Двадцать один год

…И вот снова стучали колеса поезда и хлестали по стеклу ветки. Лили, как обычно, жалась в уголок купе, но с ней рядом были девчонки, а не Сев. Впрочем, маленького оборванца Сева, злобного воришки, поколотившего Стива Паркинга и в лесу приносившего ей голубику, больше нет. Есть чужой, незнакомый слизеринец Северус Снейп, который мечтает истребить таких, как она, или изгнать из общества, для которого они предназначены. И есть она, Лили Эванс, которая может спрятаться за чьей-нибудь спиной (тогда зачем её распределяли на Гриффиндор?), а может делом доказать свое превосходство над чистокровками. Может пойти драться за права таких, как она, чтобы когда-нибудь они, придя к власти, перекроили этот дурацкий мир по куда более человечным маггловским меркам.

– Знаете, девочки, - медленно проговорила Лили. – А я, пожалуй, тоже буду поступать в школу авроров.

От автора. Уважаемые читатели! Приношу свои извинения, но между этой и следующей главами будет перерыв до конца августа. Благодарю за отзывы и надеюсь встретиться с вами снова.

========== Глава 39. Не леди ==========

Перемену в Лили родители, наверное, заметили сразу, как только она появилась на пороге родного дома, но сначала помалкивали, пытаясь угадать, что же произошло. Приглядывались несколько дней, а после решились заговорить о том, что заметили.

– Что-то твой непутевый дружок не показывается, - начал отец однажды за завтраком. Мать молчала, только бросала на дочь один из тех взглядов, которые, страшно нервируя ребенка, заставляют его в конце концов сказать правду.

– Друга у меня больше нет, - Лили спокойно намазала джем на тост.
– Я не хочу его видеть, и если он здесь покажется, пожалуйста, прогоните его.

Отец удивленно поднял брови. Мать улыбнулась:

– Я рада. Правда, рада. Я так волновалась, когда ты уходила с ним.

– Я тоже рад, - медленно произнес отец.
– Только один вопрос: почему это случилось? Чем он так обидел тебя?

Лили поколебалась. Воспоминания о разрыве с Северусом, об оскорблении, которое он ей бросил, лишь слегка саднили, но она не знала, как правильно объяснить родителям причину разрыва.

– Он назвал меня одним словом… Это обидное прозвище тех, кто происходит не от волшебников.

– То есть твое происхождение считается пороком в твоем мире?
– с расстановкой проговорил отец.

– У определенной его части. И Северус, оказывается, относится к ней.

Мать фыркнула и зло рассмеялась. Отец покачал головой:

– Скажите, пожалуйста, принц из трущоб. Ему не приходило в голову, что именно благодаря людям без всяких ваших способностей его мать еще жива? Волшебники что-то не торопятся лечить её. Вот же глупый и подлый щенок. Хорошо, что ты порвала с ним. Мне в друзьях дочери не нужен, - следующие слова он почти выплюнул, - социальный расист.

Мать помешивала ложечкой сахар в кофе.

– А за что он обозвал тебя?
– негромко спросила она.

Лили вновь удивилась по себя смехотворности повода к оскорблению.

– Над ним издевались хулиганы. Я заступилась, а он обиделся.

Мать выразительно, с усмешкой лишь в глазах посмотрела на отца, но вслух ничего больше не сказала.

…Дни проходили спокойно до вялости. Сначала Лили побаивалась, выходя в магазин или на прогулку, встретить Северуса - сама не зная, опасается ли, что он снова оскорбит её, отомстит или будет снова просить прощения. Но он не появлялся, и она наконец решилась забыть о прежней жизни окончательно, вычеркнув все, связанное с другом, который предал. Она не появлялась в местах, где они вместе гуляли, и выбросила все немногочисленные подарки, сделанные им за эти годы: связала в узелок самодельные открытки, ожерелье из обточенных ракушек, засушенные кувшинки, которые Северус когда-то срывал для нее на озере, и отнесла на свалку.

