Домби и сын

Смурый домикъ миссъ Токсъ былъ ея собственный домикъ, доставшійся по духовному завщанію отъ покойнаго оригинала миніатюрнаго портрета съ длинной косой и напудренной головою, который всегда вислъ на почетномъ мст передъ каминомъ. Большая часть мебели миссъ Токсъ принадлежала къ тмъ временамъ, когда были въ употребленіи напудренныя головы и длинныя косы; тутъ особенно кидались въ глаза: хитрая четвероногая машинка для нагрванія тарелокъ, y которой кривыя ножки всегда растопыривались въ разныя стороны къ удовольствію приходившаго гостя, да еще старинное ветхозавтное фортепьяно съ именемъ мастера, украшеннымъ гирляндой сладкаго гороху.

Хотя майоръ Багстокъ достигъ до возраста, называемаго въ учтивой литератур великимъ меридіаномъ жизни, и хотя онъ спускался подъ гору земного путешествія съ окоченлыми челюстями, съ дряблымъ голосомъ, съ отвислыми слоновыми ушами и ужасно выпученными глазами, однако-жъ онъ чрезвычайно гордился лестнымъ къ себ вниманіемъ миссъ Токсъ и щекоталъ свое тщеславіе фантастическимъ представленіемъ, что это была дама самаго высокаго полета. Объ этомъ ужъ не разъ намекалъ онъ и въ клуб, придавая своей особ очень замысловатые эпитеты, бывшіе единственнымъ источникомъ его неистощимаго остроумія. Онъ величалъ себя старикомъ, старичиной, старцемъ, стариной, старикашкой, или просто, старымъ Багстокомъ, и въ то же время, благодаря гибкости англійскаго языка, видоизмнялъ на разныя манеры свое собственное имя Джозефа, съ которымъ вообще онъ стоялъ на самой короткой ног.

"Джозефъ Багстокъ, сэръ, — говорилъ майоръ, махая своей палкой, — стоитъ дюжины такихъ, какъ вы. Если бы между вами было побольше изъ породы Багстоковъ, вамъ было бы отъ этого не хуже. Старина Джо себ на ум, сэръ, ему недалеко ходить за женой, если бы онъ захотлъ; но y Джоя, сэръ, каменное сердце, желзная грудь. Его не проведешь, сэръ; о, старичина Джозъ чертовски хитеръ!". Посл такой деклараціи, изъ желзной груди обыкновенно выходили шипящіе звуки, синій цвтъ лица превращался въ багровый, и глаза, казалось, совсмъ хотли выпрыгнугь изь головы.

Несмотря на эти похвалы, расточаемыя собственной особ, майоръ былъ чрезвычайно самолюбивъ. Едва ли еще могъ найтись человкъ съ такимъ самолюбивымъ сердцемъ или, правильне, съ такимъ самолюбивымъ желудкомъ, какъ y маіора, должно сказать, что этотъ послдній органъ былъ y него гораздо боле развитъ, чмъ первый. Ему и въ голову не приходило, чтобы кто-нибудь могъ передъ нимъ гордиться или пренебрегать имъ и всего мене, чтобы могла пренебрегать имъ несравненная миссъ Токсъ, которая, нтъ сомннія, была безъ ума отъ храбраго воина.

И между тмъ, миссъ Токсъ, по-видимому забывала своего Марса, постепенно забывала. Она начала забывать его вскор посл открытія семейства удлей. Она продолжала забывать его посл крестинъ, и теперь забвеніе ея доросло до огромныхъ размровъ. Другой кто-то, или другое что-то сдлалось источникомъ ея интереса.

— Здравствуйте, сударыня! — сказалъ майоръ, встртившись съ миссъ Токсъ на Княгининомъ Лугу, спустя нсколько недль посл происшествій, описанныхъ въ послдней глав.

— Здравствуйте, сэръ! — сказала миссъ Токсъ очень холодно.

— Джо Багстокъ, сударыня, — замтилъ маіоръ съ обыкновенной любезностью, — уже давно не имлъ счастья привтствовать васъ y окна. Онъ въ отчаяніи, сударыня. Солнце его скрылось за облаками.

Миссъ Токсъ слегка наклонила голову съ большою холодностью.

— Свтило Джоя было, конечно, за городомъ, сударыня? — спросилъ мaйopъ.

— Кто за городомъ? я? Нтъ, я не вызжала за городъ, — отвчала миссъ Токсъ, — я была въ послднее время очень занята. Почти все мое время посвящено искреннимъ друзьямъ. Да и теперь мн никакъ нельзя мшкать. Прощайте, сударь.

