Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

— Полностью поддерживаю товарища Молотова! Уверен, человек с таким колоссальным опытом государственной деятельности и огромным партийным авторитетом сможет наилучшим образом организовать работу Государственного комитета обороны.

Берия и Ворошилов молча переглянулись. Совместный тандем Молотова и Маленкова был виден невооруженным глазом. Их два голоса будут всегда перевешивать голос каждого из них.

Вот только никто из них и не собирался «без боя» отдавать высший пост в стране. Ведь, председатель Государственного комитета обороны совмещал в своих руках всю полноты исполнительной, распорядительной, законодательной, да, фактически, и судебной власти в Советском Союзе.

Словом, ответ на вопрос — «кто главный» — на время отпадал сам собой.

P/s. Зря они это сделали. Нельзя делить шкуру неубитого медведя, особенно, находясь рядом с ним…

Глава 34 И снова в путь?

* * *

Сталин, словно в дни бурной юности вернулся. С жадностью втягивал ноздрями горьковатый дым костра, вслушивался в треск углей, будившие столь приятные сердцу воспоминания о давно минувших днях. Больше полувека назад еще никому неизвестный горец Джугашвили точно также холодными ночами грелся в лесу у костра, скрываясь от жандармов. Укрывшись жесткой шинелью, как и тогда, любовался завораживающими всполохами огня, размышлял о прошлом и будущем. Пальцы поглаживали прохладную рукоять револьвера, готового в любой момент оказаться в ладони и открыть стрельбу.

— Ты прямо как настоящий абрек, — хмыкнул он, задумчиво поглядывая на странного сержанта. — Тебе бы бороду, папаху и кинжал, цены бы в горах не было…

И в самом деле, чем больше Сталин наблюдал за ним, тем больше убеждался в этой мысли. Буквально все — ухватки, повадки, привычки — говорили о том, что его неожиданный спутник человек с очень непростой историей и таким же опытом. Это было заметно и в том, как тот готовил кострище и разжигал огонь. Специально выбрал место, из которого не будут видно сполохи огня, а дым станет рассеиваться в кроне огромного дуба. Ножом аккуратно срезал пласты дерна и отложил их в сторону. Наверняка, чтобы потом вернуть их на место и скрыть само кострище.

— Да, чистый абрек, — вновь качнул головой Сталин, вторя своим мыслям. — Совсем на охотника не похож… Не-ет, не охотник, — размышляет вслух, а сам внимательно следит за сержантом, который совершенно невозмутимо потрошил только что пойманного зайца. — Точно абрек.

Конечно, у хорошего охотника тоже похожие ухватки. Человек, всю жизнь проживший в лесу и промышлявший охотой на зверя, примерно также ведет себя — неслышно идет по тропе, перешагивает через пересохшие сучья, отводит рукой в сторону ветви деревьев, привечает чужие следы, готовит укромное место для недолгого привала или ночлега. Но было все же отличие, которое неосознанно ощущали обычные люди, и ясно чувствовали люди с опытом и непростой судьбой. При встрече с таким человек обычный прохожий просто отходил в сторону, и сам не понимая почему это делая. Человек с опытом же сразу поймет, кто идет ему на встречу: ощерится, насторожится.

— Что скажешь, сержант?

В сержанте чувствовался не просто хищник, а нечто более чуждое, мощное, непреодолимое. Примерно так же ощущался горный поток или лавина, которые просто не оставляли шансов на спасение. Похоже себя ощущал и Сталин, который никогда не жаловался на своей чутье опасности. И оно ему сейчас четко и ясно говорило — «держись от этого человека подальше».

— Ведь, это ты убил всех нападавших? Ведь, толком не было никакого боя, а мою охрану просто закидали гранатами и расстреляли из пулеметов? Так ведь? — сержант оторвался на мгновение от почти очищенной тушки и кивнул. Похоже, его совсем это не заботило. — Ножом? — тот снова кивнул, прекрасно понимая, о чем шла речь. — Силен…

Сложно было даже представить себе, как можно было убить с помощью ножа такое число людей. Из автоматического оружия-то могло не получится, а что тут говорить про самый обычный нож. Однако реальность была такова, что сержант за какие-то неполные пол часа вырезал примерно взвод с огнестрельным оружием в руках. Почти тридцать здоровых мужчин посредством ножа!

