Другой Владимир Высоцкий

В июне отцу Высоцкого Семену Владимировичу позвонил его близкий приятель и сообщил, что только что вернулся с лекции в Военной академии, которую проводил лектор из ЦК КПСС. В конце выступления ему стали задавать вопросы, и кто-то спросил про Владимира Высоцкого: мол, правда ли, что тот подал документы на выезд из страны? И лектор, ничтоже сумняшеся, ответил: да, правда, он уже давно уехал из страны, а на родину приезжает только иногда, чтобы здесь лишний раз подзаработать на концертах. И добавил: «Вы разве не знаете, что Высоцкий — предатель родины?» Приятеля отца Высоцкого это так возмутило, что он дождался конца лекции и подошел к лектору. «Как вам не стыдно! — начал он чихвостить сплетника. — Да я только на днях был на дне рождения отца Высоцкого (17 июня) и видел его собственными глазами. Никуда он не уезжал и уезжать не собирается. Я сегодня же ему расскажу о том, какие сплетни вы здесь распускаете!» Лектор в ответ буквально взмолился: «Ради бога, не надо! Мне в ЦК дана установка так отвечать».

Однако отец в тот же день рассказал сыну об этом звонке, и Высоцкий, узнав телефон этого лектора, позвонил ему домой. Лектор разволновался пуще прежнего. «Владимир Семенович, не губите! — запричитал он. — У меня семья, дети, не портите мне карьеру. Я глубоко извиняюсь перед вами, только, ради бога, ничего не делайте, иначе меня уволят с работы». Высоцкий пообещал ничего не предпринимать со своей стороны только в том случае, если лектор даст слово пикогда больше таких слухов про него не распускать. Тот пообещал.

Теперь постараемся разобрать этот эпизод на детали. Итак, лектор утверждал, что установку сделать из Высоцкого отъезжанта ему дали в ЦК КПСС. Это очень похоже на правду — в тамошнем Идеологическом отделе иной раз практиковались именно такие топорные приемы, которые легко разоблачались (надо было только захотеть, как это и сделал друг отца Высоцкого). В отличие от КГБ, который тоже часто распускал подобного рода слухи, но действовал тоньше, в Идеологическом за тонкостью никогда не гнались, ставя перед собой лишь одну цель — запустить слух в народ, а там хоть трава не расти. Нечто подобное в начале того же десятилетия было проделано с Аркадием Райкиным: про него через то же общество «Знание» был пущен слух, что он якобы похоронил свою мать в Израиле, но сделал это только длля того, чтобы… вывезти в ее гробу фамильные бриллианты. В том случае жертва скандала пошла дальше Высоцкого: артист пришел на прием к заведующему отделом культуры В. Шауро и добился от него обещания, что подобного больше не повторится. И действительно — не повторилось.

Судя по всему, в обоих случаях (с Райкиным и Высоцким) силы, стоявшие за распространением подобных слухов, были одни и те же — это были державники. И везде цель у них была одна: «загасить» двух ярчайших представителей либеральной (главным образом еврейской) фронды. Взять того же Высоцкого. С тех пор как он стал выездным (1973), все центральные СМИ (в том числе и державные) оказались в положении, когда критиковать этого артиста было практически невозможно (это право осталось только за региональной прессой, которая не имела выхода на всесоюзную аудиторию). И это несмотря на то, что «грехов» за Высоцким числилось выше крыши — причем как личного плана, так и идеологического. Более того, с 1977 года Высоцкий получил возможность (при явном попустительстве верхов) значительно расширить масштабы своей аудитории — начал давать концерты в многотысячных Дворцах спорта (в иной день он давал по пять концертов, которые посещали порядка 25–30 тысяч человек!). Ладно бы это право имела Алла Пугачева, песни которой были асоциальны, но Высоцкий считался протестным певцом, и подобная раскрутка его творчества многими провластными людьми воспринималась как попустительство идеологической крамоле. Что было недалеко от истины.

Дело в том, что концерты Высоцкого — это были не концерты той же Пугачевой. Если последняя воспринималась всего лишь как эстрадная звезда лирико-романтического направления, то наш герой ассоциировался у людей с бунтарем, борцом с брежневским «застоем». Поэтому после его концертов у многих оставалось этакое «социально-политическое послевкусие», сродни тому, что возникало тогда, когда они, например, рассказывали друг другу анекдоты про Брежнева. Как говорится, смех смехом, но начинка у этого веселья была антисоветская.

