передавать письмо дальше.

– Что если у этого правителя нет солдат?
– прямо спросил епископа Руди. Монашек, читавший прошение, взглянул на него, некрасиво открыв рот.
– На нашей земле шло много войн в последнее время, и не всякий курфюрст и граф может похвастаться разумом и умением воевать с малыми потерями.