Два романа о любви (сборник)

Сели в его кабинетике, сначала речь шла обо мне: о чем писал в «Известиях», чем интересуюсь, что увлекает, имею ли навыки редакторской работы. Потом он стал рассказывать о своем журнале, и небезынтересно, между прочим. Тираж сейчас – два с половиной миллиона, а спрос всё растет. Что публикуют? Новые взгляды на известные исторические события, рассказы о знаменитых людях и их судьбах, информацию о новых научных открытиях и достижениях. Главное – это репортажи, специально для журнала. Нравится? Ну да, покивал я.

Конечно, продолжал он почти по-свойски, демократичность нашего журнала обязана уживаться с положенным политесом, генеральной линией партии. А именно: информация о зарубежных странах – это как бы взгляд сквозь щель в железном занавесе, но при этом нельзя забывать о разоблачениях козней ЦРУ, о дискриминации чернокожих в США и прочее подобное. То есть журнал должен балансировать на этой зыбкой грани. Понятно? Разумеется, опять кивнул я, обучен в «Известиях».

Вот и хорошо. Едем дальше. Тут он заговорил о литературном приложении к «Вокруг света», и я оживился. Речь шла, конечно, об известном мне «Искателе», в котором уже удалось прочесть классных фантастов – Брэдбери, Шекли, Азимова, Лема и других мастеров этого жанра, в том числе нашего Кира Булычёва. А в чем тут работа? – заинтересовался я. Как в чем? Отбирать, доставать, договариваться с авторами или с теми, кто их там (там!) публиковал, потом, когда материал уже у тебя, редактировать, готовить к публикации. Кроме фантастики – всякие приключения, путешествия. Тут уж надо заказывать очерки у разных известных людей, наших и зарубежных. В общем, не соскучишься. Ты с техникой редакторской правки знаком? Отлично. Стиль чувствуешь, стиль чужого автора? О, это очень важно: нырнуть в чужой стиль, прочувствовать его так, чтобы на момент работы с текстом он стал как бы твоим. Это наработка мастерства, это профессионализм, и это, кстати, здорово помогает в собственной работе, в своем писании, своей прозе. Ты же пописываешь, как ты мне доложил? Вот и чудесно – пригодится тебе лично. Кстати, принеси мне что пишешь, – интересно глянуть…

Короче говоря, этот бывший дипломат, приятель отца, мне понравился. И в редакции понравилось, особенно когда вышли в общую комнату испить чаю. Умные разговоры, с хохмами, как-то просто, по-домашнему. Напоследок мне напомнили, чтобы не забыл принести кое-что из своего творчества, а потом мне или отцу позвонят, наш домашний номер телефона, конечно, имеется.

Что в финале? Через месяц я стал сотрудником журнала «Вокруг света», а конкретно – одним из редакторов его приложения «Искатель». Между прочим, этому поспособствовало благоприятное впечатление от двух моих рассказов, принесенных бывшему дипломату. Кстати, одним их них был рассказ «Молодой Александр», но о том, что он опубликован в Австрии, на немецком и под псевдонимом, я, понятно, не сказал. Вот так мой «Александр» опять сыграл роль в моей судьбе, и это, скажу еще, забегая вперед, не в последний раз.

В зарплате я почти не проиграл, а в интересе, кажется, выиграл, о чем и сообщил в письме Петре. Она поначалу удивилась: зачем я покинул престижные «Известия» и ушел «в куда-то»? Так она написала потому, что о существовании не менее престижного «Вокруг света», а тем более «Искателя», понятия не имела. Ну иностранка – что с нее взять!

Началась работа в «Искателе», и мне это нравилось. Загружен я был не слишком, поэтому не уставал и мог писать своё. Не на службе, конечно, а дома. Приятно то, что одно с другим как-то соприкасалось: и там, и здесь в основе – язык, словесность, литература, пусть и разных жанров. Но – язык. Это очень хорошо.

И еще хорошо, что, помимо собственно редакторской работы была возможность читать интересные рукописи – и те, что готовились к публикации, и те, которые шли «в отвал».

Еще – разные встречи, в их числе тоже интересные. Одной из них стало знакомство и последующая дружба с Киром Булычевым, который довольно регулярно печатался в «Искателе» как автор-фантаст и как переводчик фантастики с английского.

