Домби и сын

И онъ сказалъ бы это, если бы могъ; но уста его онмли, языкъ не шевелился. Онъ самъ поднялъ руки съ умоляющимъ видомъ, и крупныя слезы на его глазахъ ясне солнца говорили, чего хочетъ старый отецъ-сирота!

— Мой ребенокъ родился на мор, папа. Я и Вальтеръ молились Богу, чтобы онъ пощадилъ насъ, и чтобы я могла воротиться домой. Лишь только мы вышли на берегъ, я бросилась къ теб. Теперь мы больше не разстанемся, милый папа, никогда не разстанемся, никогда!

Его голова, теперь сдая, опиралась на ея руку.

— Ты пойдешь къ намъ, милый папа, и взглянешь на моего ребенка. Мальчикъ, папа. Зовутъ Павломъ. Я думаю… я надюсь… онъ похожъ…

Рыданія заглушили ея голосъ.

— Милый папа, ради моего младенца, ради имени, которое мы ему дали, ради меня самой, прости Вальтера! Онъ такъ добръ, такъ нженъ ко мн. Я такъ счастлива съ нимъ. Это не онъ, a я виновата, что мы обвнчались. Я такъ любила его!

Она прижалась къ нему плотне, и ея голосъ былъ теперь проникнутъ торжественною важностью.

— Онъ — возлюбленный моего сердца, милый папа. Я готова умереть за него. Онъ будетъ любить и почитать тебя такъ же, какъ и я. Мы оба станемъ учить нашего малютку любить и уважать тебя, и какъ скоро онъ будетъ понимать, мы скажемъ ему, что y тебя былъ сынъ, котораго также звали Павломъ, что онъ умеръ, и ты слишкомъ горевалъ о его смерти. Мы объяснимъ, что онъ теперь на неб, гд вс мы надемся его увидть, когда наступитъ нашъ общій чередъ. Поцлуй, меня, папенька, въ доказательство, что ты помиришься съ Вальтеромъ, съ моимъ обожаемымъ супругомъ, съ отцомъ моего малютки. Вдь это онъ присовтовалъ мн воротиться къ теб, онъ, милый папа!

И когда она еще плотне прижалась къ отцу, онъ поцловалъ ее въ губы и, поднявъ свои глаза, сказалъ:

— Прости меня, великій Боже! О, я слишкомъ, слишкомъ нуждаюсь въ твоей благодати!

Съ этими словами онъ опять опустилъ свою голову и рыдалъ, и стоналъ, и ласкалъ свою обртенную дочь, и не слышно было во всемъ дом ни малйшаго звука долгое, долгое время. Они были заключены въ объятіяхъ друтъ друга, и солнечный лучъ озарялъ ихъ своимъ благодатнымъ свтомъ.

Онъ одлся на скорую руку и машинально поплелся впередъ за своею путеводительницею, оглядываясь съ невольнымъ трепетомъ на комнату, въ которой онъ такъ долго былъ запергь, и гд въ послднее время онъ наблюдалъ въ зеркальномъ стекл страшную фигуру. Они вышли въ коридоръ. Не останавливаясь и не оглядываясь, изъ опасенія пробудить непріятныя воспоминанія, Флоренса прильнула къ своему отцу, впилась глазами въ его лицо, обхватила рукою его шею и поспшно вышла съ нимъ на улицу, гд y подъзда ихъ дожидалась наемная карета.

Тогда миссъ Токсъ и Полли вышли изъ своей засады и предались необузданному восторгу. Затмъ он принялись съ большимъ стараніемъ укладывать его книги, платья, бумаги и такъ дале, и все это въ тотъ же вечеръ по принадлежности отправили къ Флоренс, которая прислала нарочнаго за вещами своего отца. Затмъ об дамы въ послдній разъ услись за чайный столъ въ опуствшемъ дом.

— Вотъ оно и вышло по моему. Неисповдимы судьбы твои, Господи! — воскликнула миссъ Токсъ, — кго бы могъ подумать, что отъ Домби и Сына останется только дочь!

— И прекрасная дочь! — воскликнула Полли.

— Справедливо, совершенно справедливо. Вы подружились съ ней еще тогда, какъ она была ребенкомъ, и это длаетъ вамъ честь, любезная Полли. Иначе, впрочемъ, и не могло быть, потому что вы предобрйшая женщина. Робинъ!