Когда миссъ Токсъ, сменя очаровательнйшимъ образомъ своими ножками, исчезла, наконецъ, изъ Княгинина Луга, майоръ все еще стоялъ на одномъ мст, устремивъ пучеглазый взоръ на удаляющуюся богиню, и лицо его посинло еще боле обыкновеннаго. Онъ ворчалъ и бормоталъ поо себя, но уже не комплименты.

— Чортъ побери! — говорилъ онъ, озираясь вокругъ своими рачьими глазами и вдыхая благовонный воздухъ Княгинина Луга, — за шесть мсяцевъ эта женщина любила землю, по которой ходилъ Джозъ Багстокъ, a теперь?… Что это значитъ?

Посл нкотораго размышленія, майоръ ршилъ, что это значитъ западня, сти, ловушка мужа, что миссъ Токсъ роетъ для него яму. — Но вамъ не поймать, сударыня, стараго Джоя! — говорилъ майоръ. — У него, сударыня, каменное сердце, желзная грудь! Старина Джо чертовски лукавъ: вамъ не провести его! — И посл этого заключенія, майоръ Багстокъ ухмылялся во весь день наилюбезнйшимъ образомъ.

Но ни въ этотъ, ни въ другіе дни миссъ Токсъ не обращала никакого вниманія на майора и вовсе не думала о немъ. Случалось, въ былыя времена она будто нечаянно выглядывала изъ своего темнаго окошечка и красня отвчала на поклоны майора; но теперь — увы! — она не подавала отставному любезнику ни малйшей надежды и ршительно не заботилась, смотритъ онъ на нее или нтъ. Въ ея дом произошли также очевидныя перемны. Майоръ, длая наблюденія изъ своей комнаты, замтилъ, что ея жилище приняло какой-то праздничный видъ. Въ одной изъ ея комнатъ появилась новая клтка съ вызолоченными проволоками для старой канарейки, каминъ и столы разукрасились пышными орнаментами изъ разноцвтной бумаги; на окнахъ очутились два-три горшка съ цвтами, и наконецъ сама м-съ Токсъ начала по временамъ поигрывать на фортепьяно, на которомъ, подл гирлянды изъ сладкаго гороху, величественно разложена была музыкальная книга съ копенгагенскими вальсами, списанными рукою самой несравненной хозяйки

Къ довершенію всхъ этихъ перемнъ, миссъ Токсъ начала съ нкотораго времени одваться въ траурное платье съ величайшимъ стараніемъ и съ отмннымъ вкусомъ. Это послднее обстоятельство вывело майора изъ затрудненія, и онъ ршилъ, что его сосдка получила небольшое наслдство и загордилась.

На другой же день посл этого отраднаго ршенія, майоръ, сидя за своимъ завтракомъ, увидль такое страшное и чудное явленіе въ маленькой гостиной миссъ Токсъ, что на нкоторое время онъ отъ изумленія приросъ къ своему стулу. Потомъ, выбжавъ въ ближайшую комнату, онъ воротился съ двухъ-ствольной оперной трубкой, и принялся съ напряженнымъ вниманіемъ наблюдать ужасный предметъ своего изумленія.

— Ребенокъ! ребенокъ!! — вскричалъ майоръ, закрывая трубку, — тысяча противъ одного, что это ребенокъ!

Майоръ никакъ не могъ опомниться. Онъ только свистлъ и пучеглазилъ до такой степени, что глаза его, по-видимому, совсмъ выкатывались изъ орбитъ. День ото дня ребенокъ появлялся все чаще и чаще, два, три, четыре раза въ недлю. Майоръ свистлъ, пыхтлъ и пучеглазилъ. Ko всмъ другимъ явленіямъ на Княгининомъ Лугу былъ онъ совершенно равнодушенъ, точно такъ же какъ и миссъ Токсъ была совершенно равнодушна къ нему самому. Онъ могъ почернть, поблть, пожелтть, побагровть — до всего этого не было ей никакого дла.

Нельзя было не удивляться постоянству, съ какимъ она выходила изъ Княгинина Луга за ребенкомъ и его кормилицей, гуляла съ ними, возвращалась домой и смотрла за всми ихъ движеніями. Усердіе ея простиралось до того, что она сама даже кормила и няньчила младенца, и нердко холодила юную кровь его своею игрою на фортепьяно. Чудныя непостижимыя дла! Въ это же самое время обуяла ее страсть безпрестанно смотрть на какой-то браслетъ, a также страсть по цлымъ часамъ смотрть на луну изъ маленькаго окошка своей комнаты. Но на что бы она ни смотрла, — на солнце, луну, звзды или браслеты, — на майора — увы! — уже никогда боле не смотрла. И бдный майоръ свистлъ, пыхтлъ, пучеглазилъ, дивовался, подсматривалъ, шпіонилъ, и ни изъ чего не могъ вывести никакого положительнаго заключенія.