Дорогой дневник

Господи-и-и-и!!!

Мы целовались даже перед открытой дверью такси — долго и увлеченно, и водитель начал забористо материться.

Я и сейчас пребываю в полном раздрае и состоянии измененного сознания, но в двух вещах уверена на все сто.

Баг — тот, кого я так упорно и безнадежно искала, блуждая в одиночестве и пустоте. И вчера между нами не было никакой Маши.

Глава 14

20 марта, понедельник, 7.20

Дописав до точки, нехотя выпутываюсь из одеяла и ковыляю в ванную, но, проходя мимо настенного зеркала в прихожей, подпрыгиваю от испуга: оттуда на меня взирает такое ужасное нечто, что над головой трубят ангелы апокалипсиса.

Шлепаю себя по лбу и тяжко вздыхаю: увы, это «нечто» — с мешками под глазами, губами, как у жертвы налетевших пчел или неудачной пластики и ярким смачным засосом на шее — всего лишь я.

А бонусом к отпечаткам вчерашнего порока идут головная боль, слабость и тошнота.

Просто блеск.

С трудом проталкиваю в себя завтрак, скрываюсь в комнате, напяливаю форму и куртку, в два слоя наматываю шарф.

К счастью, нам с папой сегодня по пути, и он вызывается подкинуть меня до школы.

Всю дорогу мы слушаем громкую музыку и оживленно болтаем ни о чем, но на прощание папа протягивает мне жвачку и кривится:

— Дитятко, восемнадцать — это золотое время. Но… от тебя так разит!.. Если и одноклассники в той же кондиции, вы уморите бедных учителей.

***

8.00

Мое появление в классе выходит эпичным: охнув, сажусь на стул, грохаю рюкзаком о соседний, разматываю шарф и все отчего-то затыкаются.

— Чего пялитесь? — хриплю и слишком поздно понимаю, что на моей лебединой шее сияет засос. Плевать.

Зато не плевать занозе Мамедовой…

— Внимание, дамы и господа! У нашей психички Литвиновой появился половой партнер! — Ну конечно, она не может упустить шикарный повод поиздеваться: уперев руки в бока, нависает надо мной и прищуривается как змея. — Кто же он? Бомж, алкоголик или такой же забитый ботаник?

Она не подозревает, что говорит про своего новоиспеченного и горячо любимого родственничка, а я впервые ощущаю тайное превосходство и посмеиваюсь про себя. Она больше никогда меня не достанет.

Я вообще частенько задумываюсь, почему Мамедовой так нужно казаться крутой. Наверное, за счет несчастных школьных фриков она компенсирует свое незавидное положение дома. Еще бы: старшая сестра успешнее, умнее, «румяней и белее», положение отца обязывает быть звездой, а еще у них очень влиятельная и строгая мать, и нашего директора в приватных беседах частенько называют подкаблучником.

Что среди этих ужасных людей забыл Баг?..

— Спорим, даже у него на тебя не встало, и бурная ночь прошла за чтением томика Шекспира, да?

— Ага, — рассеянно отвечаю ожидающей реакции Альке и без суеты выкладываю из рюкзака учебник.

Черт, а вот тетрадь я, кажется, забыла…

— И кто же этот несчастный? — продолжает досаждать Мамедова. — Поведай же миру!

У меня сейчас мозг взорвется, а она лезет со своими космически остроумными шутками. Медленно разворачиваюсь к раскрашенной идиотке и невинно улыбаюсь:

— А что, Аль, ревнуешь?

Алька брезгливо кривит темно-вишневые губы и отваливает восвояси.

Краем глаза замечаю, как Паша отворачивается и раскрывает книгу, впрочем, иного от него ожидать не приходится.

***

А на уроках начинаются флешбэки.

…Вот в самый разгар вчерашней пьянки Баг втихаря выключает телефон и не замечает, что я спалила его. И мне радостно оттого, что он сделал это.

…Вот мы сидим на диване в обнимку и вполуха слушаем разговоры ребят. Баг задумчиво теребит подаренный им ремешок и разглядывает мои запястья:

— Я видел твои шрамы — вот эти, а еще — на животе, когда ты поднимала толстовку. Говори, где еще?

Я не собираюсь ничего от него скрывать. Смиренно задираю рукава как можно выше, чтобы он смог лицезреть, чем я занимаюсь в минуты ненависти, позора и слабости.

— Вот. Еще на ногах… Только не надо меня лечить: я осознаю, что это гребаное дно. Но так я переношу жизнь, поэтому просто не лезь…

— Да понимаю я тебя, Эльф! — перебивает Баг, и в его взгляде читается тупая обреченность, хотя лицо остается безмятежным.

— Понимаешь?

Он молча закатывает рукав своей толстовки и отодвигает ремешки, обвивающие предплечье. Кожа под ними искромсана.

«Что же ты делаешь с собой, идиот?»

Я тихонько дую на его шрамы.

…Вот мы валяемся в снегу на каких-то задворках, ночь и тишина укутали мир, все вокруг похоже на сон или сказку, и я признаюсь:

— Баг, я подумываю сдаться: рассказать о своих странностях родителям и показаться психологу. Только вот ума не приложу, как буду сидеть перед ним и на серьезных щах объяснять, что не справляюсь. Да и родителей… расстраивать не хочется. У нас в семье все слишком хорошо, и я не могу не оправдать возложенные на меня надежды.

— А я много раз был у специалистов. — Баг протягивает руку к небу и гладит ладонью далекие звезды.

— И?

— Залог любого успешного лечения — желание самого пациента. Мне не нужен врач. Мне нужен кто-то любящий и понимающий рядом.

Баг странно растягивает слова, он тоже в стельку пьян, значит, завтра не будет стыдно…

— Это могу быть я? — еле слышно шепчу, завороженно разглядывая его темный профиль, и он прикрывает глаза:

— Это могла бы быть ты…

От его фатального тона меня сражает тихая бессильная истерика: