Дорога из трупов

– Эй, что происходит?! – воскликнул Топыряк. – Ты нас обманул!

– Неправда, – покачал головой Обристоний. – Ложь – грех. Мы на самом деле очень любим путешественников.

– Вы хотите обратить нас в рабство?

– Ни в коем случае! – Лицо старосты отразило обиду вегетарианца, обвиненного в том, что он заказал в ресторане мясное ассорти. – Как мы можем поступить с вами так плохо?

– Тогда к чему все это? – потряс кандалами Арс.

– Боги относятся к нам хорошо. И мы тоже относимся к ним хорошо. Поэтому часто приносим жертвы. И для этого людей всегда не хватает, да и своих, даже рабов, жалко отдавать.

– Но мы маги, типа, – сказал Рыггантропов.

– Да, это проблема. – Обристоний задумчиво почесал в бороде. – Но ничего, у нас есть способ ее решения.

– И какой, в натуре?

– Специальный мужик с колотушкой, который подкрадывается к будущим жертвам со спины.

Арс успел только приоткрыть рот, и тут его шарахнули по затылку.

В голове зазвенело, и мир провалился в глубокую чашу, наполненную темной водой.

Белые бегемотики порхали, натужно жужжа и усердно работая стрекозиными крылышками. Глаза их были выпучены от натуги, толстые ножки болтались, словно шланги.

Некоторое время Потом Вытек наблюдал эту впечатляющую картину, а затем все испортила пришедшая в голову здравая мысль: «Этого не может быть!»

– А ну, сгиньте! – Чрезвычайный и полномочный посол помотал головой, и бегемотики полопались.

Вместо них объявились феи, крошечные, лиловые, но очень сексуальные.

– Это вы нам, ваша чрезвычайность? – осторожно спросил капитан Эверст Сиреп.

– Нет! – рявкнул Потом Вытек. – Видишь, они порхают вокруг меня! Прочь! Кыш! Улетайте!

И он замахал руками, отгоняя фей.

В Лоскуте Утопия занималось туманное утро. Столь же туманное воспоминание о том, что существует такая неприятная и скучная штуковина, как объективная реальность, возвращалось в головы гостей из Ква-Ква. Возвращалось с трудом, и стражники ошалело таращились по сторонам, пытаясь разобраться, что именно из представшего их глазам – реально, а что – нет.

Посол усилием воли попытался отогнать иллюзии, но добился лишь того, что превратил фей в летающие блюдца с черными перепончатыми крыльями.

– Хватит! – сказал он, поднимаясь на ноги. – Этот туман отравляет рассудок! Но у нас есть Долг!

Это слово он произнес так, словно в нем было пять заглавных букв.

– И мы должны его исполнить, – продолжал вещать Потом Вытек, стараясь не вспоминать о вчерашней вечеринке с участием большого количества самокруток, барабанов и чудного пения. – Защитим грудью родной город! И для этого доберемся…

Стражники слушали посла примерно так же, как первоклашки – учительницу, решившую поведать им о логарифмах. Они глядели по сторонам, чесались, ловили что-то невидимое в воздухе.

– С ними не так нужно, ваша чрезвычайность, – сказал Эверст Сиреп, когда посол замолк. – А ну, встать! Смирно!

Рассудок капитана по-прежнему отдыхал где-то на солнечном пляже, и командир мэрской стражи чувствовал себя неплохо. Чтобы видеть галлюцинации, нужен хоть какой-то мозг, а с этим у Сирепа были проблемы. Зеленые ангелочки, бабочки с ушами вместо крыльев и прочие глюки роились вокруг него, пытаясь привлечь внимание, но их усилия пропадали даром.

– Смирно! – повторил капитан.

Стражники повскакали на ноги, некоторые даже прихватили с земли оружие.

– Так-то лучше, – сказал Потом Вытек. – Сейчас мы отправимся в путь и покинем пределы этого мерзкого Лоскута.

Затруднения вызвала попытка определиться со сторонами горизонта. Но после некоторых усилий удалось разглядеть за клубами тумана солнце, и маленький отряд гордо двинулся налево.

Если сказать честнее, то уныло зашлепал по болоту.

Утопия, конечно, хорошо подходила для того, чтобы тут росли всякие интересные растения. Но удобным для путешествий местом ее не назвал бы даже растаман-ботаник. На квадратный метр поверхности тут имелось два квадратных метра болота, а иногда – пара кубических метров грязи.

Осока, твердая и острая, как нож, росла стройными рядами, и пробиться через нее смог бы только носорог в рыцарских доспехах. Трясины прятались под шкурой зеленого мха и цветов, от поросших травкой кочек текли дурманящие запахи. Пчелы летали криво и косо и при этом пытались напевать.

Стражники чудили. Порой начинали петь и дергаться, иногда разговаривали с пустым местом. Один бросился в атаку на безобидный куст, другой попытался поджечь собственный меч.

Сам посол шел уверенно, только надоедали не желавшие отставать чертики.

Они бежали рядом, прыгая с кочки на кочку, хихикали и бормотали всякие гадости.

Примерно в полдень Потом Вытек уловил донесшийся из тумана стук барабанов.

– Слышу, – проговорил шагавший рядом с послом капитан. – Это нас зовут танцевать хлип-хлоп… йо?

– Никаких «йо»! – взвизгнул посол. – Обходим!

Петлю они заложили такую, что в ней можно было повесить гору, приди кому в голову такая безумная мысль. Когда стук барабана стих позади, Потом Вытек немного успокоился.

Но тут трясина сказала «чвак».

Грязь забурлила, и из недр болота поднялась буро-зеленая лягушачья башка размером со стол. Глаза с голову мужчины завертелись и остановились на людях.

– Аг-ква, – сказала голова. – Кв-вас-то мне и нужно.

И здоровенная тварь принялась неспешно выбираться из болота. Стражники испуганно замерли, посол испытал желание посетить туалет, чертики обратились в бегство.

Окажись тут выпускник Магического Университета, он бы сообразил, что перед ним – существо редкого вида «мегажаба дружелюбная» и что опасно оно только тем, что запросто может заговорить до одурения кого угодно. Причем очень быстро и совершенно бесплатно.

– Сей-ква-час, сей-ква-час. – Лягушка вылезла на твердую почву и заковыляла в сторону людей.

– Ыыыыы… – завыл посол, первый раз в жизни осознавший, что на свете существуют и другие опасные хищники, кроме людей.

Мегажаба подошла поближе, улыбнулась и застенчиво спросила:

– Эй, чуваки, косячка не найдется?

– Что? – спросил Эверст Сиреп.

– Ну, самокруточки с травкой, – пояснила мегажаба. – А то я сама себе скрутить не могу. Лапы не очень удобные, – страшилище помахало перед носом капитана конечностями длиной с весло, – и мокрые. Сколько раз пыталась, ничего не выходит. Приходится одалживать.