Домби и сын

— Ну да, миссъ Флой, нечего и говорить, славный онъ собесдникъ, славный, славввный, чортъ бы его взялъ! Такого не найти и со свчой среди благо дня. A ужъ если понадобится отмтка, миссъ Флой, аттестатъ за врную службу, миссъ Флой, — пусть онъ не показывается мн на глаза. Вотъ все, что я скажу!

Такъ повела рчь Сусанна Нипперъ Выжига, уже часа два сидвшая въ комнат Флоренсы съ головою, опущенною внизъ, и руками, сложенными на груди.

— Перестаньте, Сусанна! — съ кротостью отвчала Флоренса.

— Вамъ хорошо говорить «перестаньте», миссъ Флой, — возразила Сусанна Нипперъ съ необыкновенной запальчивостью, — a вдь ужъ мы, съ вашего позволенія, доходимъ до такихъ пассажей, что y честной христіанки вся кровь уйдетъ подъ пятки, если колоть ихъ иголкой или булавкой. Мое дло сторона, миссъ Флой, a все-таки мн нечего сказать противъ вашей мачехи: она обходится со мной, какъ слдуетъ. Горда она, правда, очень горда, да мн до этого нтъ никакого дла. A вотъ, когда командуютъ надъ нами какія-нибудь мистриссы Пинчинсисы и стоятъ въ дверяхъ вашего папа, какъ крокодилы (хорошо еще, что не кладутъ он яицъ), то ужъ извините, миссъ Флой, вдь я не каменная!

— Папа хорошаго мннія о м-съ Пипчинъ, — возразила Флоренса, — и онъ вправ назначать ключницъ. Пожалуйста перестаньте, Сусанна!

— Извольте, миссъ Флой, я замолчу, если вамъ угодно. Только, что прикажете длать? М-съ Пипчинъ, на мой вкусъ, кисле всякаго несплаго крыжовника. Было бы вамъ это извстно.

Этотъ замчательный разговоръ происходилъ въ тотъ самый вечеръ, когда м-ръ Домби, посл бдственнаго приключенія, только что привезенъ былъ домой. Сусанна была особенно не въ дух, и не безъ причины: ее послали внизь навдаться насчетъ драгоцннаго здоровья м-ра Домби, и она принуждена была адресоваться съ этимъ порученіемъ къ своему смертельному врагу, м-съ Пипчинъ, которая, не передавъ ея словъ м-ру Домби, приняла на свою отвтственность дать нахальный отвтъ, какъ выразилась Сусанна въ донесеніи Флоренс. Такое нахальство миссъ Нипперъ объяснила обиднымъ и дерзкимъ невниманіемъ къ Флоренс, a этого, само собою разумется, простить было невозможно. Вотъ почему она была не въ дух въ этотъ вечеръ. Впрочемъ, еще со времени свадьбы въ этой двиц началъ развиваться безпокойный духъ подозрительности: какъ и вс особы съ ея характеромъ, получающія искреннюю и сильную привязанность къ лицамъ, высшимъ по своему общественному положенію, Сусанна была очень ревнива, и ея ревность теперь естественно обратилась на Эдиь, которая раздлила ея прежнюю власть и вліяніе на миссъ Домби. Обрадованная отъ всей души и справедливо гордая тмъ, что Флоренса заняла, наконецъ, приличное мсто на сцен своего прежняго униженія и нашла себ естественную покровительницу въ прекрасной жен м-ра Домби, Сусанна Нипперъ не хотла однакожъ уступить Эдии ни шагу изъ своихъ прежнихъ владній безъ внутренней борьбы и скрытой досады, которая, безсознательно для нея самой и съ видимымъ безкорыстіемъ, высказывалась въ ея довольно рзкихъ указаніяхъ на гордый и запальчивый характеръ молодой леди. Такимъ образомъ, съ послдняго плана въ фамильной картин, на который она по необходимости снизошла посл свадьбы, миссъ Нипперъ вообще смотрла на семейныя дла съ ршительнымъ убжденіемъ, что нечего ждать добра отъ м-съ Домби. Ho высказавъ эту сентенцію, она при каждомъ возможномъ случа спшила объяснить и доказать, что лично отъ себя она ничего не иметъ сказать противъ прекрасной леди.

— Ужъ поздно, Сусанна. Мн ничего не нужно, — сказала Флоренса, сидвшая задумчиво за своимъ столомъ.

— Вотъ какъ, миссъ Флой! A помните, мы бывало просиживали съ вами напролетъ ночи, вы за работой, я за дремотой. Тогда Сусанн никогда не было поздно. Ну, да что было, то прошло. Теперь при васъ есть маменька, которая сидитъ вмсто меня. Оно и лучше. Я рада. Мн нечего сказать противъ нея.

— Поврьте, Сусанна, я никогда не забуду, кто длилъ со мною мое прежнее сиротство, никогда, моя милая, никогда!

И говоря это, Флоренса обвила рукою шею своей скромной подруги и, поцловавъ ее въ щеку, пожелала ей доброй ночи. Это до такой степени разнжило миссъ Нипперъ, что она зарыдала.

— Милая, ненаглядная моя, миссъ Флой, — сказала Сусанна, — позвольте мн опять навдаться къ вашему папа. Я знаю, моя душечка, вы очень безпокоитесь; я сама войду въ его спальню и разспрошу отъ вашего имени, гд, что и какъ. Позвольте, миссъ Флой!

— Нтъ, Сусанна, ступайте спать. Завтра мы все узнаемъ. Утромъ я сама пойду. Маменька, я думаю, ходила туда, a можетъ, она и теперь тамъ. Прощайте, мой другъ. Спокойной ночи.

