Домой
Шрифт:
– Я дошел, Арсений Васильевич!
– До свидания, Володя.
Арсений Васильевич вышел на улицу, вдохнул холодный воздух и огляделся в поисках извозчика. Надо было все-таки сказать родителям мальчишки, чтобы приехали забрать его – сейчас снова такую дорогу! Альберг ведь предлагал:
– Арсений Васильевич, давайте я сам приеду, заберу Володю? Вдруг вы остаться у сестры захотите?
Да кто знал? Ведь думали с Ниной сегодня возвращаться…
Извозчик нашелся только около вокзала, зато экипаж был крытый. Смирнов сел, закутал ноги и откинулся назад.
Что
Извозчик остановился на углу Большой Пороховской и Среднего проспекта. Арсений Васильевич расплатился, выскочил и открыл дверь подъезда рядом с дверью швейной мастерской.
Спектакль отрепетировали еще три раза – последний раз даже в сшитом тетей Лидой костюме. Платье получилось отличное, а когда Нина, тоже при помощи тети Лиды, накрутила на затылке шиш, Володя пришел в восторг:
– Нина, слушай! У нас с Элей вот такая гувернантка была – точно!
Нина прошлась по комнате, бросила на Володю холодный взгляд, и он поежился:
– Мне даже неуютно стало…
Платье повесили на вешалку, Нина заплела привычные косы. Тетя Лида стала собираться:
– Пора мне, Ниночка. Теперь уж на представлении увидимся.
– Мы тебя проводим, тетя Лида.
Погода наладилась – потеплело, не было ветра, шел снежок.
– Пойдем погуляем? – предложила Нина.
– Пойдем.
– Ты уроки приготовил уже?
– Почти, устные остались. Ну, да я быстро прочитаю.
– Расскажи мне про гувернантку?
Володя нахмурился:
– Что рассказать?
– Все. У меня не было, только нянька, а потом учительница домашняя приходила.
Володя покачал головой:
– Да нечего рассказывать.
– Ну как нечего? – приставала Нина, – она у вас жила? Вы гулять ходили? Она тебя французскому учила? Ну расскажи!
– Она злая была, – сказал Володя хмуро, – меня не любила. Ей Элька нравилась. Элька всем нравится.
– Придиралась она к тебе?
– Да.
– Вот негодяйка!
Володя, помолчав, продолжил:
– Она с нами чистописанием занималась. Я писать рано научился, в четыре года, наверное, но я писал печатными буквами, а так не умел. Она напишет целую строчку каких-то закорючек и заставит переписывать. У Эльки все эти закорючки ровные, аккуратные, а у меня… напишу – она строчку перечеркнет, говорит – новую пиши… рука знаешь как уставала! Я говорю – не получается, а она – старайся, учись. Гулять ходили? Да, ходили… бегать нельзя, камни брать нельзя. Ничего нельзя! Родителям все время жаловалась. Ну, мама как-то ее не очень слушала, она как раз тогда сама училась, а папа… ты знаешь, как он к учебе и дисциплине относится. Она пожалуется – он не разбирается, сразу говорит – в угол! А как-то раз она все жаловалась-жаловалась, и папа совсем рассердился, взял меня и в комнате темной запер – у нас на Таврической комнатка была маленькая такая, вроде кладовки… а я…
Володя замолчал. Нина сочувственно вздохнула.
– Я темноты боялся, – наконец сказал Володя, – Нина, слушай, я тебе
признаюсь: я и сейчас темноты боюсь.– Кто ж ее не боится, – нашлась Нина, которую темнота не пугала никогда, – все боятся.
– Правда?
– Конечно, – сказала она уверенно, – папа тоже, мне кажется, только не сознается.
Володя покачал головой:
– Мой папа не боится, иначе не запер бы меня. Я плакал, плакал… а потом… не буду рассказывать. Элька смеялась…
– Если я когда-нибудь ее встречу, – задумчиво сказала Нина, – я ей отомщу.
– Кому?
– Твоей гувернантке.
Володя смущенно усмехнулся. Нина серьезно посмотрела на него:
– Ты мне не веришь? Знаешь – вот ты сейчас рассказываешь, а я ее ненавижу.
Она смутилась и отвернулась. Потом повернулась обратно и сказала сердито:
– Потому что я так с тобой подружилась, что мне плохо, когда тебе плохо!
Володя кивнул:
– Я тоже.
– Давай на горку пойдем?
– Нина, поздно уже. Пойдем, может быть, домой?
Нина неохотно согласилась. Вечером она рассказала про Володину гувернантку отцу. Тот перепугался:
– А тебя, боже их сохрани и помилуй, нянька да учительница не обижали?
– Да нет, папа, неужели бы я не сказала? – удивилась Нина.
– Сказала бы, а все равно мне тревожно. Не усну теперь!
– Мне Володю жалко.
Но Арсений Васильевич стал вспоминать няньку и учительницу и про Володю уже не слушал.
Володя дома спросил маму:
– Мамочка, а ты помнишь нашу гувернантку?
– Лидию Ивановну? Первая которая была? Помню, конечно. Очень была толковая, хорошо вас подготовила – и по французскому, и читала вам, и гуляла. А что ты ее вспомнил?
– Просто так, – ответил Володя и пошел к себе.
Лежа в кровати, он представлял себе, как они выросли, и Нина где-то встречает гувернантку. Как она ей мстит, он не придумал, но в Нине не сомневался. И от этого было как-то необыкновенно тепло на душе.
***
Платье всем понравилось, даже классная дама Синька пришла в восторг. Зал постепенно заполнялся народом. Нина, уже наряженная, подсматривала сквозь дырочку в занавесе.
Вот тетя Лида, какая красивая в своем новом синем платье! И папа – какой все-таки красивый у нее отец! А вот Володя!
– Я так волнуюсь, – зашептала Машенька, игравшая сиротку, – так волнуюсь, так волнуюсь, божечки! А ты?
– Я нет, – удивилась Нина, – что такого-то?
– Да как же… Нина, у тебя кто пришел?
– Папа, тетя и мой друг.
– Друг?
– Ну да, мальчик из нашего дома.
– Ты с мальчиком дружишь?
– Да, очень. Он очень хороший, самый лучший! Мы с ним и репетировали вместе, он придумал, какой я мачехой буду.
Маша смотрела на Нину и явно не знала, что сказать.
– Девочки, открываем занавес, – прошептала Синька.
Занавес, шурша, пополз вбок. Маша пискнула и вышла на сцену. Послышался ее дрожащий голос:
– И холодно-то, и страшно! Послала меня злая мачеха…