Два балета Джорджа Баланчина

– Нет, на Васильевском. А что?

– А, знаю, знаю, это где Академия художеств, я там был уже. Жаль, в Эрмитаж я на этот раз не успеваю.

– А что так?

– Завтра уезжаю домой, в свой К... Уже надо на занятия.

– Когда снова думаете приехать сюда?

– Весной, после выпускных экзаменов. Хочу найти здесь работу. Постараюсь распределиться в Ленинград. Это ужасно трудно, но я надеюсь. В этот раз я приезжал показываться. Меня обещали взять в театр хореографических миниатюр. Это было бы здорово, да?

– Да, конечно, — подтвердил Ирсанов, думая совсем о другом. Он уже начал думать о скором расставании с Анджеем, и ожидание такой минуты тревожило его, причиняя буквально физическое страдание. Ирсанов предложил Анджею зайти куда-нибудь перекусить.

– Но у меня только два рубля с собой, так что...

– О чем вы говорите, Анджей! Как вам не стыдно! Оставьте свои два рубля себе на мороженое.

– Как на мороженое! Я должен буду заплатить рубль в поезде за постель, а на второй что-нибудь купить, бутерброд какой- нибудь.

– Но как можно оставаться в чужом городе без денег?! Я могу дать вам сколько надо. Потом пришлете в конверте. А?

– Нет, что вы! Деньги мне не нужны. Мне хватит тех, что есть. Я остановился у родственников, недалеко от вокзала, тут совсем уже близко. Раз — и я уже дома. Так что...

– Но может быть, все же поужинаем вместе? — повторил Ирсанов свое предложение.

– Но теперь все так дорого. Я даже не знаю, что вам сказать.

– Но есть-то вам хочется? Мне — очень хочется.

– Ну, раз вам хочется кушать, тогда пойдем. Где здесь столовая? Я не знаю.

– Столовые уже закрыты, Анджей, — сказал Ирсанов и звонко рассмеялся. — Вот здесь ресторанчик какой-то. Видите — «Чайка».

– Я, признаться, еще ни разу не был в ресторане. Там красиво, как выдумаете?

– Думаю, что там можно хорошо поесть. Когда-то — когда я был еще студентом университета — здесь была хорошая кухня и довольно дешевая.

– Но тогда все было дешевое. Да? Мне папа говорил. А теперь я даже не знаю...

– Об этом, Анджей, пожалуйста не переживайте. У меня есть деньги, нам хватит поесть, еще и останется.

– А вы часто ужинаете в ресторанах? Вы кто? Вы много получаете?

– Эти вопросы тоже позабавили Юрия Александровича хотя бы потому, что с такой бесподобной непосредственностью ему их никто никогда не задавал. Теперь он задумался, как ему на них ответить так, чтобы сказанное прозвучало для Анджея естественным. И он ответил как есть:

– Я профессор университета. Получаю достаточно. В рестораны хожу редко и только с друзьями. В основном ем дома. Вы удовлетворены? — Все это Ирсанов, разумеется, сказал иронически, но милый Анджей понял Ирсанова так как услышал, то есть очень буквально и в свою очередь сказал:

– Мой дедушка тоже был профессором Львовского университета, а до Львова он жил в Варшаве и там тоже был профессор, профессор-полонист. Он умер в прошлом году, во Львове. Может, вы его знаете? Не знаете? Обидно. А папа мой — он поляк, а мама украинка — обыкновенный инженер.

Этот разговор между Ирсановым и Анджеем, начавшись при подходе к «Чайке», был живо продолжен ими уже за столиком ресторана. В полупустом зале наших героев сразу же взял под свое покровительство немолодой официант. Понимающе (так во всяком случае показалось Юрию Александровичу и он от этого понимающего на себя взгляда постороннего человека сильно смутился) улыбаясь и надеясь получить приличные чаевые, официант довольно скоро обслужил их. На стол явилось шампанское, красная икра и что-то невероятно горячее, чему Ирсанов не стал искать названия в меню.