Сусанна удалилась, не говоря ни слова. Взволнованная слишкомъ нжными воспоминаніями, она удержалась отъ изложенія собственнаго мннія насчетъ присутствія м-съ Домби при особ ея супруіа, да и не было нужды: Флоренса не врила сама своему предположенію, и Сусанна замтила это по яркой краск, выступившей на ея лиц, когда она произносила послднія слова. Оставшись одна, Флоренса скоро опустила голову на свои руки, какъ это она длывала въ былыя времена, и не удерживала слезъ, полившихся обильнымъ потокомъ изъ ея глазъ. Домашнія бдствія и раздоры, погасавшая надежда отыскать когда-либо дорогу къ отцовскому сердцу, сомнніе и страхъ за участь матери и отца, пламенная любовь къ нимъ обоимъ, тяжкое разочарованіе въ настоящемъ и предчувствіе большихъ несчастій въ будущемъ, — все это одно за другимъ тснилось въ ея душ и падало убійственнымъ бременемъ на ея измученное сердце. Ея мать и братъ, сокрытые ранней могилой, непреклонный отецъ, Эдиь, презирающая его гордость и высокомріе, но любящая ее и любимая ею, — казалось, куда бы и на что бы ни обратилась ея привязанность, нигд не могла она пустить глубокихъ корней и возрасти до полнаго расцвта.

И среди этихъ размышленій, отравившихъ спокойствіе ночи, вдругъ со всею живостью предсталъ передъ нею образъ отца, изувченнаго и страждущаго, который лежалъ въ комнат одинъ, безь родныхъ и друзей, близкихъ его сердцу. Страшная мысль, что онъ можетъ и умереть въ этомъ положеніи, не увидвъ своей дочери, не сказавъ ей предсмертнаго прости, острымъ кинжаломъ впилась въ чя грудь и заставила ее, всплеснувъ руками, судорожно отпрянуть отъ своего мста. Взволнованная и трепещущая, она задумала — и эта дума скоро перешла въ твердое ршеніе — попытаться еще спуститься по темной лстниц въ нижній этажъ и войти въ комнату м-ра Домби.

Она подошла къ дверямъ своей комнаты и начала внимательно прислушиваться. Во всемъ дом ни малйшаго шороха, и свчи были давно потушены. Какъ много, много, — думала она, — прошло времени съ той поры, какъ первый разъ она предприняла свое ночное путешествіе къ дверямъ отцовскаго кабинета! И тогда, какъ теперь, она въ глубокую полночь подкрадывалась къ его комнат, откуда онъ тотчасъ же вывелъ ее назадъ… но это было давно, давно… a теперь?… но вотъ увидимъ.

Съ тмъ же дтскимъ сердцемъ, какъ и прежде, съ тми же робкими глазами и распущенными волосами, Флоренса теперь, какъ и тогда, робко спустилась съ лстницы, прислушиваясь къ шуму собственныхъ шаговъ, и подошла къ его комнат. Въ дом никто не шевелился. Дверь была пріотворена, и все вокругъ такъ было тихо, что она могла слышать трескъ каминнаго огня и считать бой часовъ, стоявшихъ на камин.

Она отважилась заглянуть въ комнату. Ключница, закутанная въ одяло, дремала съ закрытыми глазами въ вольтеровскомъ кресл передъ каминомъ. Дверь въ другую комнату была пріотворена и заставлена ширмами; но оттуда свтился огонекъ, и свча, казалось, стояла передъ постелью отца. Все тихо, все спокойно, и по дыханію больного можно было судить, что онъ спитъ. Это придало ей духу пробраться за ширмы и заглянуть въ его комнату.

Она на цыпочкахъ прокралась къ его постели, взглянула на спящее лицо и… задрожала всмъ тломъ, какъ будто вовсе не ожидала его увидть. Проснись онъ въ эту минуту или сдлай инстинктивное движеніе, Флоренса осталась бы прикованною къ мсту.

На его лиц былъ глубокій шрамъ. Вспрыснутые цолосы неправильными прядями разбросались по подушк. Одна рука, свсившаяся съ постели, была перевязана. М-ръ Домби былъ очень блденъ. Но не это приковало къ мсту робкую двушку, посл того какъ она бросила быстрый взглядъ на отца и уврилась, что онъ спигь. Была въ его глазахъ и во всей фигур какая-то рзкая особенность, вовсе незнакомая Флоренс.

Во всю жизнь ни разу не видала она его лица свободнымъ отъ какойто дикой угрюмости, близкой къ негодованію. Везд и всегда отражался на немъ этотъ дикій отпечатокъ, и при взгляд на него, Флоренса невольно потупляла глаза, и всякая надежда замирала въ ея сердц передъ этимъ суровымъ, отталкивающимъ, нелюдимымъ взоромъ. Но теперь… первый разъ теперь это лицо было свободно отъ облака, омрачившаго всю жизнь отверженнаго дтища. Тихая, спокойная ночь отражалась на немъ, и, казалось, онъ заснулъ, благословивъ наиередъ свою дочь.

Пробудись, чудовищный отецъ! Пробудись теперь, чопорный варваръ! Время летитъ быстро, и часъ идетъ сердитою стопою. Пробудись!

Никакой перемны на лиц. Его неподвижное спокойствіе напомнило наблюдавшей двушк милыя лица, которыхъ уже нтъ. Вотъ какъ бывало смотрли они, такъ и онъ бы могъ смотрть! A почемъ знать? можетъ, и придетъ пора, когда она, бдная сиротка, встртитъ ласковый взоръ отца, и когда вмст съ тмъ прояснютъ пасмурныя лица всхъ, окружающихъ м-ра Домби. Какъ скоро наступитъ это блаженное время, ему, конечно, не будетъ тяжеле оттого, что теперь хотлось бы ей сдлать, a она — Боже мой — какъ она была бы счастлива!