Драконий принц в академии ведьм

В темницу верховного мага!

Подумать только!

Сколько времени у меня было, чтобы исправить подлость, совершённую моей копией? С одной стороны, я считал его поступок подлостью, а с другой… Может, он всё правильно сделал? Что если она на самом деле пыталась отравить меня? До сих пор оставалось загадкой, как именно она выкрала мою звёздную нить…

Ректор нашёл блюдце и тонкое стило, подошёл к столу, ставя на него блюдце, и взял меня за руку. Он сделал небольшой надрез на указательном пальце, и кровь потекла тонкой струйкой, капая на белоснежное дно блюдца.

— Достаточно, — пробубнил себе под нос ректор, провёл стило над порезом, и тот моментально затянулся.

Ран Эдамон приподнял блюдце, произнёс какое-то заклинание, больше похожее на ругательство, и фитилёк свечи, стоящей на его столе, загорелся. Ректор принялся бубнить что-то себе под нос, а затем с облегчением выдохнул.

— Вам осталось провести в этом теле совсем немного времени, а потом вы снова станете собой, поэтому мне следует поспешить в покои Розалинды, чтобы убедиться, была ли она вами, и она ли применила запрещённую в нашей академии магию.

— Немного это сколько? — переспросил я. — И можно ли как-то остановить стражей, которые повезли Мэйлисс к верховному?

— Меньше часа… Возможно, пять минут, возможно, двадцать… В любом случае, вам пока лучше побыть в моём кабинете и не высовываться, а мне поторопиться. Что касаемо Мэйлисс… Вряд ли верховный будет решать её судьбу ночью. Очень надеюсь на то, что мы успеем.

Ректор вышел, а я присел на стул у его стола и уставился на безмятежный огонёк, который едва заметно колыхался из стороны в сторону. Кто-то говорит, что на огонь можно смотреть вечно, но это настолько утомительное занятие, что оно довольно быстро надоело мне. Уже скоро я заметил, как мои руки начали становиться нормальными, и обрадовался. Однако когда со шкафа спрыгнуло взлохмаченное дымчатое облако, я не на шутку испугался, и от радости не осталось и следа. Неужели это память тела? Или я стал таким трусом?

— Ты должен поторопиться. От Мэйлисс хотят избавиться… Я помогу тебе! Стану твоей путеводной звездой.

— Кто ты? — спросил я, приоткрывая рот от удивления.

— Звёздочка с твоей нити, если хочешь как-то обращаться ко мне! — прошептало облако, которое теперь больше напоминало кошку, и выгнулось в спинке, распушив хвост.

Я подскочил на ноги, понимая, что вернулся в своё тело, вот только времени на радость у меня не было: следовало срочно спасать кухарку, чтобы получить у неё ответы на все вопросы, которые мучили меня.

— Если ты точно знаешь, где она, то не будем терять ни минуты.

— В верхнем ящике стола ректора возьми серебряную цепь. Мы потом вернём её ему.

— Зачем?

— Не задавай вопросов, просто сделай это и доверься мне.

Я не знал, почему доверял этому сомнительному существу, но я был уверен, что оно желает спасти Мэйлисс не меньше моего.

Глава 15. Мэйлисс

Меня закинули в самую настоящую клетку, в коей возили заключённых. Запах грязных носков и чего-то ещё слишком отвратительного и непонятного ударил в нос. Я поморщилась и постаралась дышать глубже, только бы подавить тошнотворный ком, который тут же подкатил к горлу. Я всё-таки работала на кухне и сталкивалась с разными запахами. Стоило вспомнить, как однажды отыскала завалившийся за шкафчик кусок мяса, за который Толстопуз отчитал всех и обвинил в том, что мы украли его и приготовили для себя. Вот только воспоминания из прошлого не меняли того факта, что меня заключили под стражу. И самое ужасное в этом было то, что попытайся я оправдаться, меня просто не стали бы слушать. Ведь на мне набито громадное клеймо — дочь опального виконта. К таким, как, я не прислушиваются… Таких, как я, не уважают… От таких держаться в стороне. Никому не будет дела до моих слов, даже если я попрошу испытать меня огнём правды.

Я присела на бревно и почувствовала, как карету тряхнуло. Мы тронулись с места, а это означало, что через пару часов я окажусь во дворце верховного, и меня осудят… Сразу же отправят в темницу… Или на виселицу. От страха конечности онемели. У меня не было слёз и всего того, что обычно появляется в такие минуты. Даже паники не было, потому что она свойственна только в том случае, когда у тебя есть какие-то возможности исправить ситуацию, а у меня их нет.

