Домби и сын

Церемонія закончилась шумнымъ ликованіемъ юныхъ птенцовъ благопріобртенной семьи м-ра Бенсби, которые вс бросились на шею къ милому папаш и просили y него деньженокъ на бонбошки. Когда кончились эти изліянія нжнйшихъ, трогательныхъ чувствъ, процессія готова была выступить изъ церкви, но, вдругъ, на нкоторое время, ее пріостановилъ неожиданный вопль со стороны Александра Макъ Стингера. Этотъ милый птенецъ, взглянувъ на могильные памятники подл часовни, ни съ того ни съ сего забралъ себ въ голову, что его маменьку хотятъ будто зарыть въ свжей могил, и она съ нимъ распрощается навсегда. На этомъ законномъ основаніи онъ завизжалъ съ изумительной силой, и его младенческое личико даже почернло отъ надрыва. Но какъ ни были трогательны эти умилительные знаки сыновней любви, маменька его была отнюдь не такая дама, чтобы позволить въ своемъ присутствіи выказывать подобную слабость. Посл безполезныхъ попытокъ образумить малютку подзатыльниками и щелчками, она выволокла его на свжій воздухъ, поставила на мостовую, и вскор свадебная компанія имла удовольствіе слышать громкіе аплодисменты, которые раздавались по спин и плечамъ юнаго Александра.

Когда все пришло въ стройный порядокъ, процессія, съ приличнымъ торжествомъ, двинулась опять на Корабельную площадь, при громкихъ свисткахъ и рукоплесканіяхъ праздношатающихся звакъ, которые, скидывая шляпы, униженно кланялись м-ру Бенсби и поздравляли его съ благополучнымъ пріобртеніемъ красавицы. Капитанъ проводилъ компанію до дверей девятаго номера, но дальше идти не хотлъ, несмотря на великолпный пиръ, который былъ приготовленъ для счастливыхъ гостей. Во-первыхъ, м-съ Бокумъ, свободная теперь отъ исполненія своей трудной обязанности — плнникъ натурально вырваться бы не могъ — обратила все свое вниманіе на капитана и засыпала его отчаянными любезностями, а, во-вторыхъ, честный капитанъ слишкомъ мучился угрызеніями совсти при мысли, что онъ самъ нкоторымъ образомъ завелъ своего пріятеля въ эту западню, хотя, конечно, ему никакъ не могло придти въ голову, чтобы мудрый Бенсби, совершеннйшій знатокъ человческой натуры, допустилъ такимъ образомъ опутать себя. Поэтому капитанъ, не входя въ брачный домъ, учтиво раскланялся съ своей дамой и отправился назадъ, общая, впрочемъ, воротиться опять не позже, какъ часа черезъ два.

Капитанъ усталъ, растерялся, былъ взволнованъ, но ему, однако, ничего не стоило въ этотъ же день завернуть на часокъ къ м-ру Домби, хотя квартира этого джентльмена была теперь за городомъ въ одномъ изъ самыхъ отдаленныхъ лондонскихъ предмстій. Туда онъ и направилъ свои шаги, не заходя даже къ старику Соломону въ предлы деревяннаго мичмана.

Сторы были опущены, и въ дом была такая тишина, что капитанъ сначала не ршался постучаться въ дверь; но скоро, почти надъ самымъ ухомъ, раздались голоса, и когда онъ постучался, м-ръ Тутсъ вышелъ къ нему на встрчу. Въ самомъ дл, м-ръ Тутсъ и его супруга были уже здсь.

Тотчасъ же по прибытіи въ этотъ домъ, миссъ Тутсъ схватила на руки чьего-то ребенка, услась съ нимъ на ступени лстницы и принялась его лелять, цловать, миловать и няньчить съ необыкновеннымъ, истинно-материнскимъ восторгомъ. Флоренса была тутъ же съ потупленною головою, и трудно было сказать, кто былъ миле для м-съ Тутсъ, мать или ребенокъ, или кто изъ нихъ былъ нжне, Флоренса къ м-съ Тутсъ или м-съ Тутсъ къ Флоренс, или об он къ невинному младенцу.

— Папенька вашъ очень боленъ, душечка миссъ Флой? — спросила Сусанна.

— Очень, очень боленъ, — сказала Флоренса. — Сусанна, другъ мой, пожалуйста, не называйте меня моимъ старымъ именемъ. A это что? — воскликнула Флоренса, бросивъ изумленный взглядъ на ея костюмъ. — Старое платье, моя милая? старая шляпка, букли, все старое?

Сусанна залилась слезами и покрыла поцлуями маленькую ручку своей безцнной, несравненной горлинки, миссъ Флой.

— Позвольте вамъ объяснить, въ чемъ дло, милая миссъ Домби, — сказалъ м-ръ Тутсъ, выступая впередъ. — Моя жена, что называется, самая экстраординарная дама, и ужъ я право не знаю, кто можетъ сравниться съ ней въ этомъ отношеніи. Еще прежде, чмъ вы обвнчались, да и посл, она говорила тысячу разъ, что, когда бы вы ни воротились домой, она будетъ приходить къ вамъ не иначе, какъ въ томъ самомъ плать, въ которомъ вы привыкли ее видть. Она, видите ли, боится, какъ бы вы не стали меньше ее любить, если она перемнитъ свой костюмъ. Да и то сказать, это платье къ ней отлично идетъ, и я ее обожаю въ немъ. Милая миссъ Домби, пусть она будетъ опять вашей горничной, нянькой, всмъ, чмъ была прежде, какъ будто въ ея жизни не случилось никакихъ перемнъ. Да только вотъ что, Сусанна, — заключилъ м-ръ Тутсъ, говорившій съ большимъ одушевленіемъ и чувствомъ, — объ одномъ прошу тебя, мой ангелъ, помни, сдлай милость, докторскій совтъ, и не надсажайся слишкомъ много!

