Дубль два. Книга вторая

Несколько раз я видел, как Лина прячет планшет, с которого смотрели страницы социальных сетей. И скрывает слёзы. Смотреть на то, как старились внуки, а она — нет, ей было невыносимо. Я поддерживал жену, как мог. Архангельскую и Вологодскую области мы едва ли не на коленках обшарили, но гору, где жили Белый и Степан, так и не нашли. За полтора столетия. Дня не проходило, чтобы мы не проклинали себя за то решение выйти из игры. Но в этом не было смысла. Проклял нас кто-то посильнее. Давно. Страшно проклял…

Мокрой простынёй попробовал утереть пот со лба, но, кажется, только размазал. Едва не свалившись, сполз с узкой койки и чуть не упал в душевой, поскользнувшись на холодном кафеле влажными ступнями. Некоторое время пробовал настроить в злодейском местном смесителе воду комфортной температуры, но плюнул, и начал мыться некомфортной. Внутри всё равно было хуже, чем снаружи. Сон, а, главное, слишком яркие и эмоциональные переживания из него, будто бы и не думали отступать. Выть хотелось, прислонившись к холодной плитке, покрытой брызгами и известковым налётом. Перед глазами стоял выцветший, неживой взгляд Энджи на могиле нашего второго сына, Пашки. Ему было семьдесят восемь.

Волны холодной и горячей воды чуть помогли минут через пятнадцать. Ещё с пару десятков ушло на поход до кулера в середине тёмного гостиничного коридора, и жадное, захлёбывающееся питьё. Ещё полчаса — на зарядку, упражнения для которой подсказали-показали старики-разбойники. К концу которой слабый, мерцающий шарик Яри появился-таки под диафрагмой.

Сон, в котором мы с Линой ушли, был каким-то невозможно реальным, ярким, подробным, детальным. Будто с кушетки Микуньской гостиницы я попал в будущее. Или, наверное, лучше считать это другим измерением. В гробу я видал такое будущее.

Возрастная анимешница спала сидя, разметав разноцветные пряди по столешнице. Я положил ключ на стойку, проследив, чтобы он не звякнул. Заметив седину на макушке спавшей портье. И её ладонь, лежавшую поверх смартфона. Наверное, очень ждала звонка или сообщения от кого-то. И не дождалась. У каждого свои проблемы, и решает их каждый по-своему. Из холла вышел бесшумно, даже сильная пружина и дверные петли будто прониклись и не стали ни демаскировать, ни поднимать тревогу.

Рафик завёлся, будто бы чихнув недовольно, что не удалось выспаться толком. Ни на выезде из города, ни на трассе не было ни встречных, ни попутных. Как и мыслей в голове, кроме «приснится же такое». Просто ехал и читал указатели, пытаясь хоть как-то отвлечься. Хоть и видно их в предрассветных сумерках было еле-еле.

Реки Ертым, Певъю и Чуб. Бесчисленное множество ручьев и ручейков. И болота по обе стороны от дороги. Да, по сравнению с этими краями, все остальные, виденные мной до сих пор города и посёлки казались мегаполисами, кишащими народом. Странное абсолютное отсутствие которого здесь, на дороге и на обочинах, настораживало. Хотя, по идее, должно было наоборот успокаивать. Я ехал учинять лесные пожары и убивать предвечную сущность. И почему-то переживал из-за отсутствия свидетелей.

Кривая и странно грязная по сухому времени гравийка уходила к посёлку. Мой маршрут лежал в другую сторону, снова дальше от живых людей, которых сегодня с самого утра не встречалось. Кроме спавшей портье. Вроде бы спавшей.

Километра четыре мы с Рафиком крались по колее, что накатала параллельно железнодорожному полотну какая-то местная техника. Лесовозы, наверное. Потом обнаружился съезд влево, в лес, куда я и направил явно отнекивавшийся автомобиль. Он ощутимо толкнул мне педалью сцепления под левую ногу, а тормоза — под правую, будто негодуя: «Тебе надо — вот ты и прись туда сам!».

