Двадцать и двадцать один. Наивность

Мимо неё вразвалочку, видимо, совсем никакой, прошёлся прилично одетый мужчина в обнимку с двумя молодыми девушками. Они наверняка громко смеялись, из-за оглушающей музыки не было слышно их слов, но был слышен пьяный визг. Виктория, наблюдая за этим, почувствовала ещё большее омерзение и разочарование в российской элите. На тот капитал, который имели олигархи, они могли бы шиковать культурно, распивая дорогой виски или абсент на белоснежной яхте в Тихом океане или, в конце концов, выкупить огромные Европейские библиотеки и изучать иностранные языки. Многие действительно так делали, несмотря на то, что состояние это было заработано совсем некультурным путём распила государственного бюджета. Однако они до сих пор предпочитают вечеринки, алкоголь и женщин. Кто-то даже мужчин.

От подобных размышлений Виктория отвлеклась, заметив, как из дальнего конца зала была открыта дверь до лифта, и молниеносно ринулась туда, и когда уже до завершения второго плана миссии оставалось совсем чуть-чуть ей преградили путь. Девушка замирает и резко поднимает подбородок, чтобы потребовать прохода, но из её губ не вырывается ни звука. Перед ней стоит высокий человек в тёмно-синем костюме с двубортным воротом, по краям которого блестят серебряные пуговицы.

Мужчина свысока смотрит на неё, сощурив глаза: лицо его также скрывает маска, едва освещаемое тусклым светом сиреневого прожектора. Виктория бледнеет, точно мел: она желает вмиг отстраниться назад, чувствуя на себе, что эти странные глаза демона её подавляют, но что-то не позволяет девушке сдвинуться с места. Во взгляде незнакомца она замечает отнюдь не высокомерие, а скорее внимание и пытливый интерес с очевидной целью познания – именно так пылкие юные философы лицезрят содержания трудов Аристотеля, как неизвестный испытывал взглядом Викторию.

Спустя несколько мгновений музыкальный хаос замер, а он, молча подает ей руку. Отступать бедной девушке некуда: отказать – значит привлечь к себе много лишнего внимания, а незнакомец выглядит угрожающим и чересчур подозрительным. Теперь она понимает, для чего все эти годы училась психологии и нейролингвистическому программированию, а самое главное – искусству актёрского мастерства. Для успешного завершения этой миссии ей необходимо применить все навыки в действии: усыпить бдительность анонима, возможно даже очаровать, что при его снежной холодности было, однако маловероятным, и выяснить что-нибудь, что могло касаться её тайных замыслов. Абсолютно аналогичны мысли незнакомца.

Девушка, собравшись с духом, бросает ответный оценивающий взгляд на мужчину и смело протягивает ему свою ручку. В тот самым момент, словно дожидаясь команды, раздались звуки фламенко. Такой поворот событий Виктория ожидает меньше всего, однако, не дав себе растеряться, она делает несколько медленных шагов по кругу, как сходятся соперники на дуэли. Незнакомец проходит следом и внезапно под пламенный аккорд дёргает её за руку, притянув к себе. Девушка, чуть не упав в железные объятья, делает пируэт, увернувшись, и резко отстраняется на расстояние вытянутой руки. Тёмные, подобно космическим метеорам, глаза анонима блестят с ещё большим жаром. Он сладко улыбается, в такт музыке оборачивает вокруг себя и начинает аккуратно приближаться к девушке. Благо лишь тень её лица отражается в изысканных, сиреневых переливах.

– Вас сложно изумить, но возможно, – первое, что произносит он, – хочу лишь сказать, что импровизацией вы владеете недурно.

– Могу задать лишь один вопрос, – томно, нарочито страстно, как она могла, спрашивает Виктория, стараясь только не смотреть ему в глаза – слишком странные, слишком невыносимые, – кого мне благодарить за столь лестный комментарий?

– Никогда! – вдруг шипит он, словно ужаленный, отклонив от себя девушку, на что она делает великолепное па, яростно парируя. Незнакомец вновь притягивает её к себе, и практически касаясь губами её лица, шепчет. – Запомните, никогда не благодарите, кого бы то ни было за высказанный восторг.

По спине её пробегают мурашки. Она чувствует кожей чужое, ледяное, зимнее, мёртвое дыхание. «Главное – не потерять голову, которая должна быть много холоднее этого дыхания», – твердит про себя она. А чертово фиолетовое сияние ослепляет её и его глаза.

