Двойной генерал

— Да разве я горячусь? — майор очень не хочет пускать в дело мою коротенькую докладную. — Любой командир в бою может пристрелить своего подчинённого и ничего ему за это не будет. Так ведь?

— За невыполнение приказа в бою, да, может, — соглашается майор.

— Права всегда уравновешены обязанностями. Если он за нарушение Устава может так жестоко покарать, то и сам в случае нарушения должен отвечать. По всей строгости.

— Я Устава не нарушал… — бурчит капитан.

Майор тяжело вздыхает, поначалу не понимаю, почему. Затем доходит. Капиташка только что себя похоронил, потому майор и огорчается. И чего за такого тупицу переживать? Родственник что ли? Вроде не похожи.

— Сами видите, товарищ майор, — развеиваю его слабую надежду на то, что я не замечу, — он даже вину свою не признаёт и не осознаёт. Не понимаю, зачем он вам? Он в следующий раз и вас в атаку пошлёт под дулом своего пистолетика.

— Ну, и фантазия у тебя, лейтенант… — крутит головой майор.

— А что? Такое же нарушение Устава, попытка отдать приказ тому, кому приказывать права не имеешь.

— Лейтенант, ну будь ты человеком. У меня и так командиров не хватает!

— Человеком? Хорошо, можно рассудить и по-человечески. Капитан решил, что ради медальки на его груди или ордена, пустить в расход чужое подразделение — благое дело. Он своих людей сэкономит, потом отрапортует, что взял станцию с малыми потерями и большими трофеями. А меня мой комдив за это под трибунал отдаст. И правильно сделает. Так что, если по-человечески рассуждать, твой капитан — полная сволочь.

— Лейтенант, пойми! Некого мне на его место ставить!

— Это не так, — чую, что-то не так, но мне есть, что ответить, — тот старшина неплохо командовал. Батальон, наверное, не потянет, но роту запросто. А ротного поопытнее, на место комбата.

Когда ухожу, ловлю взгляд, полный чистейшей ненависти. Врагов бы так ненавидел, козлина…

6 июля, воскресенье, время 20:15

20 км от Вильнюса, почти точно на север.

Лейтенант Никоненко, конечно, спрашивал себя, какого чёрта их из Полоцкой дивизии кинули в зону ответственности 44-го корпуса. Только рассудил, что нет смысла задавать вопросы, на которые никто отвечать не будет. Значит, так надо, а родные диверсанты заняты чем-то ещё.

Он был прав, рассуждая именно так. Одна из рот сейчас находилась у высоты 203. Долго она тут высиживала, наблюдая за обнаруженным аэродромом. Ротного, фамилии которого Никоненко никогда не узнает, уже покинула первая опьяняющая радость. За время наблюдения за системой охраны, которая сразу показалась слишком слабой, и обозреванием его с разных точек стало понятно, что особых поводов для восторгов нет.

Серьёзные награды обещали за обнаружение и уничтожение чужого аэродрома. Награды превратятся в обильный водопад, если удастся захватить аэродром вместе с самолётами. Чужими самолётами.

Аэродром оказался своим. До тридцати ишачков и чаек, по виду целых. И несколько немецких разнородных машин, больших и разных. Ротный пока не разбирался в тонкостях немецкого авиастроения. Познания его ограничивались мессерами и юнкерсами, 87 и 88.

Немцы использовали аэродром для подскока. Машины садились и снова улетали. Какие-то служебные, не боевые. Сейчас там «сидели» три машины, один большой, видимо, транспортный. И два маленьких, чуть больше У-2.

И что с этим счастьем делать? Ответ в сомнительных случаях в армии всегда есть. Не знаешь, что делать, поступай по Уставу. А что говорит Устав? Ответ там элементарный: доложить начальству.

Командир отнял от лица бинокль и соскользнул с дерева. Через несколько минут отделение, сопровождающее радиста, уходило подальше в сторону и под прикрытие холма. Передача радиограммы — не такое простое дело, как кажется.

Конец главы 23.

