Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи
Шрифт:
В одно мгновение шум гул голосов стих и все замолчали. Головы, чтобы лучше слышно было, вперед вытянули, заблестели глаза в свете керосиновой лампы.
— Значит-ца… Для вручения Золотой Звезды Героя Советского Союза сержант Биктяков был вызван в Москву, где после торжественных мероприятий должен встретиться с членами Правительства и ЦК Партии… Надо же с самим товарищем Сталиным поручкается, — удивился бухгалтер, протирая лоб от внезапно вступившегося пота. Честно говоря, от таких новостей пот и у остальных сельчан должен был выступить. — Кто бы мог подумать, что наш Рава в Москву поедет с товарищем Сталиным встречаться. Слышите, товарищи? Наш Рава товарищу Сталину жать руку будет!
На Данию Биктяковы в этот момент даже смотреть было страшно. И без того худенькая,
— Абзи, — тихонько проговорила она, вставая со стула. — Можно мне на фотографию моего сыночка посмотреть. Хоть одним глазком на родненького гляну.
Старик кивнул, начиная осторожно складывать газету.
— Держи, гляди на сына.
В этот момент с улицы стали разноситься пронзительные гудки, а за ними и крики. Кто-то ехал на автомобиле, гудел в клаксон и орал во все горло.
— Люди, люди! Люди, выходите! Все сюда! — голос был громкий, пронзительный, но изрядно охрипший. Видимо, уже долго так кричал.
— Люди! Все к правлению! Быстрее, быстрее!
Автомобиль с визгом тормозов встал колом, едва не въехав в крыльцо. Из-за руля вылез перемазанный в пыли человек, в котором с трудом узнали председателя местного колхоза.
— Чего случилось?
— Чаво разорался, как оглашенный? План что ли новый сверху спустили. Так еще старый не выполнили…
— Помолчи, старый хрен! — грубо рявкнул председатель и тут же, неожиданно для всех, заплакал. — Все, товарищи, все… Теперь совсем все, конец пришел.
Вид взрослого и при важной должности мужчины, утиравшего слезы и всхлипывавшего через каждое слово, впечатлял. Народ гуртом повалил на улицу. С ближайших домов бежали другие.
— Чего случилось-то?!
— Да, плачет и плачет…
— Воды ему кто-нибудь дайте, воды, говорю…
Кто-то протянул кувшин с водой, который председатель тут же залпом осушил.
— Все, совсем все, — снова произнес он то, что уже слышали. — Только что по радио объявили, что на товарища Сталина совершили покушение немецкие дивер…
Такой тишины, что опустилась на эту часть села, и перед бурей не никогда не было. Казалось, люди не дышали, сверчки не пели, листва у деревьев не шумела.
— Неужели, эти суки, товарищи Сталина, убили…
А Дания Биктякова ничего этого не слышала и не видела. Она сразу же выбралась из правления и огородами пошла домой. Шла быстро, крепко прижимая к груди свою драгоценную добычу — газеты со статьей про ненаглядного сына.
— … Живой, главное, живой, — шептала она, обливаясь слезами от счастья. — Живой…
Добравшись до калитки, прошмыгнула во двор. В кромешной темноте что-то мягкое под ногу подвернулось, и она кубарем полетела на землю.
— Опять вы? Чуть всю душу из меня не вытрясли…
Она сидела на земле, так и не выпустив из рук газету, и сердито смотрела на небольшие меховые комочки у своих ног.
— Что же вы, окаянные, ходите ко мне? Как Равиль уехал, так ходите и ходите…
В сердцах хлопнула газетой по ближайшему комочку, который оказался самым обычным зайцем-русаком. Ушастый даже не шелохнулся, только мордочкой повел из стороны в сторону и снова затих. С другого бока еще один косой к ней прижимался, словно зайчонок к мамке.