Глава LXI Кузенъ Фениксъ

Слишкомъ нуждалась въ посторонней помощи Флоренса Гэй, и присутствіе въ ея дом старой подруги было для нея безцнной отрадой. Ея отецъ былъ боленъ. Смерть стояла y его изголовья. Потрясенный страшными воспоминаніями прошедшей жизни, старикъ не выдержалъ разнородныхъ ощущеній и въ самый день прізда въ домъ своей дочери слегъ въ постель. Съ этой поры м-ръ Домби не поднималъ головы, и съ этой же поры руки Флоренсы были постоянно къ его услугамъ.

Она всегда была съ нимъ, и онъ всегда ее узнавалъ, хотя нердко, томимый бредомъ, путалъ обстоятельства, при которыхъ съ нею говорилъ. Такъ иной разъ ему казалось, будто его сынъ только что умеръ, и онъ говорилъ, будто видлъ, какъ его маленькая дочь, не смыкая глазокъ, день и ночь покоила и леляла умирающаго ребенка. Видлъ это м-ръ Домби и стоналъ, и плакалъ навзрыдъ, и прижималъ къ подушк свою несчастную голову. Иногда онъ къ ней самой обращался съ вопросомъ:

— Гд Флоренса?

— Я здсь, папенька, здсь я.

— Я не знаю ея, — вопилъ измученный старикъ. — Мы такъ давно разстались, что я не узнаю моего собственнаго дтища!

И Флоренс стоило большихъ трудовъ успокаивать взволнованнаго старика и осушать его слезы. Случалось, м-ръ Домби цлые часы бредилъ своими старыми торговыми предпріятіями, и Флоренса въ такихъ случаяхъ обыкновенно теряла изъ виду нить его размышленій. Онъ повторялъ наивный вопросъ своего сына младенца: "Что такое деньги?" и размышлялъ, и обдумывалъ, и разсуждалъ съ самимъ собою боле или мене связно, пріискивая основательный отвтъ, какъ будто до той минуты никогда никто не спрашивалъ его объ этой важной стать. Затмъ, продолжая вдумываться, онъ двадцать тысячъ разъ повторялъ титулъ своей старинной фирмы и при каждомъ раз повертывалъ на подушк свою усталую голову. Случалось также, онъ считалъ своихъ дтей — разъ — два — стой; разъ — два — стой, и повторялъ эту прогрессію до безконечности.

Но все это происходило при особенно угнетенномъ состояніи его духа. Во всхъ другихъ фазахъ своей болзни онъ постоянно обращался къ Флоренс; онъ припоминалъ ту ночь, когда Флоренса приходила въ его кабинетъ, воображалъ, что его сердце сокрушилось отъ тоски, что онъ пошелъ за нею слдомъ и безполезно отыскиваетъ ее въ пустыхъ и разоренныхъ комнатахъ огромнаго дома. Смшивая это время съ послдними днями своей дикой и отчужденной жизни, онъ дивился безчисленнымъ слдамъ человческихъ ногъ и старался между ними разглядть поступь своей дочери. Вдругъ, мерещились ему въ зеркалахъ какія-то страшныя картины дикихъ людей съ орудіями смерти на груди. Затмъ виднлся слдъ Флоренсы. Вотъ она подходитъ ближе и ближе, и м-ръ Домби снова начинаетъ считать слды, взбираясь на верхушку какойто огромной башни съ безчисленными билліонами ступеней.

Однажды м-ръ Домби спросилъ, не слышалъ ли онъ на этихъ дняхъ голоса Сусанны.

— Да, папенька, Сусанна здсь. Угодно вамъ ее видть?

М-ръ Домби отвчалъ, что очень угодно, и Сусанна, не безъ нкотораго страха, явилась y его постели.

Взглядъ на эту особу, казалось, доставилъ ему большое удовольствіе, и онъ просилъ ее не уходить.

— Прощаю васъ, мой другъ, за все и во всемъ, — говорилъ м-ръ Домби, очевидно, еще не знавшій блистательной перемны въ судьб этой двицы. — Останьтесь съ нами. Флоренса и я совсмъ перемнились, и мы очень счастливы.

И говоря это, м-ръ Домби цловалъ маленькую головку, лежавшую на подушк подл него.

Такъ продолжалось нсколько недль. М-ръ Домби представлялъ на своей постели слабое подобіе человка, говорившаго такимъ тихимъ голосомъ, что его можно было разслышать не иначе, какъ прислонившись ухомъ къ его губамъ. Мало-по-малу онъ успокоился. Его, очевидно, начинало забавлять, что онъ лежитъ здсь подл открытаго окна, смотритъ поутру на лтнее небо и деревья, любуется вечеромъ закатомъ солнца и наблюдаетъ съ какой-то симпатіей тни облаковъ и листьевъ. Это въ самомъ дл забавно: свтъ и жизнь никогда ему не представлялись съ этой точки зрнія, и было ясно, что м-ръ Домби возрождается къ новому бытію.