Двуглавый. Книга вторая

Да уж, с таким пациентом работать — одно удовольствие. Целителем Бежин и сам был опытным и умелым. Не знаю, как раньше, сейчас-то он Эмме всё-таки уступал, но она же сама признаёт, что использует его наработки.

Закончив сеанс, Эмма посчитала возможным просветить Бежина относительно истинной роли кузена в его злоключениях. Он поначалу не верил, мямлил про какую-то ошибку, но Эмма посоветовала ему просто вспомнить. Он и вспомнил… Пришлось после этого опять отправить пациента в сонное царство, очень уж Юрий Иванович расстроился. Мы с Эммой тоже были уже не так рады, поэтому отправились набирать положительных эмоций к ней в комнату отдыха.

— Виктор, что происходит?! — едва отдышавшись после очередной, хм, восстановительной процедуры спросила она. — Я же совсем недавно ещё ничего такого не умела! Это ты так на меня влияешь?!

— Да ладно! — возмутился я. — Кто кого учил, напомни? Просто когда с Воронковым вдвоём работали, ты быстрее схватила новое. Опыта-то у тебя больше. И вообще, это не я, это мой тёзка. Я-то тебя учил другим вещам…

— Ой, прости, не подумала… — она весело хихикнула. — Да уж, твоя наука, она по другой части… Ладно, давай, тёзку своего пускай, что-то я сейчас такая добрая-добрая…

Следующим подходом к пациенту мы лишь слегка подправили уже сделанное, оставив продолжение на завтра или послезавтра, это уж как Эмма посчитает необходимым. Бежин заметно успокоился и, проникшись недобрыми чувствами к покойному кузену, был принципиально готов к серьёзному разговору, но прямо сейчас Эмма посчитала такой разговор несвоевременным. Дворянин Елисеев от имени дворцовой полиции предложил Юрию Ивановичу помощь в возвращении к нормальной жизни, тот с благодарностью попросил время на размышление, что бы такого могло ему в этом смысле понадобиться, после чего ему снова дали отдохнуть, на этот раз без обязательного сна, как сам пожелает. Бежин пожелал почитать что-нибудь этакое, необременительное для ума, и немедленно получил всю подборку журналов из приёмной Эммы. Сама она тоже решила использовать комнату отдыха по прямому назначению, а не в качестве любовного гнёздышка, и потому пришлось тёзке топать прямиком в секретное отделение.

Подчинённые ротмистра Чадского даром свой хлеб не ели, и к приходу тёзки успели поднять из архива записи Бежина, так что дворянину Елисееву работать с теми записями пришлось прямо-таки в тепличных условиях, опять же и почерк у Юрия Ивановича был довольно разборчивым. Однако же, изучать записи оказалось не таким простым делом, как оно виделось поначалу. Дело в том, что записи эти представляли собой нечто среднее между журналом посещений, ведомостью оказанных услуг, как и полученных за них денег, а также дневником, куда Бежин кратко записывал свои впечатления от клиентов. Сложность здесь крылась в том, что обилие записей, сделанных по одной схеме (имя клиента, его жалобы, результаты осмотра, проведённые процедуры и полученная плата), создавало крайне однообразный фон, сильно притупляющий внимание при чтении. В итоге первое в записях Бежина упоминание о Яковлеве мы едва не пропустили.

Датировалось оно двадцать первым января тридцать второго года, то есть почти за полгода до покушения на дворянина Елисеева и появления на свет того двуглавого персонажа, коим мы с тёзкой сейчас являлись. Читать после этого мы стали внимательнее, а значит, и медленнее, поэтому все следующие записи, где фигурировал Яковлев, мимо нашего внимания не проскочили. Вот только записи эти не отличались не то что многословием, но и просто информативностью. Бросалось в глаза, что Бежин очень о многом тут умолчал, точнее даже, слишком о многом. Что ж, не так оно и страшно, раз есть возможность спросить у него самого…

Но начать эту самую возможность использовать мы с тёзкой, посовещавшись, решили начать с визита к Эмме, чтобы уладить вопрос о её присутствии при разговоре, точнее, о некоторой нежелательности такого присутствия. Тёзка как-то не стремился делиться с ней подробностями истории покушения, я его в этом поддержал, и вдвоём мы сумели убедить Эмму, что во многих знаниях многие печали, и у неё есть историческая возможность число тех печалей подсократить. Ну или не увеличивать, это с какой стороны посмотреть. Не сказать, что Эмма этой самой возможности так уж сильно обрадовалась, но спорить и напрашиваться не стала. Ну, умница же!

