Двадцать и двадцать один. Наивность

– Что угодно ожидал, чёрт! – воскликнул Муравьёв, улыбнувшись.

Последующие комплименты приводили социалистку в ступор, ибо в подобном облачении она не привыкла находиться. На душе её было трепетно и тепло. Она могла бы забыться и утонуть на время в этом безмятежном чувстве, однако невольное смятение пришло на замену трепету, когда даже странноватый программист Костик с серьёзным видом приблизился к ней.

– Брук Венинга, – с этими странными словами он отдал социалистке флешку. – Это пароль, который ты должна ввести в базу данных, чтобы вирус активировался и заблокировал систему.

– Как ты сказал? – недоумённо спросила Анна. Виктория же молча кивнула и спрятала флэш-устройство. – Что это значит?

– Брук Венинга – значит время тьмы, – загадочно ответила Дементьева, обреченно вздыхая.

– Тьмы перед рассветом, – поправил её программист. – Не кипишуйся только, если запросят подтверждение в двоичной системе просто набери десятку. Система ПК в Останкино почти приравнивается по уровню защиты к системе Пентагона, но такой вирус специально для того и создан...

Виктория, прискорбно опустив голову, старалась запомнить и понять все, что объяснял ей Константин, но волнение, угнетенность и чувство фатальности в случае поражения не позволяли ей сосредоточиться на плане проникновения в Останкино. Анна заметила, что социалистка в порыве нервозности непроизвольно стала грызть ногти, и небольно ударила ее по руке.

– Не грызи, эти светские крысы сразу все поймут, а маникюр тебе переделывать никто не будет.

– Да, ты права, извини, – буркнула девушка, убрав руку за спину. – Еще этот синяк на запястье – это особая примета.

– Не волнуйся, – наденешь перчатки и все будет в порядке, – успокаивала ее Анна, заботливо и одновременно деловито, со знанием дела, поправляя складки ее платья. – Главное не сдрейфь при диалоге, если кто-то спросит, и это вряд ли, потому что местная мафия – такие снобы, что нарочно на незнакомых не глядят. Мало ли, хоть у них и узкий круг, жен и любовниц не перечесть.

– В этом платье я буду, как тореадор для быков, – переживала Виктория. – Нужно было темное, более скромное.

– Издеваешься? – воодушевленно возразил Миша, не сводя глаз с девушки. – Ты офигенно выглядишь, ты... прекрасна.

– Ну, спасибо, – смущенно ответила социалистка, краснея, ибо ей лишь однажды делали комплименты по поводу её внешности и к такому вниманию со стороны она не привыкла уже с давних пор. – Мне нужно что-то, что закроет руки помимо перчаток. Я решила, что стоит прикрепить флешку на резинке к плечу, тогда её не смогут распознать, если что.

– Ты бы ещё к ляжке прикрепила бы, – фыркнул Муравьев, на чей пошлый комментарий Виктория дала ему подзатыльник.

Девушки: Анна и Катя задумались над этой просьбой, внимательно рассматривая общий вид девушки, и вдруг последняя ахнула и, щелкнув пальцами, кинулась из зала в вестибюль. Спустя несколько минут она вернулась, держа в руках небольшой сверток. Как только Катерина развернула его, социалисты воспряли духом, ибо это было ни чем иным, как шелковая шаль бежевого цвета.

– Она очень подходит к твоим волосам, – произнесла девушка, накидывая на плечи Виктории эту шаль, благоговейно поправляя её. – И не делает общий вид платья таким броским.

– Нет, это совершенно не тот стиль, – попыталась воспротивиться Анна, но Дементьева, взглянув на себя в зеркало на противоположной стене, улыбнулась. Эта шаль показалась ей облагораживающей деталью, подчеркивающей положение рук, шеи, головы. В отражении она видела иного человека – не себя, а другую, не подчиняющуюся никому личность. В этот момент она особенно желала увидеть его глаза, чтобы они загорелись таким же восхищенным блеском, как глаза других, ибо теперь она чувствовала себя прекрасной внешне и осознавала, что теперь может быть достойной его. И как назло – его не было. А будто бы ей было какое-то дело до комплиментов иных, этих примитивно живых, материальных и осязаемых.

