Другая жизнь. Назад в СССР
Шрифт:
Я вспомнил, как наговаривал на магнитофон английские тексты и учил их. Э-э-э… Пока ещё так не пробовал, но нужно попробовать. Всё в голове путалось.
Настроил свой четырёхдорожечный «Иней 302» на запись. Микрофон лежал рядом, тут же стоял радиоприёмник «ВЭФ — 202». Я иногда ночью писал с него музыку, но не через микрофон, конечно, а через линейный выход. Вот куда ещё бесценное время уходило. На музыку. То к Валерке соседу бегу с магнитофоном что-то навое переписывать, то радио полночи насилую, бегая с волны на волну.
Валерка где-то фирменные записи брал. И не только записи, но и фирменные диски.
— Так, мля, ну ка читать алгебру!
Набубнив на микрофон шесть новых параграфов, я попробовал своё произведение послушать и уснул. Проснулся только после второго звонка в дверь. Бобина с плёнкой на магнитофоне крутилась, шурша хвостиком магнитофонной ленты.
— О! Чего такой заспанный? — спросила мама. — Вроде рано ещё. Котлетами пахнет, не уж-то пожарил?
— Пожарил и съел парочку. В школе Ирке половину обеда отдал. Выклянчила. Очередь большая была.
— Ну и хорошо. Как там Галина?
— Не говорили мы с ней о тёте Гале. Там Людка Фролова ещё на хвост присела, вторую половину моего обеда съела.
— Так, хе-хе, сколько половин у твоего обеда было?
— Три, мамуля, — улыбнулся я, помогая ей раздеться. Она у меня та ещё юмористка. — Я оставил парочку на тарелочке. А в кастрюльке рис. Можешь перекусить. А я пока остальные пожарю.
— О-о-о! О! С чего такое рвение? В школу вызывают? Натворил что?
Мама разволновалась. Она стояла в проходе между прихожей и кухней и вскинув тонкие брови, тревожно смотрела на меня.
— Нормально всё, — сказал я с некоторым сомнением в голосе, потому что неожиданно понял, что директриса, не дождавшись меня у себя, может, точно может, вызвать родителей.
— Надо завтра к ней зайти, — подумал я. — Что она мне может предъявить? По Давлячину? Да, ничего! А так, вполне себе является криминалом то, что я не являюсь на её личное приглашение. Она ведь сама мне сказала зайти после уроков. А Светлана Яковлевна серьёзная женщина. И директором проработает долго. Да-а-а… Вот, что дают послезнания…
— Что-то твоё «нормально всё» прозвучало как-то неуверенно.
— Нет, мамуля. Это я ещё не проснулся.
— Ну-ну. А то, лучше сразу скажи. Иначе отец…
— А что, отец? — подумал я. — Всё! Его «ременное» время закончилось ещё пару лет назад. Хотя он и пытался доминировать силовым методом, аки Тарас Бульба, но как и Бульба наткнулся на мужской отпор. Хорошо, что вовремя понял это. Да, уж. Всему своё время. Теперь только личным примером и нравоучительными лекциями о здоровом образе жизни. Мой отец почти не пил, совсем не курил и был образцовым семьянином. Опять «был»… Есть! И мне есть с кого брать пример! И я его возьму обязательно! И мама у меня прекрасная: умная и очень умная. Во всех отношениях: и по учёбе, и по жизни.
— Проснуться надо и немного очухаться. Весь день сидел за алгеброй. Нихрена в этой тригонометрии не понимаю. Зачем эти «единичные» лучи? Зачем их нужно поворачивать, складывать? Радианы… Чтоб их.
— Какая это «тригонометрия»? Тангенсы-котангенсы — тригонометрия.
— И они тоже! — махнул я рукой и достал из холодильника «Океан» размороженные
котлеты.— Извини, сынок, но с этим я тебе помочь не смогу, — донеслось из ванной комнаты. — Ты стирался, что ли?
— Куртку.
— А пол, что не вытер? Лужи на полу. Влезла ногами. Ну ладно, всё равно стирать.
Пока мама приводила себя в порядок после работы, большая чугунная, ещё бабушкина, сковорода раскалилась и масло зашкворчало. Я придавил котлеты, сделав их плоскими, и выложил на «огонь». Оглянувшись, увидел, что мама перестала жевать и смотрит на меня внимательно.
— Совсем ты у меня уже взрослый стал, — сказала мама. — Скоро невесту приведёшь…
— Не скоро, мам, — покрутил головой я и улыбнулся.
— Разве тебе не понравилась девочка? — приподняла она свою тонкую бровь
— О, — подумал я, — начинается «пробивка».
— Понравилась. Как такая девчонка может не понравиться? Но ты уж сразу и на невесту такую согласна? Ха-ха!
— Вот, ты жук! — улыбнулась она. — Поймал мать «за фук».
Мы раньше часто играли с родителями в шашки. Это оттуда термин.
— Никого я не ловил. Просто уточнил, на сколько можно сближаться?
— Сближаться?! — удивилась мама ещё больше. — Ты уже с ней намерен сближаться?
— Э-э-э… С кем-то уже пора. Хе-хе…
Брови мамы взлетели совсем высоко.
— Не морщи лоб. Морщины будут, — сказал я и дотронувшись её лба кончиками пальцев, наклонился и туда же поцеловал.
— Ну, ты…
Она хлопнула меня правой рукой по заду.
— Хорошо, что в ней нет вилки, — сказал я.
— Шутишь, — сказала и хохотнула мама и покивала головой. — Совсем взрослый.
Она вздохнула.
— Значит, уже и поговорить можно по-взрослому?
— Можно, мамуль, но не нужно. До взрослых отношения с девушками мне ещё далеко. Не бойся. Про пестики с тычинками я в курсе. И анатомию по биологии проходили.
— Не нужно, ну и ладно, — сказала мама и принялась дожёвывать котлету.
Папа с порога спросил про английский. Он когда-то был радистом и английский, в рамках профессии, когда-то знал, но всегда поминал не добрым словом свою плохую память. Теперь следил за моими «успехами» по «больной» для него теме.
— Получил на уроке четвёрку. Обещала поставить пять на следующем, если не «накосячу».
— Накосячу? Это как? — спросила мама.
Мама «собирала» словечки из молодёжного сленга. Она преподавала в «Дальрыбвтузе» и «коммуницируя» со студентами, позволяла себе «отступления» от строгого формата «преподаватель-студент».
— Об косяк, это, как фэйсом об тэйбл, только больнее, — пошутил папа. — О! Котлетками пахнет. Когда успела?
— Сегодня у нас сын жарит котлеты и даже сварил макароны.
— Молодец, сын. Так и надо кормильцев встречать, — проговорил отец, показал мне большой палец и скрылся в туалете.
— Всё! Пойду доучивать, да на каток схожу.
— Темно уже, — нахмурилась мама.
— Да где ж темно? — сказал я, показывая в окно.
Там, на освещённой двумя фонарями хоккейной коробке, ещё кто-то колошматил шайбу от борт, тренируя бросок. Через приоткрытую форточку явственно доносились «дукающие» звуки ударов твёрдой резины о деревянные доски бортика.