Домби и сын

— Надо спросить объ этомъ Эдиь. Ахъ, Боже мой, да гд же она?

— Эдиь! — вскричала м-съ Скыотонъ, — гд ты, моя милая? Врно она ищетъ васъ, м-ръ Домби. Мы здсь, мой другъ.

Прекрасная леди высвободилась изъ объятій Флоренсы и поспшно удалилась къ матери и жениху. Флоренса осталась на томъ же мст, счастливая, грустная, въ слезахъ, не понимая, что съ нею длается. Вскор воротилась ея новая мать, и она опять бросилась въ ея объятія.

— Флоренса, — сказала Эдиь, проницательно и съ большимъ участіемъ всматриваясь въ лицо двушки, — надюсь, вы не начнете съ того, чтобы ненавидть меня?

— Васъ ненавидть, мама? — вскричала Флоренса, обвиваясь вокрутъ ея шеи.

— Такъ вы начнете думать обо мн съ хорошей стороны и станете надяться, что я сдлаю васъ счастливою. Я буду любить васъ, Флоренса: уврьтесь въ этомъ. Прощайте. Скоро мы увидимся опять. Не стойте здсь.

Все это Эдиь проговорила торопливо, но съ необыкновенной твердостью. Поцловавъ еще разъ трепещущую двушку, она вышла въ другую комнату и присоединилась къ м-ру Домби.

Теперь-то наконецъ Флоренса отыщетъ дорогу къ отцовскому сердцу, и подъ руководствомъ новой маменьки ея завтныя стремленія увнчаются полнымъ успхомъ! Во сн явилась ей прежняя мать съ лучезарной улыбкой и съ благословеніями на устахъ. Счастливая Флоренса!

Глава XXIX Мистриссъ Чиккъ

Возставъ отъ сна и воздавъ благодареніе Господу, миссъ Токсъ, въ одно прекрасное утро, изволила въ своей храмин на Княгининомъ Лугу кушать свой обыкновенный завтракъ, какъ-то: французскую булочку, свжее яичко въ смятку и крылышко цыпленочка со включеніемъ чашки чаю, перемшеннаго и настоеннаго по извстному рецепту съ какою-то травой весьма цлительнаго свойства. Миссъ Токсъ еще не вдала и не гадала, что домъ м-ра Домби обставленъ подмостками и лстницами, по которымъ, какъ волшебные духи, карабкаются и снуютъ повсюду странные люди, перевязанные носовыми платками и перетянутые грязными передниками. Окончивъ завтракъ, прелестная два, по заведенному порядку, принялась убирать свою маленькую гостиную, служившую украшеніемъ всего Княгинина Луга.

Утреннія занятія миссъ Токсъ производились методически, по обдуманному плану. Сперва она надвала нсколько похожія на засохшія листья, старыя перчатки, которыя во всякое другое время тщательно скрывались отъ человческаго взора въ одномъ изъ нижнихъ ящиковъ комода. Затмъ разыгрывался на клавикордахъ птичій вальсъ, наполнявшій сердце сладостными ощущеніями. Затмъ, по естественному сцпленію идей, обозрвалась пвчая птица — очень хорошая птица, голосистая канарейка, услаждавшая громкими трелями музыкальныя уши всего Княгинина Луга. Затмъ разставлялись по мстамъ хрустальныя и фарфоровыя украшенія съ нкоторыми другими принадлежностями, придававшими уютной комнат видъ необыкновенной чистоты и даже невинности. Затмъ совершалась ревизія растеній, и миссъ Токсъ, вооруженная маленькими ножницами, подстригала нкоторые специменты съ удивительиою ловкостью. Но въ это утро прелестная два медленно и съ какою-то нершительностью приступила къ своимъ ботаническимъ упражненіямъ. Погода была тихая; южный втерокъ, подувавшій въ растворенныя окна, располагалъ душу къ пріятной меланхоліи, и миссъ Токсъ, на крыльяхъ быстрой мысли, унеслась далеко за предлы шумнаго города. Трактирный мальчикъ изъ "Герба Княгини", курчавый и румяный, въ бломъ передник, вышелъ на площадку съ мднымъ ведромъ въ одной и ковшикомъ въ другой рук; и началъ поливать весь Княгининъ Лутъ, выдлывая очень искусные водяные узоры. Отъ этой операціи травянистая почва получила свжій и, по выраженію миссъ Токсъ, совершенно растительный запахъ. Слабый лучъ солнца, промелькнувшій изъ-за угла сосдней шумной улицы, оживилъ внезапнымъ восторгомъ цлыя кучи воробьевъ, запрыгавшихъ и зачирикавшихъ на дымныхъ трубахъ въ ознаменованіе сердечной благодарности дневному свтилу. Въ городскихъ предмстьяхъ тамъ и сямъ косили пахучую траву, и запахъ свжаго сна, несмотря на сильное противодйствіе разныхъ благовоній на своемъ пути, достигалъ однако-жъ до Княгинина Луга, сообщая отрадныя всти о природ и ея цлебномъ воздух, столь необходимомъ для жалкихъ плнниковъ тсныхъ и темныхъ захолустьевъ, сдлавшихся притономъ всякаго зловонія… Награди Господь лорда мера и его комитетскихъ чиновниковъ, любителей и покровителей зловонной чумы, отравляющей десятки тысячъ нищихъ братій, дерзнувшихъ искать пріюта въ роскошномъ город, ввренномъ ихъ отеческому понечительству!.. Но это въ скобкахъ.