Качнув головой, Сталин затих. Что-то ему совсем не нравился ход его мыслей. Постепенно вырисовывалась очень странная, с душком картина, в которой было столько белых пятен, что по спине ощутимо тянуло холодком. Все, что он узнал за эти неполные сутки, едва не кричали ему, что этот сержант не тот, за кого себя выдает. Может он и не сержант, вовсе.

— Ты кто такой? — тихо вырвалось у Сталина, когда бурление мыслей в голове достигла пика. — Ты, ведь, никакой не сержант? Чей-то агент? Диверсант, и пришел по мою душу?

Сталин повернулся на другую сторону, делая вид, что у него затек бок. Сам направил револьвер в сторону сержанта и приготовился нажать на спусковой крючок, если что-то пойдет не по плану.

— От Черчиля привет? Да? Или все-таки на абвер работаешь?

Сейчас ничего нельзя было исключать. Понимал, что его голова — это очень и очень ценный приз для многих разведок мира. Одни хотели его убрать или похитить, другие — сохранить ему жизнь. Словом, недавнее нападение с переодеванием могло было быть частью многоходовой операцией, заказчики и исполнители которой могли иметь совершенно противоположные цели и задачи, и также находится на разных континентах.

— Что молчишь?

Палец у Сталина плотно лег на спусковой крючок и даже проделал часть пути перед выстрелом. Слишком уж серьезным казался противник, чтобы давать ему хоть малейший шанс на отпор. Как сержант работает ножом лучше не вспоминать. Эти потрошенные тела до сих пор стояли у него перед глазами.

— Ну? И ножиком не балуй…

Сержант или тот, кем им назвался, совсем не спешил. Не торопясь очистил тушку от потрохов, которые тут же завернул в несколько листьев лопуха и сразу же перевязал куском бечевки. Затем основательно протер нож, тщательно стирая с лезвия и ручки остатки крови, шерсти. И лишь потом поднял голову.

— А ты точно хочешь знать? Тебе может не понравиться, что ты услышишь.

— Выкладывай, переживу, как-нибудь, — хмыкнул Сталин, не своя глаз с собеседника. — И не надо юлить.

Сверкнув глазами, сержант кивнул. И почему-то от этого кивка повеяло то ли предупреждением, то ли угрозой, что сразу же уловил напрягшийся Сталин.

— Меня в этом мире знают как сержанта Красной Армии Равиль Биктяков, — сержант одернул обшлаг шинели, зазвенели ордена и медали на груди. Причем награды были такие, что не зазорно и генералу на груди носить. Значит, заслуженный командир, а не просто штабной и штаны где-нибудь просиживал, сразу же подумалось Верховному. — Командира разведывательного взвода…

Едва прозвучало имя, рука Сталина сама собой дрогнула. Вытащив револьвер, медленно положил его рядом с собой. Несколько раз с силой растер лицо, глаза, словно не мог поверить в то, что видел прямо перед собой.

— Ты тот самый Биктяков?

Он с жадностью рассматривал сержанта, пытаясь увидеть в нем все то, что слышал о нем до этого. Ведь, именно этого человека «с собаками» разыскивал почти весь личный состав наркомата государственной безопасности. Обыскались его и в действующих частях, и на родине. Вдобавок, оба посла — французский и английский — продолжали обрывать телефон в приемной, допытываясь, когда они смогут встретиться с выдающимся советским героем. А он, оказывается, тут в лесу прячется.

— Именно так меня здесь называют…

Сталин совершенно не замечал странность некоторых его фраз, когда сержант говорил о себе в третьем роде. Его мозг сейчас «переваривал» другое.

— Это ты сделал все это? — Верховный неопределённо махнул рукой, пытаясь вместить в это движение все, связанные с сержантом, странности. — Ты ходил за линию фронта? Привел почти сотню языков? И генерал Гудериан тоже ты? Сколько же все ты…

У него было настолько растерянное лицо, что сержант расплылся в улыбке. Видимо, довольный произведенным впечатление.