– Наверное, пора, – бросил Сергей Орлов, единственный, кто, облокотившись на стенку, смотрел в другую сторону.

– Твой пригласительный на имя Жанны Евгеньевны Лихачёвой. Она является журналисткой, которой заблаговременно выслали приглашение, а недавно она перешла на нашу сторону, – Заславский протянул девушке пригласительный и пожал руку. – Удачи! Мы все тебя будем ждать.

Удерживая руками шаль и накинув сверху тёмную куртку, чтобы не было так холодно, Виктория на секунду остановилась у дверного проёма. Она хотела обернуться и вновь увидеть всех, кого знает, кто составлял часть её непосредственной жизни, но это желание мгновенно оборвалось внутри, и девушка, глубоко вздохнув, скрылась в пасмурных сумерках вечера.

Над вечерней Москвой, пропитанную пустотой и запахом мокрого асфальта, нависла луна. Видимо, все революции в России будут протекать именно осенью: что Красный, что Чёрный Октябрь. Однако сегодня все знали, что день 7-ого сентября не забудут никогда. Это был праздник – день города, отмечаемый в честь основания самой красивой столицы мира. Тёмно-синее небо кусками освещалось пурпурными фейерверками, вдалеке играла музыка – торжественные мероприятия проходили на самых обширных улицах Москвы. Главным торжеством были празднества на Красной площади и в павильоне Останкинской башни.

Именно там сегодня все гости были погружены в атмосферу расслабленности, алкогольных коктейлей и шумных музыкальных композиций. В свете редких фиолетовых прожекторов никто не заметил, как некая девушка в бардовом платье и с бежевой шёлковой шалью, покрывающей её плечи, неспешно вошла в сумрачный зал. Её лицо скрывала алая узорчатая маска. На ней не задерживали внимания дольше двух секунд: всё, как обещала Анна – никто её не узнал и не имел ни малейшего представления о личности некой анонимки. Светскому обществу давно наскучило обсуждать очередных любовниц высокопоставленных коллег и олигархов: они менялись как перчатки, и уследить за всеми ними было физически невозможно, а потому Виктория сразу влилась в рассеянный круг «небожителей».

Девушка, сделав вид, что поправляет шаль, отстранилась в сторону, во мглу, куда не падал свет лучей прожектора, и окинула поспешным взглядом помещение, однако практически ничего не было видно, несмотря на то, что Виктория надела линзы: светомузыка заглушала собственные мысли и двигалась в хаотичном ритме, делая этот павильон более похожим на ночной клуб. Возможно ли взорвать? Устроить пальбу, как то делали в “старые, добрые” 90-е? Виктория поняла, что в её положении было глупо играть в киллера или мафию. Ей необходимо было точно знать, что можно было рассчитывать от своих ребят. И, благо, повезло, что она родилась именно женщиной, потому что незнакомых мужчин заподозрить и выявить было гораздо проще.

Жаль, что невозможно было сообщить обо всех особенностях и обстоятельствах вечера – из-за риска прослушивания и ловли абсолютно всех сигналов извне было решено не снабжать Викторию электрооборудованием. Её основной ролью была разведка, и дабы она, незаметно пробравшись внутрь, в специальном порядке ликвидировала подачу электричества, занеся в главный ПК такие вирусы, против которых ни одна защита и операционная система не смогли бы устоять. А для того требовалось покинуть мероприятие и подняться на лифте в главный центр управления, который располагался на самой вершине телебашни. И если бы она ещё не боялась высоты... Однако, бред. Первое, что нужно было сделать – уйти “по-английски”.