Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Шрифт:
,,Я не могу вообразить себ, чтобы могла имть малйшую склонность къ такому человку. Если онъ когда нибудь получалъ нкоторое благоволніе отъ нашей фамиліи, то ето было прежде, нежели пагубный его нравъ былъ извстенъ. Опыты, которые столь сильное произвели надъ нами впечатленіе, должны бы и тебя столько же поразить, еслибы ты не была столь ршительнаго свойства, какъ вс теперь узнали изъ сего случая.
Боже мой! Какія выгоды на сторон сего человка! Порода, воспитаніе, знатность, разумъ, обходительность, видъ, щастіе и исправленіе все свидтельствуетъ въ его пользу! Какая нжность сердца любовію питающагося! и ты хочешь никогда не вступать въ супружество! такъ. Я за сіе отвчаю, хотя вс сіи мнимыя совершенства тебя ослпляютъ. Но окончимъ; я хочу только, что бы ты при всемъ остроуміи, не почитала другихъ безразсудными,
Я позволяю теб писать, сколько угодно; но сей отвтъ будетъ послдній, который ты отъ меня получишь.
Арабелла Гарлловъ.
Я изготовила также два письма къ моимъ дядьямъ, которыя отдала въ саду одному слуг, прося его, что бы онъ ихъ вручилъ, куда надобно. Если я должна получить такія же отвты, какъ отъ моего брата и сестры, то ничего не могу общать себ пріятнаго; но когда испытаю вс средства, то тмъ меньше буду себя упркать, если что нибудь случиться нещастное. Я къ теб пришлю копію съ сихъ двухъ писемъ; когда узнаю, какъ они были приняты, если только о томъ меня увдомятъ.
Письмо XXX
Въ воскресенье въ вечеру 12 Марта.
Этотъ Ловеласъ повергаетъ меня въ.мучительное безпокойствіе. Отважность и безразсудность его чрезвычайны. онъ былъ нын въ церкв, вроятно съ тою надеждою, что бы меня тамъ увидть; однако если сіе было его побужденіе; то таковыя умыслы должны его обмануть.
Хорея, которая была въ церкв сказала мн, что онъ весьма гордо и съ презрніемъ смотрлъ на нашу фамилію. Отецъ мой и дядья, также моя мать и сестра тутъ находились. По щастію не было тутъ моего брата. Они все были приведены въ смятеніе. Какъ онъ еще въ первый разъ явился здсь посл той нещастной встрчи; то все собраніе къ нему обратилось.
Какое онъ иметъ намреніе, что принялъ на себя толь грозный и вызывающій видъ, какъ Хорея и другіе примтили? Для того ли онъ пришелъ чтобъ меня видть? но поступая такимъ образомъ съ моею фамиліею, думалъ ли онъ услужить мн или понравиться? онъ знаетъ, сколько она его ненавидитъ, и для того не старается, хотя по видимому и весьма безполезно, умрить ихъ ненависть.
Я думаю, вы помните дражайшая пріятельница, сколь часто примтна была намъ его гордость. Вы сами ему въ томъ смялись; и ни мало не оправдываясь, онъ согласился великодушно на обвиненіе. Симъ признаніемъ думалъ онъ загладить все, что касается до меня, то я всегда думала, что въ его состояніи гордость можетъ быть весьма худою причиною забавы. Этотъ порокъ весьма подлъ, и притомъ безполезенъ въ людяхъ высокой породы. Если они заслуживаютъ уваженіе, то не ужели не надются получить его не полагая за нужное требовать онаго? Искать почтенія высокомріемъ значитъ подать сомнніе о собственномъ своемъ достоинств; или показать, что другіе не почитаютъ его того достойнымъ по его дламъ. Отличность или знаменитость можетъ быть поводомъ къ гордости тмъ, для коихъ сіи качества новы. Тогда осужденія и презрнія, кои она на нихъ навлекаетъ, берутъ надъ нею перевсъ. Съ толикими выгодами, а особливо со стороны его личности и просвщенія, какъ увряютъ, къ чему служитъ быть гордымъ и надменнымъ! а наипаче когда черты его лица въ томъ его обвиняютъ и измняютъ. Сколько онъ мн кажется неизвинителенъ! гордъ, но чемъ же? не тмъ, что длаетъ добро; таковую гордость можно оправдать. Гордъ вншними выгодами. Но такая слабость не заставляетъ ли сомнваться и о внутреннемъ? Правда, другіе бы могли опасаться, что бы не быть попираемыми, если бы не показывали на себ надменнаго вида; но такой человкъ, какъ онъ, долженъ быть увренъ, что униженность послужила бы ему украшеніемъ его достоинствъ.
Не можно не приписать ему многихъ дарованій. Но сіи дарованія и вс его личныя преимущества служили ему причиною къ заблуженію. Я не обманываюсь въ семъ мнніи, и свободно заключаю, что разсматривая на однихъ всахъ зло и добро, не будетъ перевса на сторон послдняго.