— Яковлев? — поморщился Бежин. — Помню, как же… Неприятный такой тип, скользкий… Говоря откровенно, я так и не понял, что ему было нужно.

— Это как, простите? — надеюсь, удивление тёзки выглядело естественным. — У вас же записано было, что он хотел бросить курить и по возможности ограничить себя в спиртном, полностью, однако, от него не отказываясь. Разве не так?

— Так-то так, но… — Бежин неопределённо помахал рукой, — … мне казалось, что не только и не столько это привело его ко мне. Понимаете, он всё выспрашивал, каким образом я буду ему помогать, в чём суть моих способностей… Вообще, интересовался происходящим у нас в институте… Как бы между делом, чтобы поддержать беседу, знаете ли. И все вопросики с этакой подковыркой, мол, а не шарлатаны ли вы тут часом?

Ага, пытался, стало быть, «брать на слабо», рассчитывая, что собеседник примется открещиваться от подозрений в шарлатанстве и доказывать, какие они тут способные и умелые. Что ж, получается, в своих предположениях я не ошибся — Яковлеву действительно нужно было в Михайловском институте что-то ещё, помимо помощи в избавлении от вредных привычек. И, похоже, теперь понятно, что именно.

— Я тогда рассказал о слишком любопытном посетителе Степану, — речь, ясное дело, шла о Хвалынцеве, — а Степан его и переманил, — Бежин тяжело вздохнул. — И вот знаете, Виктор Михайлович, двойственное такое чувство меня тогда охватило. С одной стороны, даже рад был от столь неприятного человека избавиться, а с другой-то — деньги на том упустил, и немалые!

— А вот скажите, Юрий Иванович, — я изо всех сил просил тёзку быть предельно осторожным, чтобы не перебить откровенность Бежина неловким словом, — сильно ли вам подковырки этого Яковлева досаждали?

— Сильно, — не стал скрывать Бежин. — И ведь не станешь ему объяснять, всё равно же не поймёт почти ничего! А вот Степан с ним как-то сошёлся, я ещё удивлялся тогда этому. Он же со своим внушением запросто за один сеанс мог всё сделать, самое большее за два, а потом ещё не раз видел, как Яковлев этот к Степану приходил. Тоже непонятно было, что они друг в друге нашли… Обиделся я тогда сильно на Степана, пожаловался Фёдору Фёдоровичу, а Степан вон как со мной поступил…

— Это же в начале прошлого года было? — с подчёркнутым безразличием поинтересовался тёзка.

— Да, в феврале месяце, — подтвердил Бежин.

В феврале… А в июне на Владимирском тракте моя дорожка пересеклась с дорожками дворянина Елисеева и наёмного убийцы Голубка. Можете, конечно, посчитать меня параноиком, но что-то мне кажется, что за четыре месяца можно было и того самого Голубка найти да с ним договориться, и в Покрове подобрать человечка, что сообщил бы о выезде тёзки в Москву. Хотя да, соглашусь, предположение с очень и очень большим таким допуском, но тут теперь ничего и не прояснишь — того, что знает Бежин, мало, Хвалынцева уже не допросишь, спросить самого Яковлева можно будет только когда его поймают, но нам-то как раз для поимки Яковлева оно и надо! Но, увы, копаться сейчас в этих прошлогодних делах — всё равно, что лепить снежную бабу из прошлогоднего снега. Впрочем, кое-какие мысли у меня имелись, и с тёзкой я ими чуть позже поделюсь…

Глава 30 О плохом прошлом и хорошем будущем

— Нет, почему же, — недолго подумав, возразил тёзка. — В суд, конечно, с этим не пойдёшь, но к Карлу Фёдоровичу можно. По мне, версия у тебя хоть и не лучшая, но и не худшая далеко.

Это дворянин Елисеев так оценил мои соображения насчёт того, что желание Яковлева его убить как-то связано с посещением тем Яковлевым Михайловского института. Пока мы ехали из института в Кремль, я с ним этими соображениями поделился и вот, получил оценку почти что юриста. На самом деле, именно такого восприятия я и ожидал, более того, даже где-то с ним соглашался, однако было бы интересно послушать аргументы, как тёзки, так и Денневитца, и посмотреть, насколько их аргументация совпадёт или не совпадёт с моей собственной. Сам я, как мне представлялось, оценивал версию вполне здраво, и прекрасно видел её слабые стороны — весьма вольное допущение, что «после этого» означает «вследствие этого», и практическую невозможность собрать прямые улики, это допущение подтверждающие. Сильная сторона имелась всего одна, зато мне она казалась перекрывающей все слабости — эта версия объясняла всё. Ну, всё, имеющее отношение к покушению на дворянина Елисеева, если точнее.