Домби и сын

— По крайней мр мы не разстанемся, матушка? — рыдала Флоренса.

— Мы для того и длаемъ это, чтобы не разстаться, — отвчала Эдиь, — не спрашивай больше. Ступай, Флоренса! Моя любовь и мое угрызеніе послдуютъ за тобой!

Он поцловались и простились. Когда Флоренса выходила изъ комнаты, Эдиь воображала, что въ лиц этой невинной двушки ее покидаетъ добрый ангелъ, услаждавшій горькія минуіы ея жизни, и вотъ теперь она опять оставлена на произволъ страстей, заклеймившихъ своею печатью ея гордое чело.

Съ этого часа Эдиь и Флоренса никогда не навщали другъ друга. Днемъ он встрчались рдко, только за столомъ, когда м-ръ Домби обдалъ дома. Въ эту пору Эдиь, повелительная, непреклонная, никогда не смотрла на нее и ни съ кмъ не говорила ни слова. Когда съ ними обдалъ Каркеръ, неразлучный спутникъ м-ра Домби во время и посл его выздоровленія, Эдиь еще больше удалялась отъ скромной двушки и никакимъ движеніемъ не обнаруживала, что замчаетъ ея присутствіе. Но какъ скоро иикого не было подл, Эдиь спшила броситься въ объятія Флоренсы и цловала ее съ такою же нжностью, какъ въ былыя времена. Случалось, хотя довольно рдко, Эдиь прокрадывалась въ спальню молодой двушки, покоившейся тихимъ сномъ, и, склоняясь надъ ея подушкой, произносила шепотомъ: "Прощай, мой ангелъ". Флоренса, не подозрвавшая такихъ визитовъ, просыпалась иногда при этихъ словахъ и, казалось, чувствовала прикосновеніе губъ на своемъ лиц. Но рже и рже становились эти ночныя посщенія.

Опять пустота въ сердц Флоренсы, и опять мрачное уединеніе вокругъ нея. Какъ образь отца нечувствительно сдлался для нея отвлеченною мечтою, такъ и Эдиь, раздляя судьбу всхъ, на кого обращались ея нжныя чувства, съ каждымъ днемъ становилась безцвтне и блдне для ея воображенія. Мало-по-малу она отступала отъ Флоренсы, подобно удаляющемуся духу, котораго не въ состояніи удержать никакая человческая сила; мало-по-малу пропасть между ними расширялась больше и больше, становилась глубже и глубже; мало-по-малу вся сила искренности и любви, обнаруженная ею прежде, оледенла въ сердитой дерзости, съ какою она измряла своимъ взоромъ бездну, незримую для Флоренсы.

Такимъ образомъ потерявъ Эдиь, Флоренса находила для себя одно только утшеніе, слабое, ничтожное утшеніе для растерзаннаго сердца. Теперь ся сердцу не было надобности оказывать предпочтеніе матери или отцу, и она могла любить ихъ обоихъ съ равною силой, не длая обиды никому. Теперь никто не оскорбитъ Флоренсы своими подозрніями, и не будетъ больше тней на ея любящемъ воображеніи.

Такъ она и старалась длать. По временамъ, и довольно часто, она размышляла о странной перемн своей прекрасной матери, и эти мысли ее устрашали; но вообще она старалась подавить въ себ этотъ пытливый духъ и съ полнымъ самоотверженіемъ переносила свою горемычную долю. Было ясно, что ея обтованная звзда еще разъ закатилась въ общемъ мрак, которому, видно, суждено было тяготть надъ злосчастнымъ домомъ.

Живя, такимъ образомъ, отчасти въ мечтахъ, гд переполненная любовь ея нжнаго сердца обращалась на фантастическія формы, и отчасти въ дйствитвльномъ мір, гд сильный приливъ этого чувства не находилъ для себя никакого русла, Флоренса достигла, наконецъ, семнадцати лтъ. Задумчивая и робкая отъ затворнической жизни, она однако не утратила ни одной черты, которая служила украшеніемъ ея нжной, любящей натуры. Въ прекрасномъ ея лиц и во всей осанк граціозно соединялись свойства двочки и взрослой женщины: она была дитя по невинной простот сердца, и взрослая женщина по глубокой сосредоточенности чувства; казалось, весна ея жизни неохотно уступала свое мсто наступавшему лту и покрывала новыми цвтами созрвшіе плоды. Но въ ея звучномъ голос, кротких глазахъ, иногда въ какомъ-то странномъ эирномь свт, который, казалось, покоился надъ ея головой, и, наконецъ, въ самой ея красот, всегда проникнутой грустнымъ, меланхолическимъ отпечаткомъ, было такое же чудное выраженіе, какое нкогда замчали въ маленькомъ Павл, и по этому поводу на кухонномъ парламент перешептывались очень многозначительно и кивали головами, и кушали, и пили въ ознаменованіе тснйшаго дружественнаго союза.

