Душа

– А-ацумори!
– раздался над ним голос. Он донесся словно сквозь вату.
– Ацумори! Что с тобой? Ты... ты чего?!

Мои мысли разбились, хотел бы ответить Аяо, да не мог.

Голос был смутным знакомым.

Может, это нэ-сан? Вернулась с работы. Однако вряд ли сестра стала бы называть его "Ацумори". Ведь она из той же семьи, и "Ацумори" - так можно назвать и ее саму. Хотя кто знает, что за мысли могут проскользнуть в ее голове. Его сестра слишком много пьет.

Поспать бы сейчас, решил Аяо. Тогда это чудовищное жжение внутри утихнет. Словно костер в нем разожгли. Не костерок желания, а адское пламя погибели. Надо заснуть.

– Блин... Что же делать?... Может, ему позвонить? Нет, я не могу. Блин... Эй, Ацумори!
– его болезненно ударили по лицу, не дав заснуть.
– Не смей закрывать глаза! Слышишь меня?

Сквозь заволокшую все пелену Аяо увидел лицо Куми. Она была очень бледной. Прядки волос спутались. Она что-то говорила, запинаясь от страха, а Аяо принялся рассматривать ее рот.

"У нее прекрасные зубы", - подумал он отстраненно.

Накатила усталость, и Аяо сомкнул веки - казалось бы, всего на секунду, но в следующее мгновенье он проснулся уже на диване в гостиной. Куми укладывала в этот момент ему на лоб холодный компресс. Аяо открыл веки и скосил глаза на нее. У нее такой растерянный вид. Таниока ужасно перепугана. На ней ученическая форма. Она из школы сюда пришла?

Или перед школой зашла?

Точно, сейчас же утро...

Куми.

Аяо протянул руку, чтобы дотронуться до ее зубов - и вырвать их, спрятать как трофей. Казалось бы, вот-вот... Однако его рука бессильно упала обратно на кровать, поднявшись всего на пару сантиметров. Словно дохлая змея. Сколопендра.

Аяо начал сверлить Куми глазами.

Ей стало неуютно. Еще больше, чем раньше.

– Ты умираешь?
– спросила она дрожащим голосом.
– А я... я тебе конспекты принесла. Учитель сказал. Тебя же вчера не было.

– Кхе...
– издал звук Аяо.

Его повеселило испуганное лицо Куми. Вся эта ситуация вдруг показалась ему странной и донельзя трогательной - однако в следующий момент тошнота туго подступила к горлу, и Аяо молча ткнул дрожащим пальцем в сторону раковины - сквозь арку видна была кухня.

– Ты хочешь пить?
– спросила Куми.

Аяо не хотел пить, однако объяснять было долго, и он кивнул. Рот уже наполнился горькими соками. Вкус их ощущался на его губах. Аяо с трудом поднялся. Ноги у него дрожали, а колени ходили ходуном. Куми неловко поддержала его сбоку. Аяо смог, оперевшись на нее, на нетвердых ногах добраться до раковины, и его - едва он увидел никелированное отверстие слива - тут же оставили силы. "Плотина рухнула", решил Аяо, навалился на холодный изгиб раковины и открыл рот. Горькая капелька упала на металлическую поверхность, сорвавшись с его губ.

Бамм, - сказала капелька.

И тут Аяо вырвало. Перевались через край, он начал судорожно блевать в эту никелированную, сияющую раковину. Мир рассекла белесая полоса. Мир содрогался перед его глазами. Блевотина с брызгами извергалась из него - невыносимо горячая, она мощно раздвигала тесные мембраны его внутренностей и вырывалась на волю. Куми в ужасе отпустила его, но Аяо даже не заметил - до боли уцепившись за раковину, он продолжал освобождать желудок от черной материи. Новые струи разбивали уже сформировавшиеся лужицы, накладывались на них сверху слоями. От блевотины шел пар.

"Странно, - отметил Аяо мимоходом.
– Еду я ел черную, а струя белая. Как же так? Возможно, черные пигменты растворились уже в желудочном соке".

– Ужас, - чуть ли не плача, произнесла Куми.

Блевотина на миг прекратилась.

Аяо пригляделся - и вдруг увидел среди груды блевотины еще не переваренный, целый такояки. Это зрелище вдруг показалось ему настолько омерзительным, что его вновь вывернуло наизнанку.

Наконец Аяо отвалился от раковины. Все тело его охватила ужасающая слабость. На губах чувствовалась горечь. Мысль остановила его.

"Я грязный", - метрономом стучала мысль в висках.

Аяо не мог это так оставить.

Он открыл кран и начал смотреть, как блевотина уносится в потоках воды, кругами всасываясь в слив. Вода была холодная. Брызги от нее попадали Аяо на пылающее лицо. Он протянул руки и медленно, с насдаждением омыл их в этой сверкающей воде. Да. Прекрасно. Аж кости заломило - а кожа сморщилась. С жадностью Аяо зачерпывал еще и еще, растирая по своему лицу свежие воды, отфыркиваясь, как тюлень. Волосы он тоже помыл под краном. Тер кожу ногтями, как скребком - еще и еще, пока она не покраснела и не зашелушилась. Аяо оттирал следы грязи с остервенением. То был священный ритуал. Очищение.

Все...

Кажется, теперь он наконец чистый. И раковина тоже чистая, и никаких следов. Наклонившись, Аяо отпил ледяной воды. Огибая съежившийся язык, вода холодной струей стекла ему в пищевод.

Какое блаженство.

– О, господи, - слабым голосом произнесла Куми.

Аяо обернулся.

Он подумал, что слова Куми относятся к его ритуалу, и на миг эта мысль обожгла его, заставила взъяриться. Странно - ведь обычно он гораздо спокойнее. Гораздо лучшее владеет собой. А сейчас с него будто содрали кожу: так мощно реагировал он на раздражители.

Наверное, близость смерти так на него повлияла. Либо сюрприз от Мейды. Неважно.

"Мейда, - подумал Аяо.
– Мне надо обдумать это. Обдумать на досуге, когда я буду спокоен".

Он был чудовищно слаб.

Однако Куми даже не смотрела на него. Она усиленно таращилась в потолок и дрожала от страха. Она была ужасно бледная - даже бледнее, наверное, чем он сейчас.

Аяо попытался сделать шаг - и вдруг понял, что не может. Аяо опирался на раковину. Буквально лежал на ней. Без этой опоры он просто растянется на полу, вот и все.

Превозмогая боль в истерзанной глотке, Аяо произнес:

– Куми...
– и сам поразился, насколько слабым и бессильным вышел этот призыв.

Куми вздрогнула, как олененок.

– Помоги мне, - попросил Аяо.

– Ну что еще?
– умоляюще произнесла Куми. Она сидела на диване и не собиралась даже двинуться с места.
– Я оставлю конспекты и уйду. Я тебе помогла... Мне надо идти.

– Нет.

Аяо попытался покачать головой, но не получилось. Куми все еще сидела на диване. Она опустила голову. Плечи ее содрогнулись и поникли.

– Ты отравился, да?
– спросила она наконец.

"Все".

Устав стоять, Аяо мешком рухнул на пол. При этом он больно приложился щекой о кафельное покрытие. Чернота накрыла его, перед глазами вспыхнуло алое марево. Аяо дернул ногой.

Куми вскочила.

– Ацумори!
– Аяо сам поразился отчаянию, что прозвучало в ее голосе. Тут и все - и отвращение, и страх, и обреченность. У нее больше не осталось выхода. Куми подошла к нему, вздохнула с каким-то непередаемым омерзением и наклонилась.