Домби и сын
Шрифт:
— Его исторія здсь! — воскликнулъ Джемсъ. — Это твой всегдашній конекъ. Ну, продолжай!
— Кром того, что моя здшняя исторія обязываетъ меня собственно быть благодарнымъ, я увренъ, что во всемъ торговомъ дом не найдется ни одного человка, который бы не находилъ повода къ признательности. Не думай, братъ, чтобы здсь оставались хладнокровными къ судьб м-ра Домби; совсмъ напротивъ, несчастное приключеніе съ почтеннымъ представителемъ фирмы огорчило боле или мене каждаго изъ насъ.
— Да, y тебя особыя причины быть благодарнымъ! — воскликнулъ Джемсъ презрительнымъ тономъ. — Глупецъ! неужели ты не видишь, зачмъ ты удержанъ въ этой контор? Ты ни больше, ни меньше, какъ дешевый урокъ для всей остальной сволочи и вмст великолпнйшій образчикъ
— Я думаю, напротивъ, — отвчалъ братъ кроткимъ тономъ, — что фирма удержала меня по другимъ, боле безкорыстнымъ причинамъ.
— По какимъ это, интересно бы знать? Ужъ не по чувству ли христіанскаго милосердія и любви къ ближнему? Глупецъ!
— Послушай, Джемсъ. Хотя узы братства между нами разорваны давнымъ-давно…
— Кто же разорвалъ ихъ, почтеннйшій?
— Я, дурнымъ поведеніемъ. Я ни въ чемъ не обвиняю тебя.
— Это очень мило съ твоей стороны не обвинять меня, — возразилъ главный приказчикъ, выставляя на показъ свои блистательные зубы. — Ну, продолжай!
— Хотя узы братства, говорю я, давно разорваны между нами, однако я убдительно прошу не осыпать меня безполезными упреками и не перетолковывать моихъ словъ. Я хотлъ только замтить, что несправедливо было бы съ твоей стороны предположеніе, что только ты одинъ лично уважаешь м-ра Домби, хотя, разумется, ты боле всхъ насъ имешь причинъ дорожить благосостояніемъ фирмы: ты поставленъ здсь выше всхъ, удостоенъ полной довренности, обогащенъ и осыпанъ всми милостями, и м-ръ Домби обходится съ тобою, какъ съ товарищемъ и другомъ. Но, при всемъ томъ, я нравственно убжденъ и повторяю еще, что вс здсь уважаютъ представителя фирмы.
— Ты лжешь! — закричалъ приказчикъ, вспыхнувъ отъ гнва. — Ты подлый лицемръ, Джонъ Каркеръ, и я повторяю, что ты лжешь!
— Остановись, Джемсъ! что ты разумешь подъ этими обидными словами?
— A вотъ видишь ли, любезный, что я подъ этимъ разумю, — отвчалъ приказчикъ, показывая брату оконечность указательнаго пальца. — Ты можешь сколько теб угодно надвать маску подлйшаго лицемра, я вижу тебя насквозь и знаю наизусть свычаи и обычаи всей конторской сволочи. Нтъ здсь ни одного человка, отъ меня до послдняго молокососа, который бы сколько-нибудь уважалъ хозяина этихъ заведеній. Вс ненавидятъ Домби и втихомолку посылаютъ ему тысячи чертей. Чмъ кто ближе къ его милостямъ, тмъ ближе къ его нахальству. Вс и каждый удаляются отъ него по мр приближенія къ нему, и будь y кого побольше смлости, тотъ открыто возсталъ бы противъ этого гордеца. Вотъ какой здсь законъ!
Джонъ, начинавшій, въ свою очередь, горячиться, до того былъ теперь изумленъ послдними словами брата, что нсколько времени не могъ выговорить ни слова.
— Не знаю, — сказалъ онъ наконецъ, приходя мало-по-малу въ себя, — не знаю, кто такъ неудачно принялъ на себя трудъ нашептывать теб вс эти небылицы, и не понимаю, зачмъ именно меня, a не другого кого ловишь ты на удочку… Не запирайся, я очень хорошо вижу, что ты испытываешь меня и вывдываешь. Твое обращеніе и манеры, совсмъ теб несвойственныя, ясно подтверждаютъ это. Но какъ бы то ни было, ты обманутъ, Джемсъ Каркеръ.
— Разумется, я очень хорошо знаю, что обманутъ.
— Только не мною, въ этомъ можно присягнуть. Обманываютъ тебя или шпіоны, если оии y тебя есть, или собственныя мысли и подозрнія.
— У меня нтъ подозрній, — съ живостью возразилъ главный приказчикъ. — Мои догадки — достоврность. У всхъ васъ одна и та же псня. Вс вы — низкія, презрнныя, гадкія собаки, воете на одинъ тонъ и виляете однимъ хвостомъ. Знаю я васъ!
Джонъ Каркеръ удалился, не сказавъ ни слова, и затворилъ дверь. Главный приказчикъ пододвинулъ къ камину стулъ и началъ тихонько разгребать уголь кочергой.