– Я не пью, — тихо, но твердо сказал Анджей, когда официант, откупорив бутылку, стал разливать вино по бокалам. — Никогда не пью, ничего. Вот разве что «пепси- колу».

– Но вам ведь уже, — наверное, есть восемнадцать лет? Впрочем, Анджей, я не настаиваю. Воля ваша. А я выпью. Я иногда люблю шампанское. Но пью, знаете ли, очень редко, с друзьями только. И поскольку я не выношу никакие тосты, я выпью за ваш скорый приезд в Ленинград и за нашу следующую встречу, если не возражаете. И пусть вам в вашей карьере, Анджей, всегда сопутствует успех.

— Спасибо, — благодарно произнес Анджей. Я вам очень благодарен. Мне просто повезло, что у вас оказался лишний билет. Так бы я в театр не попал.

Изголодавшийся за день мальчик молниеносно съел икру и жаркое, с удовольствием запив их двумя бутылками «пепси». Вяло поковырявшись вилкой в икре, Ирсанов отказался от мяса, но выпил почти половину бутылки. Шампанское приятно ударило ему в голову. Он закурил. Все время он молча наблюдал за Анджеем и думал о чем-то для себя важном. Его соображения касались Анджея и внезапно возникшего в нем яростного нежелания немедленного расставания с ним. «Может, пригласить его к себе? — думал захмелевший Ирсанов. — Покажу ему свои альбомы о балете — ему ведь это будет интересно. Когда еще увидит... Ах, нет, нельзя. Что подумает мать?! А может, пригласить его в Озерки? Там сейчас хорошо. Но зачем? Что он обо мне подумает? Нет, я начинаю положительно сходить с ума. Но я не хочу с ним расставаться. Не хочу. Он завтра уедет. Может быть, навсегда. У меня ничего подобного в жизни больше никогда не будет. Никогда. Кажется, я слишком много выпил. Он подумает, что я — алкоголик. Нет, надо что-то предпринять».

Когда они вышли на набережную канала и пошли в сторону Спаса-на-Крови, Анджей вдруг сказал:

– Мне вообще-то надо на Восстания. Но мне так не хочется туда. Это ведь мой последний вечер в Ленинграде, такой приятный. Может, мы еще погуляем? Если вы не спешите, конечно. Я только позвоню на Восстания — скажу им что-нибудь, чтобы они не беспокоились. Вы не против?

– Конечно, Анджей! Конечно, — очень громко сказал Ирсанов. Он был счастлив и готов был всю ночь гулять по городу со своим новым другом. Однако холод усиливался. Ирсанов видел, как замерзает Анджей в своей короткой курточке и в достаточно тонких брюках.

– А давайте, Анджей, поедем ко мне — попьем чайку или кофе ? У меня там есть хорошая музыка — весь Чайковский, Моцарт. Я привез отличные записи из Америки.

– Это где «там» — на Васильевском? Это далеко отсюда? На метро?

– Нет, не Васильевском. На Васильевский уже довольно поздно. Мне не хотелось бы будить мать, да и собака может залаять, хотя она уже и старая и глухая. Но ведь именно глухие, — почему-то вдруг уверился в этом Юрий Александрович, —хорошо слышат.

– Разве?

– А Бетховен?

– А тогда куда мы поедем?

– В Озерки. Это на такси минут двадцать-тридцать.

– А что там у вас? Еще одна квартира?

– Да небольшой домик, что-то вроде дачи, я там живу с детства и там очень уютно, тепло, есть еда и чай.

– А я не опоздаю на поезд? У меня поезд в час дня.

– Я вас привезу прямо на вокзал.

– А мои вещи — сумка и кое-какие книжки и подарки, что я купил Ромашке...

– Кому-кому?

– Ромашке. Роме. Это мой младший братишка, ему еще только пять лет,. — Немного помолчав и что-то решив про себя, Анджей добавил: — А знаете что, я сейчас забегу к своим родственникам, возьму — очень быстро — свою сумку и пакет. Я с ними быстро попрощаюсь — и все. Вы не против?