Этотъ наблюдательный сеймъ имлъ полную волю говоритъ о м-р и м-съ Домби, и о м-р Каркер, который, по-видимрму, былъ посредникомъ, старавшимся водворить между ними миръ и тишину, но безъ успха. Вс и каждый оплакивали такое безотрадное положеніе, и вс вообще единогласно полагали, что м-съ Пипчинъ принимала здсь большое участіе, ибо, какъ всему свту извстно, Пипчинъ — старуха безпокойная, и нахальство ея выходитъ изъ границъ. Словомъ, почтенные сочлены кухоннаго сейма были очень, рады такому неистощимому предмету для совщаній, столь пользительныхъ и душ, и тлу.

Что касается до постороннихъ наблюдателей, приходившихъ по временамъ въ этотъ чертогъ, вс вообще были того мннія, что м-ръ и м-съ Домби такъ себ, ничего, супруги, какъ супруги, и больше ничего не думали о нихъ. Молодая шестидесятилтняя дама съ горбикомъ на спин, посл смерти м-съ Скьютонъ прекратила на нсколько времени свои визиты и разсказывала своимъ короткимъ пріятельницамъ, что она не можетъ думать объ этой семь, не представляя въ то же время катафалковъ, могильныхъ памятниковъ и другихъ подобныхъ ужасовъ; a впрочемъ, когда потомь возобновились ея визиты, она ничего дурнаго не находила, кром лишь того, что y м-ра Домби слишкомъ много печатей на часовой цпочк. Флоренса, по ея замчаніямъ, была двушкой съ норовомъ, но все-таки не то, чтобы что-нибудь этакъ такое, хотя не мшало бы имть ей талію покругле. Другіе, навщавшіе негоціанта только въ торжественныхъ случаяхъ, едва знали, кто была Флоренса, и, воротясь домой, обыкновенно говорили: "Вотъ что! Такъ это миссъ Домби сидла въ уголку! она мила, только ужъ слишкомъ задумчива и, кажется, слабой комплекціи".

Отъ всхъ этихъ толковъ Флоренс было, разумется, ни лучше, ни хуже. Приближался торжественный день, когда ея батюшка и матушка должны были праздновать свою свадьбу… въ первый годъ праздникъ не состоялся по случаю паралича м-съ Скьютонъ. Наканун этого дня Флоренса сла за обденный столъ съ особенною неловкостью, доходившей до испуга. Единственнымъ поводомъ къ этому были выраженіе лица ея отца, оледенившаго ее своимъ взглядомъ, и присутствіе м-ра Каркера, который въ этотъ день почему-то былъ для нея особенно непріятенъ.

Эдиь была въ богатомъ и пышномъ наряд, потому что она и м-ръ Домби были въ тотъ вечеръ приглашены на какое-то большое собраніе и обдали очень поздно. Уже вс сидли за столомгь, когда она появилась въ залу. М-ръ Каркеръ всталъ и поспшилъ подать ей руку, чтобы довести ее до мста. Прекрасная и блистательная, какъ всегда, она, однако, не могла скрыть на своемъ лиц чего-то врод безнадежной тоски и вмст упорной ршимости, удалявшей ее оть Флоренсы и отъ всего міра

Однако, Флоренса замтила на мгновеніе лучъ нжности въ ея глазахъ, когда они обратились къ ней, какъ будто отыскивая на миломъ лиц успокоенія посл непріятныхъ впечатлній, произведенныхъ ненавистными предметами.

Почти никакого разговора за столомъ. Флоренс послышалось, будто бы отецъ заговорилъ съ Каркеромъ о коммерческихъ длахъ, и будто Каркеръ что-то отвчалъ вкрадчивымъ голосомъ, но она не обращала вниманія на ихъ слова и только желала, чтобы обдъ кончился поскоре. Когда на столъ поставили дессертъ, и слуги удалились изъ столовой, м-ръ Домби крякнулъ два, три раза такимъ способомъ, который не предвщалъ ничего добраго, и повелъ слдующій разговоръ:

— Вы, полагаю, знаете, м-съ Домби, что къ завтрашнему обду приглашены гости, и ключниц отданы приказанія, соотвтствующія случаю.

— Я не обдаю дома, — отвчала Эдиь.

— Гостей не много, — продолжалъ м-ръ Домби, притворяясь не слыхавшимъ отвта, — особъ двнадцать или четырнадцать. Моя сестра, майоръ Багстокъ и еще кое-кто. Вы знаете всхъ.

— Я не обдаю дома, — повторила Эдиь.

— Какъ бы ни были, м-съ Домби, сомнительны причины, заставляющія меня праздновать этотъ день, посвященный извстному воспоминанію, — величественно продолжалъ м-ръ Домби, какъ будто ему ничего не было сказано, — однако, здсь, какъ и во всемъ, есть приличія, которыя должны быть строго соблюдаемы передъ свтомъ. Если вы, м-съ Домби, не имете никакого уваженія къ себ самой…