Воззваніе относилось къ огромноголовому молодому человку, который сидлъ, забившись въ отдаленныйуголъ, принимая, по-видимому, довольно серьезное участіе въ судьбахъ дйствующихъ лицъ. Было ясно, что онъ не въ дух и о чемъ-то горевалъ. Когда онъ выступилъ впередъ, передъ дамами во всей красот явился благотворительный Точильщикъ.

— Робинъ, — сказала миссъ Токсъ, — я вотъ говорю, что мать-то твоя предобрйшая женщина. Слышалъ ты это?

— Слышалъ, сударыня, покорно васъ благодарю. Вы говорите истинную правду.

— Очень хорошо, Робинъ, — продолжала миссъ Токсъ, — я рада отъ тебя слышать эти вещи. Вотъ ты теперь, мой милый, будешь въ моемъ дом, и я съ охотой принимаю твои услуги для того единственно, чтобы пріучить тебя къ почтительности и разсудительности. Надюсь, Робинъ, ты будешь помнить, что y тебя есть и была всегда предобрйшая мать, и поэтому ты станешь вести себя такъ, чтобы служить утшеніемъ и отрадой, такъ ли?

— Такъ, сударыня, ей Богу, вы угадали мои собственныя мысли. Я, что называется, прошелъ сквозь огонь и воду, и если какой-нибудь парнюга…

— Стой, Робинъ! Никогда не произноси этого слова, замни его чмъ-нибудь другимъ.

— Покорно благодарю, сударыня. Я говорю, если какой-нибудь мальчуганъ…

— Погоди, Робинъ, и это нехорошо. Говори: индивидуумъ.

— Индивидуй, сударыня?

— Ну да, это гораздо лучше. Читаешь ты книги, Робинъ?

— Никакъ нтъ, сударыня.

— Напрасно, мой другъ. Теб надо пріучаться къ хорошему и благородному разговору, такъ какъ ты, я вижу, малый смышленный; a въ благородныхъ книгахъ, при порядочномъ разговор, всегда употребляется слово: индивидуумъ. Замть это хорошенько.

— Слушаю, сударыня. Такъ я говорю: если какой инди…

— … видуумъ, — подсказала миссъ Токсъ.

— … видуй натерплся разныхъ непріятностей и бдъ, такъ ужъ это конечно я, Робинъ Тудль. Я состоялъ въ услуженіи y человка, который употреблялъ меня для всякой всячины, и теперь я вижу, что эта всякая всячина основывалась на самомъ низкомъ пронырств. Притомъ меня и прежде еще испортили разные индивидуи, съ которыми я гонялъ голубей. Однимъ словомъ, сударыня, общество y меня всегда было дурное.

— Тмъ болье ты долженъ благодарить Бога, что теперь попадешь въ хорошее общество, — замтила миссъ Токсъ.

— Я и благодарю, сударыня. Исправиться никогда не поздно, и я, съ своей стороны, употреблю вс силы, чтобы, при вашемъ содйствіи, сдлаться порядочнымъ человкомъ. Надюсь, въ скоромъ времени, и матушка, и батюшка, и братцы, и сестрицы увидятъ, какъ я ихъ люблю и душевно почитаю.

— Хорошо, мой другъ, хорошо. Очень рада отъ тебя слышать это. Теперь покушай немного хлбца съ масломъ и выпей съ нами чашечку чайку.

— Покорно благодарю, сударыня, — отвчалъ Точильщикъ, — и тотчасъ же принялся убирать състные и питейные припасы съ завиднымъ аппетитомъ индивидуума, который нсколько дней состоялъ на самой строгой діэт.

Когда миссъ Токсъ нахлобучила черную шляпку и окуталась шалью, Робинъ обнялъ свою добрйшую мать и отправился за своей новой госпожей, къ неизъяснимому удовольствію Полли, y которой въ эту минуту завертлось и запрыгало въ глазахъ вдругъ нсколько индивидуевъ, представлявшихъ ея заблудшаго и обртеннаго сына. Затмъ Полли загасила свчу, заперла наружную дверь, передала дворнику ключъ и скорыми шагами отправилась домой, восхищаясь заране при мысли, какой чудный эффектъ произведетъ ея неожиданный приходъ въ обители желзнодорожнаго машиниста.