Через пару километров нашлась и обещанная планом просека. Почти два часа прыгали по пням и веткам. Едва не пропустив заваленную сухими еловыми лапами тропку направо. Я раскидал ветки, въехал и сложил их обратно как было, позади нас. На всякий случай. На него же — привязал пакет на ближнем дереве. Белый, даже ночью можно будет разглядеть. А эти завалы, как и эта лесная колея, и все окружающие заросли, сливались воедино даже днём. Казалось, что не врезаться в дерево можно, только если держать перед собой вытянутые руки. Мы будто оказались в сплошной сфере из бурого, чёрного, жёлтого и всех возможных оттенков зелёного. И то, есть ли из неё выход — только предстояло выяснить. Как и вход, в принципе.

Колея, вышедшая на край болота, оборвалась в нём. Будто даже лесовозы сюда приходили умирать, как слоны, в одиночестве. Эта мысль не радовала. Как и ни одна другая с самого утра. Кроме того, что сон — это всё-таки сон.

Сверившись с картой и компасом, навьючившись барахлом, как последний мул, я стоял у тёплого капота. Рафик только что за рукав меня не прикусил, не желая, боясь отпускать. И ещё сильнее боясь оставаться одному. Я прекрасно его понимал. Но погладил тёплое железо, стекло фар и пластик радиаторной решётки, и шагнул дальше в лес. Дальше от болота. Без намёка на то, что и где меня ожидало дальше.

Глава 22 План не реализован

Солнце было почти в зените, хотя здесь, в чаще, едва различимо. Редкие лучи достигали земли напрямик, не касаясь листьев или иголок. Или странных и непонятных наростов, что всё чаще и чаще покрывали стволы и ветви деревьев вокруг. После рассказа Белого о его обережных кольцах, их видах и функционале я, помнится, зарёкся когда бы то ни было посещать незнакомые леса без знающих проводников вроде Осины или Ража на худой конец. Но вышло как вышло.

Игра в «пущевика», как предупреждали старики-разбойники, на двуногих работала почти всегда. Возможны были сбои с первыми рангами и крайне редко — со вторыми. Древа, что здоровые, что заражённые чёрной прививкой, получали информацию по-другому, и с ними такие номера проходили нечасто. Подловить можно было лишь ослабленных или молодых. На это и был расчёт. Довольно наглый. Ну, как и весь наш план, в принципе.

«Накрыть» сферой, кроме себя, ещё и весь груз было несложно. Перестать дёргаться, неслышно ступая по чужому враждебному лесу — значительно сложнее. Хотя сперва он враждебным не был. Ну, начали появляться те страшилы, то сросшиеся из нескольких, то с дырявыми бочонками посреди стволов. Но на меня, кажется, не обращали внимания. И это радовало ещё сильнее, чем то, что ночной сон пропал с пробуждением.

Настороженность их почувствовалась чуть позже. И стала очевидной. Когда два дерева, две ёлки, метров по десять каждая, вдруг нагнулись друг к другу, будто одна из них вспомнила анекдот и решила рассказать второй, я замер. С моего места было видно, что через некоторое расстояние ещё несколько стволов изменили наклон. Синхронно. И я запоздало вспомнил совет епископа — идти по сложнопредсказуемой траектории. В его исполнении это звучало: «как пьяный бык… прошёл». Переть напролом, «дуриком», как говорил Сергий, было опасно. Когда мох, трава и корни ощущают давление, направленное длительное время в одну и ту же сторону — это настораживает даже их. И сигнал тревоги отправляется ко Древу. И тогда — жди беды.

Оказалось, в невидимом режиме растения вполне могли принять меня за какое-нибудь животное, оленя там или кабана. Ну, с учётом моего веса со всеми «допниками» — лося, скорее. Но зверь не будет ломиться напрямки по азимуту. И выбирать дорогу, где ветки не касаются головы на уровне человеческого роста. Про это я тоже забыл. Оставалось надеяться, что опомнился не слишком поздно.

Виляя и петляя между деревьев, как заяц с серьезной черепно-мозговой травмой, я старался придерживаться нужного направления. Ещё пару-тройку раз отмечая, что изменённые ветви шевелятся, будто клонимые ветром. Которого в помине не было. И наблюдая, как в паре мест из-под земли выбирались петли еловых корней, выкладываясь поверх мха какими-то удавками крайне неприятного вида. Но пока получалось не снижать скорости. Правда, с учётом траектории, сильно увеличился пробег. Зато знакомств со стражами удавалось избегать.