– Вы ли будете меня учить? – нагло бросает Виктория, резко повернувшись спиной к незнакомцу, вскидывая руку вверх и медленно проведя ею по волосам и вниз по подбородку. Она его дразнит, сама же боясь до смерти окончания музыкальной партии. Оттого, что понятия не имеет, и подозревает, что только худшее можно ожидать от этой фиолетовой тени, что в холодном мраке так крепко и в то же время нежно держит её за руку.

Он обхватывает её талию, она медленно кладет свои руки на его плечи. И в вихре неистового вальса её уносит за пределы реальности.

– Я видел вас раньше? – спрашивает он. От мужчины пахнет дорогим одеколоном, и этот дерзкий, до опьянения приятный аромат погружает девушку в некий транс.

– Сомневаюсь, – тихо отвечает она наперерез своим чувствам. – Иначе бы я вспомнила.

Всюду мелькает свет, но ей не видно его лица. Наверняка оно было бы таким же очаровательным, как и голос. И этот мелодичный, мягкий тембр кого-то напоминал социалистке. Нет! Неужели это снова её видения? Почему так кружится голова? Почему изнутри в груди возникают ударные, шоковые волны? Почему она видит такую же тень в зеркале?.. Виктория слишком истощена, чтобы противиться инстинкту. Тень ожила: он явился в реальный мир и намерен играть с нею не иллюзорно, а по-настоящему. Мужчина ведёт в этом ритме танго, а она, не отрывая отрешённо взгляда смотрит на него, пытаясь разглядеть хоть какие-то отличительные внешние признаки. Ведь это был точно не олигарх, и не человек из того окружения. А вдруг это плод её воображения, а на самом деле девушка, уже связанная по рукам и ногам, брыкается, сопротивляется, пока её везут в сумасшедший дом.

– Вы верите в судьбу? – с улыбкой спрашивает он, после того, как девушка завершает реверанс. Она оборачивается, не понимая, есть ли этот вопрос – провокация и, тяжело дыша, отвечает:

– Верю, – отвечает она на выдохе. Вновь реверанс и бросок. Он ждал именно этого ответа, а потому, насильно приближая к себе девушку, почки касается лицом её правой щеки.

– И знаете, что сегодня должно произойти? – словно змея шепчет он.

Лоботомия. Эти эмоции сравнимы только с лоботомией. Викторию будто окатили ледяной водой, но было настолько жарко, что состояние подозрения вмиг улетучивается. Социалистка даже не могла думать о том, что на этом вечере мог бы произойти подобный форс-мажор.

Она хочет ответить что-то связанное с ночью, со страстью, но только не со штурмом. Да, пусть он посчитает её дорогой проституткой, как тех двоих нескромных девах, плевать. Даже в таком состоянии Виктория всё ещё осознаёт себя и то, что не имеет права выдать своих. Гадкое ощущение, когда кто-то роется в твоих мозгах. Музыка бьёт по сознанию. Усиливается ритм танго.

– А верите ли вы в то, что у человека есть право выбора?

– Да, каждый, несмотря на то, каков его выбор, должен иметь такое право.

– И значит, делая выбор, мы можем изменить свою судьбу?

– Вы логично рассуждаете, – отвечала Виктория, – однако на мой взгляд наш выбор уже заложен в нас изначально.

– Зачем вам шаль? – вдруг спрашивает он, кардинально меняя тему. Ему не понравился ответ. – Я видел вас: вы не выпили сегодня за вечер ни единого бокала.

Само собой это странно. И вновь девушка в тупике, не зная, что ответить. Она произносит, что без шали ей холодно, и что обнажённые плечи ей кажутся пошлым признаком.

– Право, в шали на нынешний бал должна была явиться единственная девушка, – незнакомец сделал многозначительную паузу, что заставило Викторию забыть о дыхании. – Моя невеста.

– Увы, не хочу Вас разочаровывать, – отвечает она, – но я – не она.

– Думаете, леди Фиорелла, я не узнал Вас? – угрожающе шипит он и под захвативший новой аккорд наклоняет девушку практически до пола, жадно вглядываясь в её глаза своим дьявольским, чёрным взглядом, не позволяя ей ни моргнуть, ни отвернуться.