Дождь в полынной пустоши. Книга 2

– Выслушай, а потом определишься, помогать мне или не помогать. В любом случае решение за тобой. Настаивать и уговаривать не стану.

Девушка промолчала. Но судя по напряженной складке у губ, настроена против любых его предложений.

– Одной молодой женщине угрожает серьезная опасность, - Колин постарался говорить без эмоциональной окраски.
– Очень серьезная. Согласишься помочь, опасность будет угрожать и тебе. Но дело даже не в самой молодой женщине… Имя Моршан тебе не о чем не говорит?

Эйш живо вытерла слезы. Колин дал ей время окончательно успокоится.

– У нее есть маленький ребенок. Скажу честно, из-за него, из-за ребенка, могут убить и её, и тебя, и меня. Опасность очень велика. Моршан негде и не у кого укрыться, а у меня не так много знакомых, которым могу довериться. И ты единственная, о ком не знают желающие знать обо мне и моем окружении всю подноготную.

– Это ребенок… Он…, - захотела подробностей девушка.

– Я промолчу, - Колин подхватил девушку под локоток. Больно сжал. — И попрошу тебя о том же. Лучше обойтись без догадок, предположений и правды. Особенно правды. Жду твоего решения. Недолго.

Прошлись по мосту. Девушка делала вид, что усиленно размышляет, хотя унгрийцу понятно, она просто тянет время согласиться. Переход от отрицания к соглашательству всегда затруднителен. Маленькая капитуляция сделается еще меньше и незначительней, если не торопить с минуту.

Она оглядела Колина, ища ответов на свои сомнения. Увидела нечто другое.

– У вас кровь на скуле, - почти испугалась Эйш.

– Это не моя.

– И одежда! — пришла в волнение девушка.

– Я предупреждал, все серьезно, - произнес он сухо.

Гарай, теперь босяки. От мертвых одна только польза! Не только погост удобрять, - дал унгриец оценку своим негласным помощникам.

– Что от меня потребуется? — заговорила Эйш решительно.

– Когда представится возможным, препоручу заботу о Моршан тебе. Сам или через доверенного. Он передаст тебе кошель с вензелем гранды. Гранды, - повторил Колин привлечь внимание к важной детали. — В любом другом случае, отказывайся от всего. А будет возможность, просто исчезни.

Девушка кивнула.

– Я живу…

– Лучше мне не знать. Бывай здесь, как и прежде. Я изыщу способ тебе сообщить, - он помолчал. — И будь готова переехать.

Она переедет хоть сейчас, лишь бы забыться, убежать от собственного горя.

– О нашем разговоре никому.

– Я понимаю.

– Никому это никому, - потребовал унгриец.

– Я не часто хожу на исповедь, - выказала похвальную понятливость Эйш.

– А сейчас и вовсе повремени с этим. Не врать гораздо легче, чем путаться в выдумках.

По пути в ближайший шинок, а такой здесь только один, Крошка Дид, Колин завернул в, Шелковинку, сменить пурпуэн и плащ, где был встречен как родной. Дочка хозяина даже вздохнула о нем мечтательно и томно. Столь мечтательно вдыхал и хозяин, но уже о содержимом кошеля унгрийца.

Переодевшись, Колин посетил мастерскую художника, купить красок, кистей и холст.

Молчаливый и близорукий патриец, аккуратно выложил перед ним свой не хитрый товарец.

– Кисти лучше колонковые, - попросил Колин замену. — Свинцовой охрой богаты? Давайте и её.

Художник столь же эмоционален просьбе, что статуя под проливным дождем.

– Теперь все.

Выбеленную ткань Колин выбросил в ближайшей подворотне, не таскаться. Краски и кисти убрал в распухший эскарсель. Немного подумав, повернул и быстро прошел пару кварталов, к ювелиру.

На предложение продать редкий и специфический инструмент, тончайшие сверла, густые брови старого огранщика вздернулись в недоумении. Однако слов и вопросов не последовало. Умение промолчать вознаграждено Колином лишним ноблем.

После ювелира, извилистая тропа унгрийских замыслов, привела в монастырскую лавку. Щедро оплатив дорогие сальные свечи, Колин наказал братии ставить их перед ликом Святой Афры.

– Грешник я, - неподдельно сокрушался он под строгим взором бонифратра*.

Попав в шинок, унгриец согрелся и слегка перекусил, послушал музыкантов, уговорился с хозяином на аренду лошади. Вороная кобыла выглядела вызывающе эффектно. Сердито фыркала, дергала повод и примерялась укусить. Дурным норовом сбивалась с шага и вскидывалась в свечку. Так бы и баловалась, но получив от унгрийца крепкий удар между ушей, присмирела и вошла в чувства. К Большой Лодке Колин подъезжал на вполне объезженной коняге.

Шустрый малец, заработал штивер выполнить просьбу, вызвать нужного человека.

– Это которая задавака? — ухмыльнулся пацан. Уж он-то знает, для чего мужикам потребны непотребные девки. Не маленький.

– Которая, - согласился унгриец.

– Смотри, лицо расцарапает, - предупредил посыльный и умчался отрабатывать полученную монету.

Задний двор, место не особо привлекательное, но достаточно темное и укромное, подпирать стену дровяника, и долго оставаться не замеченным.

Женщина признала унгрийца сразу. Не испугалась. Или не подала виду. Скрывать страх, не показывать его, учишься быстро. Жизнь заставит. Сколько всего заставит выучить жизнь, не оказаться беззащитной жертвенной овечкой, не перечесть и за час.

– Мы недавно встречались, - объявила Саман показать, что помнит унгрийца.

– Почему не повторить?

– Место неудачное выбрал.

От свинарника остро тянуло нечистотами и прелым. В бочке отмокали кишки убоины, делать колбасу. За ненадобностью выброшенная под забор невыделанная шкура крепко стухла. Отхожее место нюх не беспокоило… Не беспокоило бы, доходи до него страстотерпцы, как и положено.

– Поправимо.

– Остается выяснить для чего?

– Удовлетворить любопытство, - пауза, а как без нее, - другие Китти, Молли, Натти и даже Форточка — а ты Саман.

Женщина плотней подобрала концы платка, не пускать холод, она вовсе не рассчитывала задерживаться надолго. А подняться к ней и минуты не понадобится.

– Прошу, - пригласил ночной гость.

Жизнь что набитая колея, в ней мало что меняется или может измениться, или позволишь произойти изменениям. Кому-то они страшны, кому-то не нужны вовсе, кто-то менжуется сделать первый шаг и ждет что за него его сделает другой.

– В конюшню идти?
– с насмешкой произнесла она.

– Зачем же идти, - Колин подхватил женщину на руки. — И почему в конюшню?