Миссъ Токсъ сидла на окн, погруженная въ сладкое раздумье. Она думала о своемъ добродтельномъ папеньк, м-р Токс, который всю жизнь ловилъ контрабандистовъ со славою и честью и скончался какъ христіанинъ въ объятіяхъ неутшнаго семейства. Она провела свое дтство на морской пристани, вдыхая запахъ смолы и топленаго сала. Счастливое время, золотое время! Гд теперь эти прелестные луга, покрытые незабудками и лиліями, луга, на которыхъ паслись коровы, заготовляя матеріалъ для сливочнаго масла! Куда двались эти румяные юноши въ нанковыхъ курткахъ, для которыхъ миссъ Токсъ въ бывалые годы плела внки изъ незабудокъ и длала букеты изъ фіалокъ. Они исчезли, зти юноши въ нанковыхъ курткахъ, исчезли и съ внками, и съ пламенными клятвами въ ненарушимой врности до гробовой доски! О время, время!.. О нанковыя куртки!..

Миссъ Токсъ вздохнула изъ глубины души, посмотрла на трактирную вывску, на чирикающихъ воробьевъ и снова задумалась, — задумалась о своей покойной маменьк, о ея умилительныхъ добродтеляхъ и сильныхъ ревматизмахъ. Въ эту минуту передъ самымъ окномъ прошелъ дюжій колченогій мужчина съ огромной корзиной на голов и кричалъ во весь ротъ: "Цвты — ландыши, цвты — маргаритки, сударыня!" Миссъ Токсъ отвернулась, покачала головой, и мысль о скоротечности человческой жизни, неизвстно почему, возникла въ ея ум со всми доказательствами относительно непрочности мірскихъ благъ. Придетъ, и скоро придетъ пора, когда завянетъ и она, Лукреція Токсъ, завянетъ какъ маргаритка, сорванная безжалостной рукою! Да, завянетъ.

И отъ полевой маргаритки мысли миссъ Токсъ незамтно перешли къ м-ру Домби, вроятно потому, что майоръ уже воротился и учтиво раскланивался съ нею изъ своего окна: иначе какая же другая связь могла быть между маргариткой и мромъ Домби? "Каковъ-то онъ теперь посл своего путешествія? — думала миссъ Токсъ. — Успокоилась ли его страждущая душа? Думаетъ ли онъ жениться во второй разъ, и если думаетъ, на комъ? Какой женщин суждено сдлаться второю супругою м-ра Домби?"

Яркій румянецъ — погода была жаркая — покрылъ задумчивое лицо миссъ Токсъ, и она съ изумленіемъ замтила въ себ эту странную перемну, когда увидла въ каминномъ зеркал отраженіе своего лица. Румянецъ, еще боле яркій, зардлся на ея щекахъ, когда появилась на Княгининомъ Лугу небольщая карета, подъхавшая прямо къ ея дому. Миссъ Токсъ поспшно встала, схватила маленькія ножницы и принялась съ большимъ усердіемъ подрзывать растенія въ ту минуту, когда вошла въ гостиную м-съ Чиккъ.

— Какъ ваше драгоцнное здоровье, милый другъ? — воскликнула миссъ Токсъ, встрчая гостью съ распростертыми объятіями.

Какая-то величественная важность отражалась на этотъ разъ во всей фигур м-съ Чиккъ; однако-жъ она обняла своего милаго друга, поцловала и сказала съ нкоторою торжественностью:

— Благодарю васъ, Лукреція. Я совершенно здорова. Надюсь, и вы также. Кге!

Односложный кашель м-съ Чиккъ совершенно особаго свойства служилъ, казалось, предисловіемъ къ настоящему кашлю.

— Сегодня вы очень рано пріхали, моя милая, — сказала миссъ Токсъ, — какъ я вамъ благодарна! Не хотите ли позавтракать?

— Благодарю васъ, Лукреція. Братъ мой вернулся изъ Лемингтона, и я завтракала сегодня вмст съ нимъ. Кге!

Говоря это, м-съ Чиккъ осматривалась кругомъ по всмъ направленіямъ, какъ будто видла въ первый разъ уютную комнату своей подруги.

— Надюсь, моя милая, теперь получше вашему братцу?

— Благодарю васъ, Лукреція, ему гораздо лучше. Кге!

— Ахъ, милая Луиза, васъ очень безпокоитъ этотъ кашель. Остерегайтесь, мой безцнный другъ.

— Благодарю васъ, Лукреція, это ничего. Такъ бываетъ со мной всегда передъ перемною погоды. Мы должны ожидать перемны.

— Въ погод? — спросила миссъ Токсъ наивнымъ тономъ.

— Во всемъ, — возразила м-съ Чиккъ. — Конечно должны, и свтъ не можетъ обойтись безъ перемнъ. Лукреція, кто будетъ противорчить этой истин, покажетъ только, что y него голова не на своемъ мст. Перемны, говорю я, были, есть и будутъ! Пусть покажутъ мн хоть одну вещь, которая не измняется. Боже мой, Боже мой! Даже шелковичный червь — наскомое безсмысленное, безъ чувства, безъ ума, безъ памяти — безпрестанно подвергается самымъ неожиданнымъ и самымъ удивительнымъ перемнамъ. Да!

— Какая тонкая, удивительная наблюдательность! Несравненная Луиза всегда врна самой себ!

— Благодарю васъ, Лукреція. Вы говорите и думаете искренно, я уврена въ этомъ. Надюсь, ничто въ свт не заставитъ насъ перемнить мнніе другъ о друг.

— О, конечно, моя милая! — возразила миссъ Токсъ.

М-съ Чиккъ откашлянулась, какъ прежде, и принялась выводить на ковр разныя фигуры костянымъ концомъ своего зонтика. Миссъ Токсъ, привыкшая къ раздражительности своей прекрасной подруги, воспользовалась этой паузой, чтобы перемнить разговоръ.