Двадцать и двадцать один. Наивность

– Не нужно, так ты можешь привлечь к себе ещё больше внимания, а опаздывать нам никак нельзя.

– Поезд уедет без нас? – усмехнулся юноша.

– Хуже, товарищ Муравьёв будет отчаянно негодовать.

– Так почему же мы поехали не вместе с ним?

– Он заезжал к себе, чтобы собрать вещи, и мы с ним договорились встретиться прямо напротив поезда. Меня волнует другое: ты давно ездил на поездах или самолётах?

– Эм, на поездах я точно давно не передвигался, это прошлый век, – отрезал Орлов. – А что такое?

– Чудак–человек, сам бережёт свою анонимность после амнистии, но додумался взять нож. Придётся пройти тотальный контроль, Миша, а у тебя в сумке оружие.

– Я последовал твоему примеру, – попытался оправдаться Орлов. – Всегда носить своё оружие. Кстати! А ты что со своим… оружием сделала? Уж ли не взяла?

Виктория хитро улыбнулась. Она остановилась, чтобы поставить футляр на землю, и вынула из кармана плаща сложенный вчетверо лист бумаги.

– Я уже говорила тебе, что я предусмотрительная. Это лицензия для перевозки оружия, только не спрашивай, где я её достала.

– У министра МВД спёрла? – завистливо покосился Миша на бумажку: с ножиком, скорее всего, ему придётся расстаться.

– Нет, – гордо ответила Виктория, пряча листок обратно. – Если я скажу, что позаимствовала у нашего шефа, ты от меня отстанешь?

– Отстану, – угрюмо просипел Орлов. – Ну, а мне–то что делать?

– Ох, не расстраивай меня, парень, не тормози так сильно.

– В смысле? – непонимающе спросил у девушки Миша. А та угрожающе надвинулась на него, чеканя каждый шаг.

– У меня есть лицензия на ношение оружия, просто отдать ножик мне на время не судьба?!

Остановившись после последнего слова, Виктория исподлобья посмотрела на юношу, который оказался практически на самом краю платформы.

– Логично, – тихо произнёс он, расстёгивая сумку, но Виктория резко вырвала её из рук Орлова. – Ты чего?

– С ума сошёл? – прошипела она, укладывая рюкзак на тёмное дно своего футляра. – При толпе народа в открытую мне оружие отдавать?! Я её заберу, отдам при выходе.

– А что у тебя там? – вдруг спросил Миша, подозрительно вглядываясь в футляр, но поймав на себе убийственный взгляд Виктории, добавил: – Всё, понял. Много буду знать, скоро состарюсь?

– Много будешь знать, не доживёшь до старости, – хмуро произнесла Виктория, отправляясь дальше. – Что с документами?

– Я изучил только 24-ое число, – ответил Миша, покорно идя следом за ней.

– Долго, нужно срочно переходить к 25-ому и к 26-ому, – процедила Виктория. – В Питере у нас не будет времени заниматься этим, а если подтвердятся мои предположения…

– Какие?! – не заставив себя ждать, перебил Орлов. – Поделишься или снова «не доживу до старости?»

– Мне нет смысла скрывать это сейчас, – Виктория остановилась и взглянула на юношу. «Честное слово, на дворе весна, пусть и не тёплая, а у неё лицо, как у трупа, и тёмные круги над глазами подвела, – невольно подумал Миша. – Готике своей не изменяет».

– Неужели?

– Если мои предположения подтвердятся, то мы нападём на след ключа, который мы так долго искали... – Виктория опустила глаза. – Тогда я бы просто не простила бы себе, если мы не поехали бы туда, где и началась вся эта история. Именно оттуда и следует вести поиски.

– А если нет? – уточнил Михаил.

– А если нет, значит, мы плотно займёмся освобождением нашего пророка, которого наш шеф так жаждет видеть в наших рядах. Придумал же – в пророчество поверил. Товарищ Вульф прав, слишком набожным он стал в последнее время.

– А ты вообще пост соблюдаешь.

– За прошлые мои грехи! Моя вера никак не мешает мне добиваться справедливости в политике, я бы не тратила зря времени, подалась в агитацию, ведь это мой профиль. Но мы отвлеклись! Что конкретно ты изучил?

– Да что там изучать, – фыркнул Миша. – Везде один Троцкий. Я даже не рискнул сосчитать все его речи на разнообразных митингах, съездах… У меня вообще такое ощущение, что всеми так почитаемый Ленин вообще в революции не участвовал.

– Забавно это, не так ли? – улыбнулась Виктория. – Это называется – подстроить историю под себя. Ты верно заметил, всё же несмотря на моё уважение к Ленину, должна признать, что истинный вершитель Октябрьского переворота – Лейба Бронштейн. Но он упустил момент, Ленин вовремя явился в Смольный. Представляю его глаза в тот момент.

– То есть, ты хочешь сказать, что плакаты коммунистов и памятники в городах могли быть священны вовсе не Ленину? – изумился Миша. – Всё, что о нём говорили – неправда?

– Ленин был лучше Троцкого. Лучше в том плане, что имел организаторский талант, а ещё у него была особенность притягивать и располагать к себе любых людей, словно магнитом огромной силы. Это называется обаянием. Помнишь, как Троцкий ещё весной ненавидел его, а спустя полгода они чуть ли не лучшие друзья. Что касается Бронштейна, то его можно уважать за то, что он верен самому себе и никому больше, пускай не даже самым благородным. Допустим, он высокомерен, высокомерным и останется, храбрый, и ничего не испугается, но изменчивость его приоритетов была сильнее. Противоречивый человек. Он больше от себя людей отталкивал, конечно, но не забывай о людях, которые были преданы ему.

– Но ты больше за Троцкого? – лукаво спросил Миша. – Или за Ленина.

– Не учитывая те факты, что они умерли больше полувека назад, мне ближе по характеру… Троцкий. Сама такая же, к сожалению. Видимо, по знаку зодиака что – ли, у меня врождённая противоречивость.

– Ну, или потому, что ты блондинка.

Муравьёв, несмотря на своё нежелание ехать из Москвы, был чрезвычайно весел и остёр. Он, развалившись, сидел на лавочке возле Депо.

– Ох, Григорий, тебя ведь поди жди! – обиженно воскликнула Виктория, скидывая на пустующую часть лавки футляр. Со свободной руки она сняла перчатку и стала ей отмахиваться. – Решил изменить себе и в кои-то веки прийти вовремя?

– Если ты приходишь за полчаса раньше назначенного времени, то я не виноват в этом.

– Запомни: лучше приди к встрече за полчаса до её начала и ты узнаешь много интересного, – провозгласила она, жестом прося Григория подвинуться, чтобы сесть. – Итак, ваши билеты у меня. Осталось лишь дождаться времени посадки.

Мише на лавке места не хватило, и он остался стоять рядом с чемоданом Виктории. От налетевшей скуки Орлов рассеянно поглядывал по сторонам, озираясь на приезжих и наблюдая за их поведением. Какая-то гражданка с раскладным мини-чемоданом, вероятно нерусская, гордо шла по перрону, высоко закинув голову. Её шея была обвита шкуркой горностая, а сзади с тремя авоськами огромных размеров тащился невысокий человек в синем френче.