Если друзья мои поврятъ моей скромности, то я смло утверждаю, что проникла бы во вс его недостатки. Тогда бы я съ такою
же непоколбимостію ему отказала, съ какою другихъ отринула, и съ какою буду противиться навсегда г. Сольмсу. Сколько имъ безъизвстно мое сердце! оно лучше окаменетъ, нежели добровольно согласится на то, что бы учинило малйшее поношеніе имъ, моему полу и самой мн.Прости мн, любезная пріятельница, за сіи мои важныя единобесдованія, ибо я ихъ такъ могу назвать. Какимъ образомъ я позволила себ вступить въ толь многія разсужденія? но случай къ онымъ представляется мн въ настоящемъ вид. Вс здсь заняты однимъ предмтомъ. Хорея говоритъ, что онъ старался оказать ея матери совершенное уваженіе, на что она не преминула изъявить ему свою учтивость. онъ всегда удивлялся моей матери. Я думаю, что она не имла бы къ нему отвращенія, если бы ее къ тому не принудили, и естьли бы, не было сей нещастной встрчи между имъ и ея сыномъ.
Докторъ Левинъ, который также былъ въ церкв, примтя замшательство всей нашей фамиліи, причиненное Г. Ловеласомъ, старался по окончаніи службы вступить съ нимъ въ довольно продолжительный разговоръ; дабы дать время ухать всмъ моимъ родственникамъ.
Кажется, что отецъ мой ежедневно боле противъ меня ожесточается. Тоже говорятъ и о моихъ дядяхъ. Они сего утра получили мои письма. Отвтъ ихъ, если меня удостоятъ, безъ сомннія подтвердитъ мн неблагоразуміе сего безразсуднаго человка, которой столь не кстати показался въ церкв.
Говорятъ, что они досадуютъ на мою мать за изъявленіе ея учтивости, безъ которой она не могла обойтись. Итакъ ненависть вооружается противъ самой благопристойности, хотя она должна быть боле разсмотрна со стороны оказывающаго ее, нежели пріемлющаго. Но они думаютъ вс, какъ меня увряютъ, что остается, только одно средство къ пресченію оскорбленій. Итакъ я останусь жертвою мученія. Что выиграетъ онъ своею безразсудностію, и какую изъ сего получитъ выгоду, для своихъ намреній. {* Читатель можетъ видть въ XXXVІ письм, какія были причины побудившія Г. Ловеласа пріхать въ церковь.}
Всего боле опасаюсь я, чтобъ сіе явленіе не предвщало отважнйшихъ предпріятій. Если онъ осмлится показаться здсь, какъ безпрестано на то требуетъ отъ меня позволнія, то я трепещу, что бы, не было пролитія крови. Для избжанія таковаго бдствія я бы лучше позволила себя погребсти живую, если бы не было другаго средства.
Они вс совтуются. Догадываюсь что дло идетъ о моихъ писмахъ, съ самаго утра собрались сюда, и по сему то случаю мои дядья были въ церкв. Я къ теб пришлю списки съ сихъ двухъ писемъ, если можно въ тоже самое время послать и отвты. Сіе же письмо есть не что иное, какъ изображеніе моего страха и ожесточенія противъ того человка, которому я должна оный приписать.
Письмо XXXI.
Въ понедльникъ 15 марта.
Тщетно будеть меня побуждать ты и твои товарищи {* По мннію сочинителя, сіи дв особы переписывались часто между собою по Римскому штилю. И потому не почитали за обиду употребляемыя съ обихъ сторонъ вольности. Часто они приводятъ въ своихъ письмахъ нкоторыя мста изъ лутчихъ своихъ стихотворцевъ, которыя переведены прозою.} возвратиться въ городъ, пока сія гордая красавица будетъ содержать меня въ неизвстности. Если я до сего времени получилъ какой нибудь успхъ, то симъ одолженъ ея заботливости о безопасности тхъ, коихъ я весьма многія имю причины ненавидть.
Итакъ пиши, говоришь ты, если не хочешь хать. Подлинно я могу писать и безъ всякаго затрудненія; хотя бы имлъ или нтъ, о чемъ писать. Сіи строки будутъ сему доказательствомъ.
Братъ моея богини, какъ я теб сказывалъ, у Г. Галла учинилъ меня опять своимъ соперникомъ; человкъ нимало не опасный по виду и качествамъ, но страшный по своимъ представленіямъ. Онъ чрезъ свои предложенія овладлъ сердцами всей фамиліи Гарловъ. Сердцами! сказалъ я. Вся фамилія ихъ не иметъ, выключая той, которая меня пленила. Но сія несравненная душа находится теперь заключенною и гонимою отцемъ самымъ суровымъ и самовластнйшимъ человкомъ, по внушенію кичливаго и надменнйшаго брата. Теб извстны ихъ нравы; и потому я не буду о семъ марать бумаги.