— Канальи, бестіи, мошенники, плуты! — восклицалъ на досуг м-ръ Каркеръ, выставляя для собственнаго удовольствія свои перловые зубы. — Нтъ изъ нихъ ни одного, который бы не прикинулся обиженнымъ
и оскорбленнымъ… какъ! Да будь y нихъ сила, власть и умніе, они бы въ прахъ уничтожили этого Домби и разбросали бы его кости съ такимъ же хладнокровіемъ, какъ я вотъ выгребаю этотъ пепелъ.Разсявъ за ршеткой остатки пепла, м-ръ Каркеръ любовался на свое произведеніе съ задумчивой улыбкой.
— A для нихъ вдь нтъ еще этой женщины, которая рисуется въ перспектив блистательной наградой, — прибавилъ онъ торжественнымъ тономъ. — Мы шли напроломъ черезъ рогатки гордости и высокомрія, — этого не должно забывать. Каково было наше знакомство? Да, чортъ побери!
Съ этимъ онъ впалъ въ глубокое раздумье и долго просидлъ, повсивъ голову надъ почернвшей ршеткой. Наконецъ, онъ всталъ, надлъ шляпу и перчатки и вышелъ изъ комнаты. Была уже ночь. М-ръ Каркеръ слъ на коня и похалъ по освщеннымъ улицамъ.
Подъхавъ къ дому м-ръ Домби, Каркеръ взглянулъ на верхнее окно, гд, бывало, онъ наблюдалъ Флоренсу съ ея собакой. Въ окн не было свта; Каркеръ улыбнулся и небрежно повелъ глазами по всему фасаду великолпнаго чертога.
— Было время, — сказалъ онъ, — когда не безъ удовольствія наблюдалъ я и тебя, маленькая звзда, наводя тни по мр надобности и окружая тебя облаками! Но теперь на горизонт яркая планета, и ты потерялась въ ея свт.
Онъ поворотилъ за уголъ блоногаго коня и отыскалъ глазами одно изъ многочисленныхъ оконъ на переулочной сторон дома. Другія мысли, другія воспоминанія пробудились въ его душ: какая-то гордая, величественная фигура, рука въ перчатк, перья изъ крыла прекрасной птицы, разсянныя по полу, блая грудь, волновавшаяся подъ платьемъ, какъ будто отъ приближенія бури… Постоявъ съ минуту, м-ръ Каркеръ поворотилъ назадъ и быстро помчался впередъ по темнымъ и опустлымъ паркамъ.
Роковое сцпленіе обстоятельствъ! Гордая женщина ненавидла его всми силами души и между тмъ исподволь должна была привыкнуть къ его обществу, и вотъ теперь онъ — единственный человкъ, который присвоилъ себ право разговаривать съ ней о ея супруг и о собственномъ ея униженіи въ своихъ же глазахъ! Она знала его въ совершенств, точно такъ же, какъ и онъ ее зналъ, и поэтому между ними не могло быть никакой доврчивости, a между тмъ, несмотря на эту глубокую ненависть, онъ съ каждымъ днемъ подходилъ къ ней ближе. Несмотря на глубокую ненависть! Haпротивъ, очень смотря: на дн этого чувства, зоркій и грозный глазъ ея смутно прозиралъ зародышъ отмщенія, которое съ нкотораго времени мрачнымъ пятномъ запало въ ея душу.
И неужели призракъ этой женщины носился въ его воображеніи, когда онъ стремглавъ летлъ по опустлому пространству? И былъ этотъ призракъ вренъ дйствительности?
Да. Онъ воображаль ее точно такою, какъ она была. Ея гордость, отвращеніе, ненависть были для него столько же ясны, какъ ея красота. Ничто съ такою отчетливою врностью онь не представлялъ, какъ ея ненависть къ себ. Она то горделиво отталкивала его повелительнымъ жестомъ, то иногда бросалась къ ногамъ его лошади и уничтожалась во прах; но какъ бы ни было, она всегда являлась его умственному взору безъ маски, безъ прикрасъ, и онъ наблюдалъ ее на опасномъ пути, по которому она проходила.
Глава XLVII
Громовой ударъ
Время не укоротило барьера между м-ромъ Домби и его женой. Утшитель скорбящихъ и укротитель гнвныхъ, благодтельное время нисколько не помогало этой чет, связанной не розовою цпью, a желзными кандалами, натиравшими до крови и костей ихъ крпкія руки, стремившіяся съ каждымъ днемъ высвободиться отъ насильственнаго ига и разойтись въ противоположныя стороны. Разнородная ихъ гордость, обращенная на разные предметы, была однакожъ совершенно равна въ степени своей упругости и силы, и отъ ихъ кремнистаго столкновенія мгновенно вспыхивалъ между ними огонь, который горлъ или тллся, смотря по обстоятельствамъ, но сожигаль непремнно все, къ чему ни прикасался, и осыпалъ, такимъ образомъ, грудами пепла тернистый путь злополучнаго брака.