— Ходят и ходят, а я их… — вздыхала женщина, осторожно гладя одного из зайцев. Тот, вообще, разомлел: заднюю ножку вытянул, мордочкой ей в ладонь тукается, еще ласки просит. — Дурашка, я же вас ем…
Честно говоря, только ими и спасалась. Раньше, ведь, мяса, считай, по полгода не видела. Одной пустой картошкой с сыном питались. Иногда молоко перепадало от соседей. Своей-то коровы не было, пару лет назад продать пришлось. А теперь каждый день мяса ела…
— Удивительно, как Равиль ушел, так и они приходить стали, — шептала она, продолжая гладить то одной зайчишку, то другого. Тем, словно дурные, ластились к ней, подлезали под руки, щекотали кожу ворсом на мордочке. — Уж не заворожил ли он вас? — спросила, конечно, же в шутку. Равиля животные любили, но не до такой же
степени. — Эх, сына, сына, где же ты ходишь? Вон и в газете про тебя написали. Спасибо сказали, что хорошим человеком тебя вырастила… Сыночек, возвращайся, совсем без тебя тяжко… Эх…Со вздохом поднялась, разогнала по сторонам пушистую братию, и зашла в дом. Хотела перед сном на портрет сына полюбоваться, и сама статью почитать.
Зайцы же и не думали разбегаться. Привлеченные энергией алтаря, они сгрудились у стены покосившегося сарая и застыли одной большой мохнатой кучкой. Лишь иногда то один, то другой вытягивал мордочку вперед и начинал шевелить ушами, словно пытался что-то услышать. Утром, когда зов алтаря ослабевал, часть ушастых снова убегала в поле, а вечером они возвращались.
Глава 33
НЕМЫСЛИМОЕ
В секретных документах Форин-офиса операция получила наименование «Немыслимое», а своими истоками уходила в далёкие 30-е годы, когда особенно обострились отношения между Советским Союзом и Соединённым королевством. Молодое советское государство возглавило новое международное движение против колониализма капиталистических государств и хищной эксплуатации государства Азии, Африки и Южной Америки.
В многочисленных колониях по всему миру развернулась острая борьба против колониальных администраций. Восставшие стреляли в иностранных бургомистров, нападали на поселение европейцев, поджигали заводы, подрывали мосты. Зашаталась власть европейцев в Алжире, Марокко, Конго, Мадагаскаре. И, самое страшное для англичан, стало жарко в жемчужине колониальной империи Великобритании Индии. Каждый день приходили известия о нападениях на королевские караваны и обозы, счёт пошел на сотни убитых солдат. Вице-король Индии без устали слал в Лондон жалостливые письма об акциях гражданского неповиновения на королевских плантациях, заводах. Дело доходило до того, что европейцам стало опасно появляться на улицах индийских городов без сопровождения. Мужчину или женщину с белой кожей могли облить помоями, а то и закидать камнями.
Нельзя сказать, что англичане бездействовали и ничего не предпринимали. Не вступая в открытую борьбу, «гадили» так, что никакой войны не нужно было. После Первой мировой войны английские части высадились в Архангельские, Мурманске, на Дальнем Востоке. В Гражданскую войну снабжали белогвардейские войска оружием, военной техникой, продовольствием и боеприпасами. Все 20-е годы активно поддерживали басмаческое движение в южном подбрюшье Советского государства, готовя и координируя многочисленные восстания оболваненных пропагандой мюридов. На английские деньги на Кавказе и Центральной Азии как на дрожжах росли теократические халифаты, отряды которых со средневековой жестокостью физически вырезали сельскую интеллигенцию, зашивали в мешки учителей, инженеров, докторов и бросали их в горные реки, запрещали горным жителям ходить в школы и больницы. В следующее десятилетие на деньги английских эмиссаров создавались подпольные террористические группы в Западной Украине и Белоруссии, состоявшие из убежденных националистов.
К концу 40-х годов правительство Великобритании во главе с премьер-министром Уинстоном Черчиллем, фанатично ненавидящим Советский Союз, убедилось окончательно, что противостояние с Советским государством зашло в тупик. «Задушить» противника им так и не удалось. СССР уверенно выходил на первые роли в мире, выступая за его переустройство. Открыто победить такого врага, учитывая его мощную армию, не представлялось возможным.
Внешнеполитическое противостояние Советского Союза и Великобритании напоминало собой вражду двух боксеров — стареющего и многоопытного чемпиона, карьера которого клонится к закату, и молодого, жадного до наград, почета и славы, который только-только восходит на спортивный Олимп. Первый уже видит во втором угрозу своему положению, и пытается сделать все, чтобы остаться первым. Эта жажда победы над своим противником в итоге и привела к появлению операции «Немыслимое», предусматривавшая физическое устранение первого лица Советского государства.