Дождь в полынной пустоши. Книга 2

– Фруктовый лед, - попросил Колин дополнить сервировку и поблагодарил слугу монетой. За точность. И поднял палец вверх, о чем-то предупреждая или напоминая. Саман принесли энтурийский плат. Воздух, сотканный золотом и жемчугом.

– Здесь прохладно, - нагло соврал Колин.

Женщина приняла подарок и приняла его вранье. Купить такую красоту, надо продать лошадь, броню, оружие, Большую Лодку и половину Карлайра, от стены до стены. Её саин рассчитался, не моргнув глазом.

– Ты всегда столь расточителен? — с наслаждением куталась Саман в удивительный подарок.

– По необходимости.

– И нынче, такая необходимость возникла?

– Определенно.

– Ты странный, - выразила женщина свое отношение к происходящему с ней. Она чувствовала себя невольной участницей волшбы. Но не забывала, волшебство заканчиваться в тот самый момент, когда к нему привыкаешь.

Они ополоснули руки, промокнули полотенцами. Ей неловко. С чего начать? Как начать?

Унгриец учил её есть пальцами. Так вкуснее. Объяснял последовательность блюд. Таковы нерушимые традиции. Рассказывал о приправах и пряностях. Они делали ярче вкус блюд. Он возился с ней, как возится учитель с любимой ученицей. Не ругал за не понятливость и бестолковость. Хвалил, одобрительно посмеивался. Держал её ладони в своих, как держал бы величайшую драгоценность. Он не походил на заносчивых ублюдков, что за грош выжмут все соки и еще умудряться наплевать в душу. Он ни на кого не походил!

Это приходило исподволь. Желание. Самое простое, самое обыкновенно, самое-самое. Когда за каждым жестом, за каждым прикосновение, от каждого слова и выдоха, по телу проходит невидимая мягкая волна, сбегает к низу живота. В горле делается сладко и хочется пить. Чем… кем утолиться?

– Так почему Саман? — спросил Колин. Он сидел одуряюще близко. Его тепло лишь сильней разгоняло её сердце.

– Родительская прихоть.

Родители не придумывают таких имен детям. Если любят. Если не любят. Все равно не придумывают. Разницы нет, как назовут дите, но точно не Саман. Имя она выбрала сама. В её памяти разделенной на до и после, половинки назывались по-разному. Саман — вторая и наверное не лучшая. Каждый спасается от прошлого как может. Или от будущего, когда не верит в него.

– В переводе — госпожа?

– Все мама. Отцу понравилось. Оно кажется тебе неподходящим? Для жилички со второго этажа Большой Лодки?

– Мое не лучше. Яд Бога. То, которым меня нарекли.

– Ты его изменил?

– Люди предпочитают короткие и простые имена. Легче запоминают. А как ты попала в столицу?

– Зачем тебе?

– Люблю интересные истории. Иногда рассказываю их сам.

– Моя не интересна, - Саман прилегла на полати. Все её встречи с мужчинами заканчивались так. Лежа на спине. Они этого хотели. Теперь этого хотела она. Зачем же себе отказывать?

Взяла его горячую руку. Её горячей. Её желание больше. Она знает. Как давно подобное происходило с ней. Хотеть мужчину. Остро. До отрешенности от происходящего сейчас. До равнодушия, что будет после.

– Расскажешь? — попросил Колин.

– Не хочется вспоминать.

– Чего еще не хочется?

– Лучше угадай, чего хочется.

– И чего же?

Она рассмеялась. Открыто и честно. Радуясь происходящему с ней. Возможности не скрывать. Ничего не скрывать.

– А если расскажу? Что мне будет?

– Ммммм, - прикрыл глаза Колин, обещая невообразимо прекрасное. Как же, как же. Удивлять и обманывать уточненное искусство истинных мужчин.

– Мы жили далеко и счастливо, пока однажды к городу не подступила война. С той золотой поры, не осталось ничего.

– А имя?!

– Имя — да!

– Не это. Другое. Должно же быть другое?

– Его больше нет.

– Так просто?

– Так просто.

– Но что-то же осталось?

– Немного. Шлюха по имени госпожа?

– Саман, - поправил её Колин.

– Саман, - соглашается женщин. Ей не больно. Больно было давно. Теперь ей покойно. С ним. Сейчас. Здесь.

– Судьба часто перечеркивает или вырывает из Книги Нашей Жизни целые страницы. Почему бы подобное не проделать самим. Вырвать прожитое и начать с чистого листа. Не забыть, а именно начать.

– И кем начнет новую жизнь обыкновенная шлюха из Большой Лодки? Все той же шлюхой?

– Саман, - убеждал Колин.

Он навис над ней. Лицо в лицо. Она завела руки ему за шею.

– И что для этого нужно? Ты знаешь, ведь так?

– Закрыть глаза…

– Закрыть глаза?

– Да. Закрыть.

Она послушалась. Даже будь над ней занесен нож или меч. И робко выжидала, потерпишь, откроешь и все изменилось! Возможно, изменения продляться час или несколько минут. Возможно, пройдут, пока она держит глаза закрытыми.

Колин растопил фруктовую ледышку во рту. Капля упала с губ на губы. Саман вздрогнула и жадно слизнула.

Еще капля. Еще… еще… еще….

– Теперь открой, - попросил Колин, истаяв ледышку.

Саман открыла.

– Готово!
– объявили ей без намека шутить.

– И все? — не верит, все еще не верит она.

– Достаточно.

Жизнь не только учит, но и портит. Хочется чего-нибудь материального, осязаемого, вещественного. Потрогать, пощупать, спрятать от остальных.

– А продолжение? — обязательна добавка сверх уже имеющегося. Тем более, что ничего и нет, кроме этого пугающего юноши и пугающего желания к нему. Ах, да. И имени. Куда от него теперь деваться.

– Продолжение?

Саман попыталась пригнуть его, поцеловать. Он не подался.

– Про жили-были долго и счастливо это в конце. У нас самое начало.

– У нас… - мечтает Саман.

– У тебя и меня, - разделил он.

Пусть так. Мед он тоже горек. У тебя и меня — горько. Не привыкать.

Ей не хотелось уходить. Она провела бы здесь остаток жизни. Предложи, согласилась бы. На его условиях. Лишь бы волшебство не закончилось.

Колин заплатил за гостеприимный кров. Оказывается, устроить для нее феерию, сказочно недешево.

Саман была ему благодарна. Очень. Даже за то, что он ей не поддался. Сохранил привкус недосказанности, незавершенности, непременного продолжения. Скорого продолжения.

Судьба, без этого никак, и ей это свойственно, попытались все испортить. Не сама конечно, но в лице четырех типов заступивших им дорогу.

– Деньги, гони!- просипели Саман и Колину.

Дееееень-ги! Дееееень-ги! — повторила каленая сталь, выдираемая из ножен.

– Живо! — гавкнули поторопиться расстаться с нажитым и не разменивать жизни на презренный металл.

В ночные игры простые босяки не играют. Только кто дружен с железом, организован и не труслив, лить кровь. Много и часто.