Двуглавый. Книга вторая

Идти в секретное отделение смысла не было, там тех времён не застали и ничем нам с тёзкой помочь не могли, поэтому дворянин Елисеев при полном моём одобрении уверенно направился в столовую — всё-таки после упражнений с Эммой наш общий организм настойчиво требовал пополнить запасы питательных веществ. Помимо восполнения энергоресурсов, поход в столовую позволил убить около часа времени, но идти к Эмме всё равно было ещё рано, и тёзка вернулся пока что в Кремль, чтобы посидеть с университетскими учебниками — до конца очередного семестра времени более чем хватало, но это же не повод забросить учёбу, чтобы потом навёрстывать упущенное в авральном режиме.

Второй за день визит к Эмме дал нам с тёзкой настоящее ощущение выходного дня, наполнив обе наших души радостью и почти что счастьем. Эмма, похоже, тоже испытывала нечто подобное. Неудобные вопросы она в этот раз не задавала и вообще вела себя так, будто и в прошлый раз они не звучали. Нет, она, конечно, спросит ещё не раз, не два и не пять, но будет это не сегодня, и, надеюсь, не завтра. А так всё было настолько хорошо, что даже жалобы Эммы на занятость пациентами на первую половину завтрашнего дня настроения ни ей, ни нам с тёзкой не испортили.

С утра, пока наша дама занималась целительством, тёзка заглянул к Воронкову, удачно перехватив сыщика, только что вернувшегося с очередной встречи с кем-то из бывших коллег по московской сыскной полиции — он так и продолжал проверять список Хвалынцева. Озвученную тёзкой просьбу допросить Шпаковского Дмитрий Антонович поначалу воспринял без особой радости, но когда дворянин Елисеев растолковал смысл такого допроса, пообещал отправить соответствующую бумагу прямо сегодня. Не скажу, что мы питали какие-то большие надежды, но в наших условиях любая зацепка, пусть и самая маленькая, была бы к месту.

— Ого! — вырвалось у меня, едва мы с тёзкой вошли в комнату отдыха Эммы. Да уж, было чему удивиться — куда-то делась обычно стоявшая на низком столике посуда, сам столик был завален толстым слоем журналов мод на нескольких языках, и ещё две стопки таких журналов нашлись под столиком. — Ты что это, модами увлеклась? — что госпожа Кошельная за модными веяниями, мягко говоря, не особо следила, я вроде уже упоминал.

— У меня несколько выгодных пациентов подряд было, — виновато улыбнулась Эмма. — Вот я и подумала, а не обновить ли мне гардероб?

Хм-хм-хм… Вот не скажу, что идея мне не понравилась, отойти от образа этакой старомодной дамочки подруге было бы и неплохо, но обилие этой глянцевой макулатуры, честно скажу, пугало — не слишком ли круто Эмма Витольдовна взялась? Оставалось только надеяться, что к смене своего образа наша подруга отнесётся с присущим ей здравомыслием. Я, правда, успел ещё подумать, что с журналами этими что-то не так, но Эмма сняла очки, прильнула ко мне, и все мои мысли улетучились известно куда. Я и потом не мог припомнить, была ли у нас когда-либо раньше встреча, по разнузданности и бесстыдствам сравнимая с этой…

Едва дворянин Елисеев вернулся из Михайловского института, зашёл Воронков и огорошил нас с тёзкой известием, что допрашивать Шпаковского мы отправляемся прямо завтра с утра. Тёзка уже начал было соображать, что ему брать в дорогу, потому как Александр Иванович, по его прикидкам, должен был отбывать каторжные работы никак не ближе Урала, но Воронков сказал, что поедем мы в Бутырскую тюрьму. А уж когда Дмитрий Антонович рассказал, почему господин Шпаковский не поехал на каторгу, тёзка не удержался и самым неприличным образом заржал как целый кавалерийский эскадрон. История и в самом деле случилась просто анекдотическая, не сказать бы сильнее.

Уж не знаю, откуда у Александра Ивановича нашлись деньги на адвоката, при том, что в приговоре суда значилась, помимо каторги, ещё и конфискация имущества, но нашлись. Адвокат оказался умельцем под стать уплаченной ему суммы, и сумел совершить, казалось бы, невозможное — по его апелляции Верховный суд пересмотрел дело и сократил Шпаковскому срок аж на семь лет, нашлись-таки нужные зацепки. Вот только победа оказалась пирровой, и на месте Александра Ивановича я бы, наверное, подал на адвоката в суд, чтобы вернуть деньги, да ещё и получить сверху нехилую такую компенсацию. Честно сказать, из объяснений тёзки я понял не так много, но смысл уловил — в Верховном суде законы знают не хуже любого адвоката, а уж толковать те законы умеют всяко лучше. В итоге вместо двадцати пяти лет на каторге Шпаковский отсидит восемнадцать… в одиночной камере. Что лучше, даже не спрашивайте, ни я, ни тёзка этого не скажем, потому что сами не знаем.

— Что, Виктор Михайлович, пришли торжествовать? — сказать, что Шпаковский сильно обрадовался новой встрече с бывшим пленником и учеником, было, конечно, нельзя, но держать фасон он честно пытался.

— Ну что вы, Александр Иванович, я совсем не за этим, — тёзка постарался изобразить самую добродушную улыбку, какую мог. Кажется, получилось, потому что Шпаковский явственным образом растерялся. — Я хотел поинтересоваться вашим мнением о Степане Алексеевиче Хвалынцеве…

Вот тут Шпаковскому стало не по себе по-настоящему. Я бы сказал, что на него накатила злоба, хорошая такая, что называется, чёрная.

— Хвалынцев?! — чуть не выплюнул он. — А этот… — в последний момент бранное словцо Александр Иванович всё-таки удержал, — тут каким боком?!

— А что так злобно-то? — спросил тёзка.

— Уж простите, Виктор Михайлович, не ваше это дело, — мрачно ответил Шпаковский. — И ничего вам рассказывать я не стану.

— Моё, Александр Иванович, моё, — дворянин Елисеев заранее договорился с Воронковым, что до определённого момента будет на допросе номером первым, и сейчас вовсю отводил душу. — Впрочем, я бы даже сказал, что наше с вами.

— Это, простите, как? — от удивления Шпаковский сбавил тон.

— Степан Алексеевич оказался причастен к покушению на меня, — сухо ответил тёзка. — Есть у вас что сказать по этому поводу?

— Даже так?! — взвился Шпаковский. — Знаете, Виктор Михайлович, а ведь и есть! Правда, только подозрения…

— Рассказывайте, — в этот момент я готов был гордиться тёзкой. Сработало же!

Шпаковский и рассказал. Как они с Хвалынцевым рвали друг у друга сведения о перспективных людях с хорошим количеством признаков предрасположенности. Как Бежин по-родственному подыгрывал Хвалынцеву, а он, Шпаковский, приплачивал помощнику Бежина и всё равно узнавал о тех, кого Юрий Иванович прятал от директора.

— … такие два человека были! — в какой-то момент Александра Ивановича по-настоящему проняло. — Уникальнейших талантов! Уникальнейших! Но не успел, не успел я у Бежина бумаги на них выкрасть… И знаете, что? Один застрелен, второй попал под автомобиль! Насмерть! Уже после того, как Хвалынцев о них узнал!

— Гартман и Юрский, если не ошибаюсь? — осведомился тёзка.

— Д-да… — опешил Шпаковский. — Вы и до этого докопались?!

— Докопались, Александр Иванович, докопались, — для чего эти удачливые игроки могли понадобиться Шпаковскому, мы с тёзкой примерно представляли.