Он был на десять лет старше меня, но как-то мы с ходу приглянулись друг другу, и потом я даже бывал у него дома на Тишинке, иногда получал в подарок новую вышедшую книгу с дарственной надписью (одну из них под названием «Девочка, с которой ничего не случится» я попросил надписать дочке Квете и затем послал эту книжку бандеролью в Теплице). А когда в 78-м вышла моя повесть в «Дружбе народов» (первая публикация в родной стране!), я тоже подарил ее Киру и, прочитав ее, он отозвался очень положительно, сказав, что, во-первых, не ожидал (ну, всего лишь редактор в «Искателе»), а во-вторых, и главное, он так писать не умеет, то есть так стилистически чисто и так глубоко. Я принял комплименты с пониманием того, что он – человек деликатный и, несомненно, хочет подбодрить начинающего писателя. (Кстати, Кир Булычев – это псевдоним, а вообще-то он Игорь Можейко.)

Послал я этот номер журнала с моей повестью и Петре. Она приняла дар с радостью, но особо приятным стало то, что ее оценка оказалась не комплиментарной, а раздумчиво-аналитической (несмотря на несовершенное изложение на русском). Да, написала она в заключении, это успех, успех, но ты подумай, подумай, может быть, я и права (это касалось замечаний – понятно, не по стилю, а по сути).

Я подумал. Нет, она не права, но то, что ей удалось зацепить главную мысль автора и серьезно поразмышлять над ней, это дорогого стоит для двух меня – Алексея Симонова, писателя, и Петера, мужа невенчанной Петры, отца ее дитя.

Тогда же, в 78-м, нашей дочери исполнилось уже три года, и я, продолжая оставаться папой, который живет в телефоне, уже мог общаться с Кветкой в режиме диалога. Это было презабавно и трогательно. Дочь излагала мысли вполне понимаемо для русского папы, и я не мог не отметить заслугу Петры в этом деле. К тому же, как она говорила мне, пан Густав тоже охотно общается с внучкой на русском. Чудеса в решете!

Всё было хорошо, да только на вопрос дочери, когда я приеду к ней и маме, четкого ответа пока не было. Кто же мог знать о грядущей «перестройке» и воспоследовавших послаблениях в визовом режиме?

А в тот год случилась история, от которой поначалу можно было, говоря по-простому, рехнуться. Ах, Петра!

По почте пришла большая плоская бандероль. Там – две фотографии, давно ожидаемые мной «тридцать на сорок»: первая – трехлетняя Кветослава, вторая – она же вместе с матерью. Две мордашки, любовно прижатые друг к другу. Чудесно! И главное, отлично сделано, явно профессионально. Вот в этом последнем всё и дело, как выяснилось из приложенного письма.

Мой Петер!

Наконец наши большие фотографии, как ты это просил. А здорово вышло, да? Кветка – просто красавица, да? А глазки какие умненькие, да? Ты повесишь это на стену, как хотел? Ну, я рада, теперь мы хоть так с тобой.

Я могла бы тебе не рассказывать, как задумывались эти фото, но я расскажу, потому что всё прекрасно, и ты поймешь, что это именно прекрасно, что нечего тебе и думать о чем-то нехорошем.

Мне позвонил Карел из Праги. Просто так: привет, как жизнь? Я ему всё рассказала, причем с удовольствием: что родила дочь, ей скоро три года, я счастлива. Он поздравил меня и спрашивает, когда я вышла замуж и кто муж, если не секрет. Да, какой секрет, говорю ему, мой муж – Алексей Симонов из Москвы, тот самый, рассказ которого ты, Карел, привез оттуда, а потом передал твоему другу из Австрии, и рассказ там опубликовали, помнишь? Он поначалу не поверил, но я его убедила. И спрашивает: а где он, Алексей, твой муж? Я говорю: он пока в Москве, а со мной – наша дочка. Но он приедет, и мы будем вместе. Карел опять поздравил и вдруг говорит: «Я рад, что ты так, что мы остались друзьями, я скоро буду в Теплице, опять на фестивале Бетховена, очерк делать для газеты, можем увидеться, я тебя поснимаю, а хочешь, и дочку твою сниму, у меня классная камера, я фотографировать умею, ты знаешь».