Говорят, забвению и успокоению способствует перемена мест. Лили потихоньку сказала матери, что в этом году не прочь попутешествовать: она знала, что мать отчаянно тянуло уехать из Коукворта, и только то, что дочь совсем мало видит дом и родителей, сдерживало её.

– Ты в самом деле хочешь уехать? Правда?
– детское изумление в глазах матери умилило дочь до слез.
– Знаешь, мне недавно звонила школьная подруга… Она приглашает к себе. После развода ей остался домик в Карлайле - это в Камбрии, там рядом Озерный край. Поедем, дочка? Я так хочу увидеть её…

– И уехать отсюда, да?
– Лили и не поняла, откуда у нее в голосе появились нотки, обычно свойственные Марлин.

– Уехать, - просто согласилась мать.
– Я устала от Коукворта. И ты ведь тоже устала, да? Здесь невозможно находиться долго. А еще я хочу пару недель не заботиться ни о ком. Ты ведь меня за это не осудишь?

Подруга матери, Глория, встретила их на автобусной станции. Это была невысокая темноволосая женщина, очевидно, привыкшая к спортивному стилю в одежде и вообще ценящая удобство выше красоты. У нее, кажется, были проблемы со зрением, она все время сильно щурилась, так что на её лицо поначалу было неприятно смотреть. Только потом привлекала внимание широкая приветливая улыбка.

– Это твоя дочь, Роза?
– девушка слегка дернулась от тяжелого прищура.
– Красавица. Замечательная красавица.

– Лучше меня в свое время, правда?
– Роза приобняла Лили.
– Лучше, я знаю. Оригинальней. Муж внес свою лепту.

Прищур Глории стал болезненным.

– Никогда бы не подумала, что ты можешь быть счастлива в браке. Помнишь, как мы играли в суфражисток?

Роза расхохоталась, закинув голову назад, так что мягкие белокурые волосы рассыпались по плечам, и перед Лили предстала девчонка, которая жалела, что избирательные права женщинам уже предоставили и бороться больше не за что. Такой девчонке было не место в Коукворте, в скучной жизни, полной ханжества и обывательщины, однако что-то удержало её именно там.

Глория тихо сияла, глядя на подругу.

– Роза, уймись, полно. Ты подаешь плохой пример юной леди.

– А я не леди, - Лили вскинула головку.
– Я простолюдинка, плебейка, и горжусь этим.

Роза, покосившись на дочь, чуть покраснела, а Глория только потрепала девушку по руке:

– Ты молодец. Не беззубая и мыслишь нестандартно. Ну что ж, вам обеим пора отдохнуть с дороги.

Дом отличало удобство, тот же незамысловатый уют, какой был и в облике его хозяйки. Ничего лишнего, ни следа не только вычурности, но и бессмысленного стремление к красоте - и вместе с тем находиться здесь было приятно. В распахнутые окна влетали запахи запущенного сада, почти сливавшегося с лесопарком, кресла - в меру мягкие, кофе - приличной крепости, по стенам увеличенные фотографии Озерного края (Глория работала там гидом). К стене привалился, как усталый слон, огромный стеллаж с книгами.

– Можешь брать, что хочешь, - хозяйка подмигнула Лили.
– Наверное, обожаешь Шекспира, да?

– Терпеть не могу, - врать этой женщине совершенно не хотелось.

Шекспир казался тяжеловесным, высокопарным и лишенным намека на психологизм, но перенасыщенным предрассудками: чего стоило, что бастарды у него всегда представлены злодеями. Кроме того, Лили раздражало, что даже главные героини стоят всегда в конце списка персонажей, после самых ничтожных эпизодических героев-мужчин, а уж за “Укрощение строптивой” она готова была лично выцарапать автору глаза. Или натравить на него Джеймса Поттера: посмотрим, помог ли бы Шекспиру весь его талант, наткнись он в темном переулке на Мародеров.