Решив, что перед неминуемым наказанием следует хотя бы поспать вволю, я растянулась на деревянной скамейке и закрыла глаза. Внутри царило столько спокойствия, что мне даже немного смешно стало.

— Вот как ты встречаешь свою возможную гибель! — прошептала я самой себе и устремила взгляд на тёмное небесное полотно, которое можно было разглядеть через металлические прутья потолка.

Луна безмятежно глядела на меня, и мне показалось, будто бы я увидела её глаза, наполненные грустью. Можно было бы, наверное, попытаться сбежать отсюда, избавиться от прутьев и выскочить наружу, но, скорее всего, клетку, как и все остальные, обработали раствором свинца, защищающим от магии и блокировавшим любые её проявления, а даже если мне и удастся выбраться, то идти всё равно некуда. Меня сдадут, отправят в темницу и тогда точно повесят.

Кажется, ненадолго мне даже удалось задремать, но я вовремя успела проснуться и ухватиться за края скамьи, когда лошади резко затормозили и громко заржали. Я бы легко могла превратиться в отбивную в эту секунду, если бы промедлила ещё хотя бы немного.

Негромко выругавшись себе под нос, я спустила ноги на деревянный пол, перепачканный старой кровью и грязью. Мне стало жутко не по себе, стоило только вспомнить, как однажды, когда ездила на рынок с мачехой, увидела окровавленного разбойника, которого везли в клетке. Стражники остановились, чтобы заскочить на рынок, а он изнывал от жажды. Мне стало жаль его, и я протянула ему немного воды… Он бормотал, что вышла ошибка, что его подставили, и он невиновен, но люди смеялись над ним, а мне было жаль этого человека. Я протянула ему воду и за моей спиной послышались перешёптывания, а потом мачеха резко одёрнула меня и закричала, что я недостойная своего отца дочь, что мне нужно жить среди черни, и что она непременно накажет меня дома. И она сдержала своё слово. Несколько шрамов на спине от ударов плетью напоминали мне об этом случае, а теперь ещё и эта клетка. Я понимала, что как бы я ни старалась оправдаться, для окружающих я всё равно останусь преступницей, нарушившей закон, потому что «невинного в клетку никогда не посадят», как любят говорить все эти «праведники».

Карета свернула в лес, и лошади помчались вперёд на огромной скорости.

— Постойте! Дворец верховного совершенно в другой стороне! — закричала я, но меня не слышали, или попросту не хотели слышать.

Я подскочила, едва удерживая равновесие из-за постоянных подпрыгиваний колёс по неровной дороге, и ухватилась за прутья клетки.

В висках стрельнула тупая боль, от которой я взвыла и зажмурилась. Прутья действительно были обработаны свинцом. Сердце затрепетало от страха. Теперь я начала паниковать и беспокоиться. Я стала озираться по сторонам в попытке понять, куда меня везут, а затем услышала рык. Оглушающий, врезающийся в барабанные перепонки и почти разрывающий их. Рык, от которого глухой мог бы начать слышать, наверное. Карета резко остановилась, и до меня начали доноситься крики.

— Мы должны спрятать девчонку! Она наша единственная надежда!

— Они сказали, что казнят нас, если мы её не доставим живой.

— Мы не успеем! Это конец!

— Бежим!

— Мы не можем сбежать, потому что тогда нас убьют!

Кто-то паниковал, кричал, но я не понимала, кто и почему. И что это был за рык, от которого до сих пор по телу разливались вибрации? Кому он принадлежал? Дракону?

Сильный запах раскалённой смолы и смога добрался до меня, и я постаралась выглянуть, чтобы понять, что именно происходит, но ничего не вышло.

А если это какое-то чудовище?

Чудовище, о котором говорила Мередит?

Мне нужно было просто сидеть и ждать своей неминуемой гибели?

Ну уж нет…

Я могла притвориться мёртвой… Или спрятаться. Я быстро побежала в дальний угол клетки, схватила какое-то грязное, дурно пахнущее, покрывало и свернулась в углу, как кошка, прячась под найденную тряпку. Сердце бешено колотилось, а мысли перебивали одна другую. Мне оставалось надеяться, что если это чудовище, то оно не почувствует моего запаха из-за этой отвратительной до одури вони, которая теперь могла стать моим единственным спасением. А потом я придумаю, как выбраться из клетки, ведь сейчас самое главное — выжить.