Глава 24. Вильнюс. Миттельшпиль, переходящий в эндшпиль.

В качестве эпиграфа ода пулемёту МГ-42: https://vk.com/video120594437_170605892

6 июля, воскресенье, время 21:30

Минск, штаб Западного фронта.

Скорость реакции, принятия и исполнения решения на войне первое дело. Когда-то и где-то услышанная истина «В бою удовлетворительное решение, мгновенно исполненное, намного лучше отличного, но выполненного с запозданием».

Диверсанты 44-го корпуса меня задержали в штабе. Так-то смена Болдина с восьми вечера. Задержался на полчаса, а тут такая новость.

— Занимайся текучкой, Иван Васильевич, аэродром на себя возьму, — и ухожу в комнату связи. У меня там несколько дел.

1. Перегнать пару тяжёлых бомбардировщиков ДБ-3 в Барановичи из Смоленска (207 БАП). Без бомбовой нагрузки.

2. Поручить Паше Рычагову набрать 35 пилотов на ишачки и дойче машинен.

3. Как прояснится время вылета группы пилотов, отдать команду диверсантам на взятие аэродрома. По их сигналу авиагруппа вылетает. Сделать это надо ночью. ДБ-3 днём лёгкая мишень для мессеров. Не приспособлен самолёт для перевозки людей, ничего, молодые люди, потерпят чуток.

— Сам полечу! — безапелляционно заявляет Паша через четверть часа, как только включается в дело. Морщусь. Вот что с ним делать? Но аргументы, надо признать, выдвигает железные.

— Лётчиков — ночников у нас почти нет…

— Тот район ты тоже не знаешь.

— Тот район никто не знает. Буду вместо штурмана. Там на аэродроме сяду в немецкий самолёт. Молодого туда не посадишь, с ходу не разберётся. И обратно дэбэшки и всех остальных выведу. Самолёты мне отдашь?

— Самолёты твои. Кроме транспортника.

Уже шкуру неубитого медведя делит. Пашка никаких суеверий не признаёт. Не воевал ещё толком.

Договорились, что на моей резервной тэбэшке вывезет всю гоп-компанию в Мачулищи. Хорошо, что сначала с ним связался. Первый пункт с ДБ-3 отменяю. Совсем забыл, что у меня есть ТБ-7. Пять я раздал командармам и Никитину. Два пока придерживаю и ещё один — мой, самый первый. И они как раз оборудованы для перевозки людей. Кто-то и на полу посидит, но уместятся все. И самолёт серьезнее, его сбить не так просто.

Кстати, с ДБ-3 надо что-то решать. Переделать его в транспортник и обучить лётчиков ночным полётам. У меня бригада ВДВ без дел томится.

6 июля, воскресенье, время 22:15

20 км от Вильнюса, почти точно на север.

Дилетанту может показаться, что подобраться к посту на краю лесочка через поле невозможно. Даже ночью, месяц ведь, как люстра светит, хоть и ночная. Не всё так грустно. Местность никогда не бывает идеально ровной. И прикрываясь еле заметными пригорочками, высокой травой, подобраться можно. Ползти почти полкилометра, но дело это привычное.

Может выдать след от сбитой росы, но она ещё не выпала, есть ещё минут пятнадцать. Хотя трава уже влажнеет. Проволочка, хитро натянутая среди кустов и травы, тоже не препятствие. Голой рукой по миллиметру в секунду ощупать пространство перед собой, затем передвинуть тело на треть метра. Пара диверсантов медленно вползает в лесок. Выход на еле заметную тропинку, по которой приходит смена, и вот уже к посту подкрадывается враг со стороны, откуда его не ждут.

Два сдавленных хрипа раздаются почти одновременно. Крик, который мог бы всполошить остальную охрану, застревает в горле. Диверсант фонариком под прикрытием ствола дерева и попавшегося под руку подсумка даёт сигнал своим. Один пост ликвидирован. Через четверть часа, после второго сигнала, подразделение диверсантов в полном составе, где пригибаясь, где на четвереньках, быстро достигает леса. С этой стороны их уже некому заметить.