Двадцать четыре секунды до последнего выстрела

Елена подняла на него очень мрачный взгляд и сказала: 

— Это опасно. Ты подставляешься, и подставляешь заодно много людей. Как ты будешь жить, если он решит убить твою съёмочную группу? Актёра? И… — она осеклась, и Александр с болью догадался, о чём она не сказала: «И как я буду жить, если он решит убить тебя».

— Ничего не будет. После премьеры не будет ничего. 

Елена на него не орала. Но пожалуй, лучше бы повысила голос. Она тихо произнесла: 

— Он убил Дэвида. Я не говорила, нет?

— Дэвида Блинча? 

— Не сам, конечно. Но достаточно явно мне на это намекнул. 

— Мне жаль, — ответил Александр искренне. — Как ты?

— Я это пережила, — отрезала Елена и отвернулась. 

Но это ничего не могло изменить. 

Дома Александр долго сидел в гостиной, не зажигая свет, и смотрел на тени — как они сначала опускаются, а потом причудливо шевелятся, потревоженные фарами проезжающих машин. 

Чай как будто горчил, но Александр понимал, что это ему горько от всего происходящего. 

Просто он не мог принять другого решения. Он не мог оставить Джима в аду одного. Они были слишком похожи. Повернись всё иначе… что ж, Александр не сомневался, что они могли бы поменяться местами.

Глава 57

Звонок раздался посреди ночи, но Себ не спал — как раз мрачно пил чай после очередного кошмара. Фотография Йена лежала на тумбочке, но не помогала. Разве что совсем чуть-чуть. 

— Лондонский Глаз. Приезжай налегке, — сказал Джим без приветствий и сразу же сбросил вызов.

Себ собрался меньше чем за минуту и вскоре уже ехал к Вестминстерскому мосту. Он понятия не имел, что задумал Джим и зачем позвонил в два часа ночи, но это и не было важно. Он хотел приехать.

На набережной вокруг Лондонского Глаза шла стройка — Себ запарковался с трудом. А потом заметил, что колесо движется, несмотря на глубокую ночь. Без огней, с выключенной подсветкой, но медленно крутится.

Он вошёл в открытую калитку, поднялся на платформу и, когда кабинка с Джимом подъехала к нему, шагнул внутрь.

Джим сидел развалившись на одном из сидений и смотрел в окно, хотя сейчас за ним были видны только строительные леса, горы песка и щебня и неподвижные краны.

— Разве оно не должно быть… закрыто? — спросил Себ, просто чтобы привлечь внимание. Джим его, казалось, не замечал.

— Ох, детка, — протянул он, — я могу войти в Букингемский дворец, помастурбировать на кровати королевы и выйти обратно. Неужели что-то помешает мне запустить Глаз среди ночи? — его речь была ровной, но манера говорить слишком тягучей, напевной. Акцент не проявлялся, но и здоровым тон Джима назвать не выходило. 

Себ сел напротив и прищурился, пытаясь в темноте рассмотреть выражение лица Джима, но тот удачно закрывался ладонью.

Колесо, чуть поскрипывая, поднималось, уже были видны освещённая набережная на противоположной стороне, Парламент и Новый Скотланд-Ярд. Джим уронил руку на колени, и Себ увидел, что лицо у него в крови. Один неглубокий, но длинный порез косой чертой пересекал лоб, второй шёл по щеке, оба кровоточили, заливая шею и футболку. В уголках губ запеклась корка. А под левым глазом наливается синяк.

Реакция тела была мгновенной: сначала Себ отшатнулся назад, вжимаясь спиной в жёсткую спинку сидения, а потом резко подался вперёд, разглядывая повреждения внимательнее.

Джим продолжал смотреть в окно и, казалось, даже не замечал, что Себ его разглядывает. А у него с собой не было вообще ничего: ни салфеток каких-нибудь, ни антисептиков. Порезы не выглядели опасно, но наверняка сильно болели. Да и кровь надо было остановить.

— Джим…

— Нравится? — спросил он всё тем же тоном, зажмурился, вдохнул полной грудью, будто даже с наслаждением. — Не совсем то, конечно. деловые отношения, без тонкости, без… Но с ним. И даже… — его голос сорвался на высокой ноте. Продолжил Джим уже шёпотом: — Теперь я не боюсь.

— Кто вас так, Джим? — мягко спросил Себ.

— Кто… зачем… Детка, смотри туда.

Джим не шевельнул даже пальцем, но Себ понял, что смотреть нужно в окно, за которым, впрочем, ничего особенного не было. Может, в этом и был смысл.

— Давайте я отвезу вас куда-нибудь? Обработаем вам лицо. Джим? — Себ говорил с ним как во время приступа, хотя отлично видел, что пока ещё Джим в состоянии себя контролировать, и понимает, что творится вокруг. — Давайте?

— Сиди спокойно, дорогой, — с усталостью отозвался Джим спустя минуту тишины. — Маленький мышонок загрыз Груффало и принёс смердящий труп… Все кричали, все были напуганы. А маленький мышонок… — Джим схватил ртом воздух и замолчал. У него просто закончились силы на сказки, и он привалился головой к стеклу.

— А маленький мышонок смотрел на это и смеялся, — сказал Себ, не совсем уверенный в том, что нужно это говорить.

Впервые за почти полный оборот колеса Джим удостоил его взглядом.

— Всё верно, Себастиан, — согласился он. — Громко смеялся. Она любила сказки. Ты боишься боли?

Хотя они и не играли, Себ посчитал нужным ответить честно:

— Да, пожалуй. Я умею её переносить, конечно, но не хочу испытывать. А вы?

Отвечать Джим не посчитал нужным, а Себ подумал, что Джим так или иначе сам напросился на эти повреждения.

— Ты убьёшь его для меня?

— Кого? — когда Джим промолчал, Себ добавил: — Убью. А теперь поедем домой?

Колесо снова начало снижаться, и если удастся за десять минут уговорить Джима, то через двадцать они уже будут дома у Себа. Там есть аптечка, и там приступ Джима переждать будет проще.

— Я не помню, Себастиан, — неожиданно Джим заговорил очень серьёзно. Себ даже не был уверен, что когда-нибудь слышал у него такой тон — не манерный, не угрожающий, а усталый и спокойный: — Всё пытаюсь вспомнить — и не могу. Волосы… Колыбельная. «Спи, моё дитя. Но почему, если ты спишь в колябели, я вижу тебя распростёртым на соломе». И голос. Он говорит всегда по-ирландски. Поедем, детка. 

Они выбрались из кабины, и Джим почти повис у Себа на плече. Кажется, это становилось привычкой. И Себ чувствовал, что приспосабливается. Они сели в машину — а Глаз остался медленно крутиться позади.

***

Без лишних вопросов Себ сгрузил Джима на свою кровать и принялся раздевать. Джим не торопился помогать, обмякнув и изображая обморок — но Себ видел, что он притворяется, причём даже не особенно старательно.

Похер. 

После того, как он снял с Джима мятую грязную футболку, ему стало совершенно наплевать на эти идиотские игры. Потому что порезы на лице оказались не единственными. Какой-то урод располосовал Джима ножом: по всему телу шли тонкие неглубокие, но кровоточащие царапины. Как это к чертям собачьим вообще обрабатывать? Сунуть его в ванную с пероксидом водорода целиком? А потом замотать бинтом как мумию?