Вот так, мой Петер, и вышло. Приехал Карел, мы встретились, были на фестивале, потом я пригласила его в гости, он пришел, мы хорошо посидели вместе с мамой и папой, а потом он делал фотосессию – долго возился со светом и снимал, снимал, щелкал, и так, и эдак, и по отдельности, и всем составом вместе с родителями. А через две недели я получила по почте эти фотографии. Молодец Карел! И знаешь, у меня к нему спокойное доброе чувство – как к другу, правда. Он мне всегда нравился: хороший, умный, свой, порядочный. Он же тогда не знал, что у меня есть ты, Петер, ты как не просто знакомый, а я, если помнишь, ему не сказала.

Поэтому он наш друг. И тебе, Петер, тоже, поверь. Он много о тебе спрашивал, передавал привет, и я видела, это искренне. Я даже думаю, ты мог бы позвонить ему, поблагодарить за фотографии. Но это решать тебе. Хотя не знаю, есть у тебя его пражский телефон, домашний. У меня есть, поэтому, если надумаешь, напиши мне, и я тебе вышлю.

Всё хорошо, мой Петер, мы с Кветкой очень-очень любим тебя, папу, который живет в телефоне, но который скоро к нам приедет!

А еще я подумала: а почему бы, когда наш папа приедет и мы обвенчаемся, нам с ним не родить потом еще и мальчика Йозефа? Мне это очень понравилось – родить тебе. Только не опоздай, а то мне уже не двадцать лет.

Твоя жена Петра.

Значит, пражский телефон Карела, домашний телефон… Значит, если я надумаю, написать Петре, и она вышлет…

Назавтра я надумал. Написал. Через месяц получил ответ. И вскоре позвонил Карелу. Всё бы хорошо, да деньги, деньги за эти разговоры с любимой Прагой! Да черт с ними, потому что мы с Карелом хорошо поговорили, а это дороже денег.

5

В начале 80-х Кир Булычев спросил меня однажды, причем с обычной лукавинкой, не созрел ли я издать свою книгу. Кажется, созрел, ответил я, книга есть, точнее, рукопись книги, сборник повестей и рассказов, но как издать? Он кивнул и сказал: дай почитать. Я дал. Через пару недель звонок: «Сэр, это литература, надо печатать. Однако сие сложно в нашем мире, тебе сложно, ибо ты не член Союза писателей. У нас ведь формула такая: тебя не издают, потому что ты не член Союза, а не член Союза ты потому, что тебя не издают. Замкнутый круг. Но попытаться надо. Первое – рекомендации или связи в этом мире. Но начнем с предисловия, оно и есть рекомендация. Давай я предисловие напишу, идет?»

Ну, что тут скажешь?

Еще дней через десять новый звонок: «Приезжай ко мне, посидим, предисловие возьмешь».

Потом я сделал ксерокопию этих двух машинописных страниц за подписью мэтра. На память. А первичный текст приложил к машинописной рукописи книги и отнес в редакцию издательства «Молодая гвардия». Именно туда посоветовал Кир, там его издавали, к тому же они намечают серию «Проза века». Как раз для тебя, пошутил он.

Я отнес. Рукопись зарегистрировали, сказали: звоните через месяц, а лучше через два, у нас полный завал, а читать будет редактор Авраменко, человек опытный, грамотный, разбирающийся.

Я доложил Булычеву, кто мой грядущий убийца: «Игорь, его фамилия Авраменко». А в ответ: «Нет, он не убийца, а мучитель. Долго тянет резину, а в принципе нормальный мужик. Давай так: если он будет тянуть, то через полгода, не раньше, я ему позвоню. Я не великий писатель, но напомню о себе, он меня издавал, напомню о себе и о тебе».

Тягомотина длилась действительно немало – два года, несмотря на звонок Булычева. Но издали-таки. В 84-м. Успел я, успел. За год до перестройки, ибо во время и после нее одни издательства вошли в штопор, другие разделились, третьи стали радикально политизированными, а в 90-х почти все – нещадно коммерческими, то есть или зарабатывали на известном, раскрученном авторе, или издавали за счет автора.