Дождь в полынной пустоши. Книга 2

Обращением саин не злоупотребляет, - собирал Колин наблюдения по крохам.
– Занятная особенность для простолюдина. Нехарактерная.

– Честно, не возьмусь.

– Честность хороша, пока с голода не пухнешь.

– И пух не взялся бы.

– Исповеди боишься?

– И исповеди и кармы.

Колин удержался не захохотать. Удивил, работничек! О карме печется. Мантры вместо молитв не читает? Мудрами и медитацией не балуется? Зелаторов на умника нет, костер развести и виселицу поставить!

Декарт посчитал важным добавить.

– Не возьмусь и все.

– Запомню. Сам только не забудь. Оплата простая. Зависит от важности, срочности и точности исполнения. Разногласия решаем на месте.

– Давайте попробуем.

Испытания долго ждать не пришлось.

– Что скажешь?
– Колин протянул Декарту два свитка, пахнущих (не сблевануть бы) розмарином. — И когда сможешь хоть что-то сказать.

– По поводу?

– А ты посмотри. Мне не хотелось бы выглядеть в Краке дурнем, попавшимся на глупый розыгрыш. Чужих, на сколько знаю, туда не пускают.

Отправителем приглашений значился инфант Даан. Получателями: баронесса Аранко и барон Поллак. Если бы не потребность в образцах подчерка, Колин и не морочился бы, кем писано. Сомнения возникли, обнаружив некоторые, пусть и незначительные, различия. Требовалось удостовериться в правильности своих подозрений или отмести их за необоснованностью. Впрочем, масштаб опеки со стороны хозяина Декарта, тоже не лишне выяснить. Кто знает с каких высот следят.

– Писал не инфант. Обычная практика. Натаскивают г-гриффьера, тот и строчит под диктовку. Подпись подлинная, - Декарт повернул свиток, показать Колину. — В-видите, полоску едва различимую? А тут ч-чернил нет, но карябнуто. Когда перо вроде не пишет, но малость ч-чиркнет. У него на всех так.

– Знаешь руку Даана? Откуда?

– Т-то дело прошлое, уж быльем заросло. Не все можно на белый свет выволакивать.

– Мне и не надо. Только если ошибся….

– Верно, его подпись. А писано не им, ручаюсь. Сами гляньте. Какая тут абель*, а какая тут. А дор? Один другому не близнец. И линии, и нажим какой? С наклоном беда, шатаются буковки. А у Даана рука легкая, но твердая. Так что не сомневайтесь. Письмо написали, а ему под росчерк подали. Но постскриптум инфантом добавлен.

– Может, знаешь, кто за него старается?

Декарт замолк, остерегаясь подобными знаниями делиться.

– И как нам работать?

– Г-гриффьер его, Мартин.

Знатный работничек, ничего не скажешь, - приятно поражен Колин.
– И руку Даана отличает и писаря знает. Подарок, да, и только. От кого только? И чем отдариваться? Шкуру с головы с заплетенными косицами прислать?

– А пахнут всегда так? — поморщился унгриец на мерзкий для него запах.

– Д-даан такого не переносит….

Хоть что-то в человеке человеческое, - радостно ему за инфанта.

– …М-мартина проделки. Пусть читают, да чихают.

Колин утвердительно кивнул, принимая ответ. С гриффьером знакомиться однозначно!

– О состязаниях в Краке можешь рассказать?

– Не посвящен…

Соврал, - явственно почувствовал Колин фальшь Декарта.

– …но остерегаться следует. В Яму разные попадают, и овцы и волки.

– Идем дальше. Где найти Сеньи?.. Хочу привлечь его в помощь для одной деликатной службы.

Унгриец собрался задвинуть припасенную басню про воровку, но получил упреждающий отказ.

– Не будет сыскарь на вас работать. Ни на вас, ни на кого другого, - уверил Декарт. И нисколько не врал.

– Ты разузнай. А будет или нет, с ним решу. Всякий человек продается, вопрос за сколько.

В концовку, и когда Декарта не посвятил. Дорога ложка к обеду. С обедом подгадать не проблема. Ложке пригодиться. Которая дорога.

– Он состоятельный человек. Может себе позволить не продаваться.

Э! Не порти впечатлений, - обиделся Колин на беспочвенное упрямство. Но, очевидно, с сыскарем Декарт знаком, и не шапочно.

– Разузнай, - не отступился унгриец.
– И не просто улицу и дом, а вынюхаешь от и до. Чем живет, чем дышит. Какие трудности, какие беды. С женой, с детьми, с соседями, с законом. Кому должен, кто должен ему. Чем хлеб зарабатывал, под что нынче подвязан. Под кого лег. Над кем поставлен или сам стоит. Все!

– Кое-что сейчас скажу. Сыскарь он отменный. На бейлифа раньше работал, и слыхивал опять тот его призвал.

– А говоришь, не работает.

– Отказал.

– Бейлифу?

– Б-бейлифу. У них свои счеты. Давненько было. У Акли шурина в канал спустили. За дело. Но тут вопрос, чей шурин. На рыбарей грешили. Оказалось, не они. Сыскарь в три дня обернулся. Бейлиф запомнил радение. Года не прошло, Сеньи бабу свою первую с полюбовником застукал, обеих прибил. Сперва ебаря. Сердце его сварил и мокрощелке своей скормил. А потом и её прикончил, от греха освободить. Баба что? Мусор. А вот п-полюбовничек из знатных оказался. На виселицу и потянули. Бейлиф не попустил. Сеньи на работу лют. С канальщиками бодался, с псарями. Лихого люда переловил-перетаскал, на три к-каторги хватит. А четыре года назад вновь женился. Молодуха ему дите принесла. Хорошо вроде жили. Потом малая заболела, а жена сбежала. Не захотела за хворой ходить.

– Подробности?

– А какие п-подробности. Ему шестьдесят, а бабе т-тридцати нет. Жить умаешься, а уж дите здоровое заделать так и вовсе сил сколько надобно. Он и не сразу сподобился. Полгода пустая ходила. Может к кому и захаживала.

– А с Сеньи у тебя что? — угадал Колин не простые отношения именитого сыскаря и его нового работника. — Тоже быльем заросло?

– П-подсидел. Я у бейлифа в перваках ходил, а он объявился и все извини-подвинься.

– Не ужились?

– Ужились бы, коли деньги платили по справедливости. А не в один карман складывали. Меня и заело.

– Потерпел бы. Слыхал? Господь терпел и нам велел?

– Слыхивал и терпел. Сколько мог.

– В отставке?

– В-вышибли, - признался Декарт.

– Личные взаимоотношения мне постольку поскольку, но чем нынче занят, и как живет, выяснишь. Со всеми прилагающимися к грешному житию подробностями. Особенно про девчонку.

– Понял.

Чем бы тебя еще загрузить друг сердешный, побегать по округе?
– подумалось унгрийцу, слушая исчерпывающие ответы.

– Покуда будешь о Сеньи разнюхивать, поищешь некую девицу Моршан.

– Которая с инфантом путалась? — в который раз выказал похвальную осведомленность Декарт.

Богатый парень Акли, толковым народом разбрасываться, - полон недоверия и подозрений Колин.
– А может, и не разбрасывался, другую поручил. Хотя для столицы вряд ли секрет, с кем наследник спит или спал.

– Она самая, - подтвердил мастер наводить тень на плетень. — Говорят очень (дальше с легким придыханием) очень красивая девица.

Декарт не сдержался, глянул на унгрийца, как на убогого. Искать порченую девку, приударить за ней?