Домой на Рождество

– Вот сейчас, Мэтт, ты решишь, что я не в себе.

– Ну что ты!

– Прошлой ночью ты в порыве откровенности рассказал мне, что у тебя дед в плохом состоянии, что ему больно и одиноко. – Бет старалась говорить спокойно, но ее щеки и шея постепенно краснели, выдавая смущение. – Ну, и я подумала, что дело действительно плохо, и хотя мы с твоим дедом не знакомы, но немного цветов могли бы поднять ему настроение…

– Ничего себе! – воскликнул я.

– Но стоило мне прийти на ресепшн, как я сообразила, что не знаю, как зовут твоего деда. Поэтому я спросила про некоего мистера Джонса, которого недавно привезли с инфарктом.

– Бет, деда зовут Джон Баллард, это папа моей мамы.

– Это ты мне теперь говоришь, Мэтт, – Бет улыбнулась, – а я искала твоего деда вслепую. Обратилась к какому-то старичку, у которого как раз диагностировали инфаркт, спрашиваю, мол, у вас внука зовут Мэтт, и приходит ли он вас навещать. Старичок ответил, что в отношении внука кто-то меня обманул, а потом начал говорить какие-то непристойности вроде того, что не нюхал женской… с тех пор как… в общем… как мама его родила в далеком 1932 году.

– А ты?

– Да ничего я ему не стала говорить, Мэтт. Мне стало так смешно, что… что у меня кока-кола носом пошла, прямо на глазах у этого старика. Но он – а его, оказалось, зовут Джордж – не смутился. Сказал, что это похоже, как будто я на него…

– Ух ты! – Я поднял руку, прося Бет притормозить с рассказом. – Не надо подробностей.

– Нет, он был вполне мил, хотя и болен на всю голову, а не только сердцем. И я, отчаявшись найти твоего деда, спустилась сюда, чтобы выпить кофе.

Я все никак не мог поверить, что Бет, проделав долгий путь из Уэльса, да к тому же после такого непростого вечера, который у нас с ней случился, сразу направилась в больницу. Либо она была святой, либо очень хитрой, и у нее имелся мотив так поступить. И я никак не мог ее раскусить.

Я смотрел в лицо Бет, пока она обводила взглядом столовую: к ее груди все еще был прижат подувядший букет и какая-то глупая игрушка, изображающая Санта-Клауса. Двенадцать часов назад Бет убежала из моего номера, завернутая в мое одеяло, а теперь вот она снова врывается в мою жизнь. И я никак не мог сам в себе разобраться, что же я чувствую. Единственное, что понимал: не хочу ее потерять. По крайней мере не сейчас.

– Бет, – произнес я, накрывая крышкой чашку и собирая остатки сэндвичей, – если ты не торопишься, то вполне можешь навестить моего деда. И мне надо принести ему поесть, так что мы пойдем к нему вместе.

– Правда? – улыбнулась она. – Было бы здорово.

– Мэтт, – позвала меня Бет, как только мы с ней завернули за угол коридора, ведущего в палату деда, – я думаю, нам следует поговорить о прошлой ночи.

Вот оно. Я притормозил и посмотрел на нее. Значит, в больницу она пришла не только по воле сострадающего сердца. Она хотела найти меня, чтобы поговорить и расставить все точки над i. И это было очень кстати, так что мне оставалось лишь молчать и слушать.

– Хорошо, да, – кивнул я.

– Этот звонок… – она опустила голову и зарделась, – я не знала, что у меня на телефоне записан такой звук. – Она быстро взглянула на меня из-под ресниц. – Кое-кто… В общем, глупая ситуация.

– Продолжай, пожалуйста.

– В общем, кое-кто украл мой мобильник и записал на него свой голос, поставил как мелодию звонка. И я думаю, он надеялся, что это будет смешно… – Ее голос дрогнул, и что-то внутри меня пошатнулось. Определенно ей-то такой поворот событий смешным не казался, и я внезапно очень захотел проучить того, кто это сделал… – Мы с тобой так хорошо проводили время, а тут этот звонок… Знаешь, это был шок… – Она начала теребить ленточку, которой был завязан букет. – Мне, наверное, не следовало убегать, но я не смогла с собой совладать.

Бет выглядела несчастной, и я обнял ее, улыбнувшись.

– Не беспокойся. Мы когда-нибудь вспомним об этом и от души посмеемся. А у меня, между прочим, все еще болит челюсть! Ты тогда мощно заехала мне ногой по лицу.

– Ох, боже мой, – она потрогала мою губу, – а я и забыла думать об этом…

Я рассмеялся:

– Со мной все в порядке. У лучших из нас случаются травмы, скажем так, на сексуальной почве. Мне, например, однажды пришлось везти девушку в больницу после секса…

– Неужели? – У Бет брови поползли на лоб от удивления.

– Да. Пока мы занимались любовью, барышня во все горло выкрикивала мое имя, все громче и громче. А я-то думал, дурак, что ей очень хорошо и она не может сдерживать эмоции. Все оказалось прозаичнее: у нее нога застряла между перекладинами кровати.

– Не может быть!

– Еще как может.

– И больше вы с ней не виделись?

– Нет, она меня бросила до того, как ей сняли гипс.

– О! – Бет не знала, куда ей смотреть, потому что смотреть на меня ей было неловко.

– Послушай, – я потрогал ее за плечо, – в отличие от той барышни у меня неплохое чувство юмора, так что не казнись из-за той неловкой ситуации в отеле. В жизни все бывает.

– Ты так считаешь?

– Конечно! Твоей вины в этом не было. Хотя я бы по душам поговорил с молодцом, который проделал такую шутку с твоим мобильником.

Она нахмурилась:

– Я бы тоже поговорила с ним по душам.

– Ты ведь не скажешь, кто он?

Бэт покачала головой.

– Хорошо, я не стану настаивать. – Я взял ее за руку и улыбнулся: – Пойдем, хочу тебя познакомить кое с кем.

Глава 23 Бет

Я полна странных идей. Чего стоит, например, идея припереться в больницу к деду Мэтта, чтобы вручить ему букет. Но чем эта идея хуже той, например, что пришла в голову певице Джордан, которая, вырядившись в костюм телепузика, явилась на церемонию «Евровидения»?

Когда я проснулась в номере отеля – тогда, в Уэльсе, – и вспомнила все, что произошло ночью, мне захотелось просто сразу умереть. Второй мыслью было позвонить миссис Блэксток и рассказать ей, что неизлечимо больна, поэтому не смогу больше у нее работать. Только так мне удастся не сталкиваться с Мэттом и не смотреть ему в лицо, сгорая от стыда.

Обе возможности – умереть или просто уволиться – казались мне привлекательными. Я лежала и буквально тлела на глазах, исходя жалостью к себе самой.

Разумеется, правильнее было бы побеседовать с Мэттом и объяснить, что же произошло, но чем дольше я об этом думала, тем более больной себя чувствовала, не находила в себе сил на подобный разговор. Единственное, что могло ухудшить мое самочувствие, – это созерцание Карла за завтраком. Понятно, что он даже не догадывался, что произошло ночью – по его, между прочим, вине. Но я знала, что сдержаться не смогу и обязательно скажу ему что-нибудь гадкое. Я ведь уже чуть не сорвалась на Карла во время выполнения одного из заданий, неужели мне хотелось, чтобы Мэтт или еще кто-нибудь видели, как я теряю лицо у всех на виду?