Все эти факты не были тайной за семью печатями для спецслужб, поскольку вся информация об этом «послевкусии» немедленно стекалась в КГБ. В его Аналитическое управление вообще поступала вся внутрисоюзная информация (внешняя была прерогативой Информационного управления ПГУ КГБ СССР), после чего ложилась на стол Андропова. А тот уже решал, как с ней поступить: либо доложить на самый верх — генсеку (документ «первой разметки»), либо в среднее звено партаппарата (документ «второй разметки»), Вполне вероятно, что многое из известного ему шеф КГБ на самый верх не докладывал (под видом того, что не стоит тревожить пожилого и больного генсека лишней информацией), но для себя соответствующие выводы делал. И пользовался этим в своих далеко идущих планах (а планы, как уже говорилось, у него были наполеоновские — рано или поздно, но сменить Брежнева на посту генсека).

Видимо, державники, не имея рычагов воздействия на эту ситуацию (их оппоненты, либералы, явно заручились поддержкой самого Брежнева), и предприняли топорную атаку на Высоцкого посредством распускания слухов о его отъезде из страны.

О том, что Брежнев тогда все чаще подыгрывал либералам (когда непосредственно, а когда косвенно, передоверяя именно им разрешение тех претензий, которые предъявляли власти державники), наглядно говорит хотя бы следующая история, которая началась еще в марте этого года, а завершилась как раз незадолго до появления слухов об отъезде Высоцкого. Камнем преткновения в ней стал фильм с участием нашего героя — «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Отметим, что на всесоюзный экран он вышел еще в конце 1976-го, а скандал вокруг него разгорелся спустя почти полтора года, что ясно указывало на то, что поводом к этому стал очередной виток конфронтации между либералами и державниками.

Представители державного лагеря (как сталинисты, так и почвенники) встретили «Арапа» с дружным неприятием. Например, известный ученый и диссидент Игорь Шафаревич (автор самиздатовской книги «Русофобия») отозвался о фильме следующим образом:

«Жалость берет, когда глядишь на бедного арапа, по милости жестоких разбойников попавшего в это гноище — петровскую Россию. Все без исключения «птенцы гнезда Петрова» — это мелкие и злобные жулики. Очень тщательно подобран типаж: свиные, маленькие глазки, носы картофелиной, ничего не выражающие тупые физиономии — таковы почти все, вплоть до мелких статистов…»

Еще более резко высказался о фильме непререкаемый лидер державников писатель Михаил Шолохов. В марте 1978 года он написал письмо на имя Л. Брежнева, в котором выражал свое возмущение происками сионистов, окопавшихся в том числе и в советской культуре. По мнению писателя:

«…Особенно яростно, активно ведет атаку на русскую культуру мировой сионизм, как зарубежный, так и внутренний. Широко практикуется протаскивание через кино, телевидение и печать антирусских идей, порочащих нашу историю и культуру, противопоставление русского социалистическому. Симптоматично в этом смысле появление на советском экране фильма А. Митты «Как царь Петр арапа женил», в котором открыто унижается достоинство русской нации, оплевываются прогрессивные начинания Петра I, осмеиваются русская история и наш народ…»

Трудно сказать, дошло ли это письмо лично до Брежнева. Впрочем, даже если бы и дошло, то оно вряд ли бы что-то изменило: во-первых, как уже отмечалось, генсек окружил себя советниками либерального толка, во-вторых — он был уже настолько физически немощен, что работал всего по три-четыре часа в сутки, да и во время оных старался ничем лишним себя не утруждать. Поэтому заниматься проблемами спасения русской культуры ему было явно недосуг. Судя по всему, высшая парт- и госэлита его для этого и сохранила на высших государственных постах (а в 1977 году Брежнев к посту генсека добавил еще и пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, то есть президента страны, отправив в отставку Николая Подгорного), чтобы, пользуясь его немощью, легче было устраивать свои собственные дела.

Возвращаясь к Высоцкому, заметим, что, являясь одной из ярчайших фигур либерального движения, он был надежно защищен от любых серьезных нападок со стороны державников именно этим статусом, к которому также был присовокуплен и его международный имидж глашатая советского плюрализма. Слухи о его отъезде из страны могли, конечно, каким-то образом негативно сказаться на его репутации, но в общем и целом навредить ему были неспособны. Поскольку на фоне царившего в стране идеологического застоя, а также театра абсурда, где главные роли играли престарелые члены Политбюро, такой человек, как Владимир Высоцкий, выглядел не рядовым героем, а настоящим суперменом. Чего, собственно, и добивались люди, которые его «крышевали». Разрешая ему выступать во Дворцах спорта, они в то же время продолжали его помаленьку прессовать и информационно «гнобить» (например, всесоюзной рекламы этих концертов нигде не было), чтобы в сознании большинства людей он продолжал оставаться главным социальным оппозиционером страны.