Дорогой дневник

Он красив настолько, что захватывает дух, и я завидую его Маше лютой, отравляющей все живое завистью. Еще бы: эта счастливица может позволить себе любоваться им в любое время дня и ночи и, не скрываясь, пользоваться такой красотой.

— Что? — Баг приподнимает бровь и улыбается. Я как никогда близка к признанию в любви — тупому, слезному, вечно все портящему, но быстро отвожу взгляд. Он все равно не сможет позволить себе взаимности.

— Да так, — пожимаю плечами и озвучиваю первое, что пришло в голову: — Ты кому-нибудь завидуешь, Баг?

— Нет. Я просто осознаю, что кто-то удачливее, а кто-то круче. Может, я хотел бы писать песни на разрыв и пробивать для себя дорогу, но я так не умею. Я принимаю: по факту, почти все люди круче меня.

В очередной раз отмечаю, насколько мы похожи в своем смирении. Это пугает, но я отшучиваюсь:

— Не скромничай. Многие бы душу продали за то, что имеешь ты. Взять хотя бы молодняк с площади.

— Успех любого дела зависит от того, сколько времени и сил ты готов на него потратить, а для этого нужно видеть смысл. В средней школе я больше ничем не мог себя занять и пропадал тут со скейтом целыми днями…

— Научишь меня? Я тоже ничем не занимаюсь, так что могу положить на это всю жизнь.

Баг грустно усмехается и, прищурившись, пристально всматривается в воду. В этот момент он кажется мне пустой оболочкой, призраком, исчезающим воспоминанием о чем-то прекрасном, и я вздрагиваю от ужаса. Но в следующий миг его лицо озаряет беззаботная улыбка:

— Знаешь, Эльф, я тут припомнил часть эпичной речи, которую два дня сочинял в свое оправдание. Так вот. Я хотел сказать, что очень ценю то, что ты… решила разделить со мной свой первый раз. Наверное, я бы благоразумно отказался, если бы знал, как обстоят дела, но, когда выкупил, менять что-то было уже поздно. Я… улетел. Это не изменит моего свинского поступка, но я все равно хочу, чтобы ты услышала. В ту ночь я много раз улетал.

Он задумчив и спокоен, и теперь от его невозможных слов улетаю я. В глубокую пропасть, из которой не выбраться.

— Итак, Эльф, что она тебе наговорила? — не меняя тона, тихо спрашивает Баг, приводя меня в замешательство. Я не сразу понимаю, что он говорит о своей матери, и соврать не успеваю:

— Попросила отстать от тебя по-хорошему.

Баг сжимает кулак и лупит им по ни в чем не повинным перилам. Я тяну его за рукав:

— Успокойся. Разве она в чем-то не права? Спать с женатыми мужиками ведь и вправду отстойно…

Во взгляде Бага проскальзывает та самая затравленность, которую я заметила еще во время его утренней погони за маршруткой. Он отворачивается, но послушно разжимает кулак и берет меня за руку.

— Ты, наверное, догадалась: мать у меня пьет, как слепая лошадь. Вышла из завязки и будет бухать, пока где-нибудь не потеряет сознание. А потом ее дружки будут названивать мне: «Выручай, Женек». Она будет материть меня и вырывать из вены капельницы, блевать и ходить под себя, бродить голышом по подъезду и просить у соседей деньги на опохмел, если я не закрою ее на ключ. Такое уже сто раз случалось. Иногда она начинает жизнь «с чистого листа» — когда находит очередного бойфренда. Она по собственной воле завязывает, идет в салон, делает себе ноготочки и каре, даже убирается дома и готовит, и лафа продолжается ровно до тех пор, пока ее не кидают. То есть она может не пить и быть нормальной. Впрочем, такие подвиги она ни разу не совершала ради меня.

Напряженно внимаю рассказу Бага, моей руке так уютно в его руке. Не могу найти слов поддержки, слова — пустой звук, мне гораздо проще было бы отдать за него свою никчемную жизнь.

— Я привык и не помню к себе другого отношения, — продолжает он. — Но, думаю, если бы папаша не ушел от нас к своей шлюхе, мать бы такой не была. Она любила его. А папаша-герой думает, что смог откупиться от нее и от меня той гребаной квартирой, где мать сейчас живет…

Баг сплевывает под ноги и глухо добавляет:

— Родители тоже заделали меня в семнадцатилетнем возрасте. Папаша постоянно гулял. Когда мне было восемь лет, он ушел совсем. Я ненавижу его. Презираю. В детстве поклялся сам себе, что вырасту и покажу ему, как на самом деле должен вести себя настоящий мужик.

Со стороны речки налетает порыв ледяного ветра, пронизывает одежду насквозь, раздувает полы моей расстегнутой куртки и обдает тело и душу смертельным холодом.

Если я не прекращу то, что происходит, возможно, повзрослевший ребенок Бага когда-нибудь также станет изрыгать проклятья на своего отца и шлюху, которая разрушила его жизнь.

Пытаюсь высвободить руку, но Баг крепко держит ее. Тогда я подхожу ближе и настойчиво разгибаю его пальцы — силы не равны, но я борюсь.

И вдруг замечаю, что на его безымянном больше нет кольца.

Поднимаю голову и вопросительно смотрю в его лицо, но Баг закрывает глаза, притягивает меня к себе, обнимает и шепчет в ухо:

— Получается, Эльф, я такой же урод, как и он… Но как только я осознал это, жить стало гораздо проще.

Глава 27

Мы так и стоим над холодной темной водой, едва дыша и медленно плавясь, но у Бага звонит телефон, и объятия размыкаются. Он вытаскивает его из рюкзака, вскользь смотрит на экран и быстро подносит к уху. Я напрягаюсь, мгновенно промерзаю до костей и застегиваю парку до самого горла. Все ясно: сейчас Баг сбежит от меня, словно Золушка с бала, сломя голову ломанет ублажать свою Машу, а я останусь одна и буду страдать и тешить себя тупыми надеждами до тех пор, пока он опять обо мне не вспомнит.

Не стоило предаваться пустым мечтам. Я же знала: именно этим все и закончится.

Отхожу на пару шагов, глубоко вздыхаю и успеваю натянуть на фейс дежурную улыбку, но тут же всхлипываю от облегчения: звонит Холодос.

— Здорово, братан! — отзывается на его приветствие Баг. — Да твоими молитвами! Ага, вот так вот хреново. Нет, про репу я не забыл. Подгребем сейчас! Ага, не один… На хер иди, шибздик!

— За что ты его так? — недоумеваю я, когда Баг отключает вызов.

— Спрашивает, когда я соберусь «брать на себя ответственность» и за тебя! — растерянно улыбается Баг.

— В чем прикол? Почему вы все время повторяете это выражение?

Баг ловит мою руку, засовывает в свой карман и мнется:

— Да так… Не думаю, что тебе нужно знать предысторию.

— Колись, Баг! — настаиваю я, и он пожимает плечами:

— Когда Машка залетела, я подсел на страшную измену. Каюсь, это не входило в мои планы, и мы с чуваками два дня пили до зеленых чертей. Но на третий день на меня снизошла божественная благодать, и я раз сто повторил, что готов взять на себя эту самую ответственность… Ну, жениться то есть.