Дягилев. С Дягилевым
Шрифт:
Первые две выставки «Мира искусства» – в 1899 и 1900 годах – в отличие от последующих – лично устраивались, организовывались и диктаторски проводились самим С. П. Дягилевым.
Первая выставка «Мира искусства» открылась 18 января 1899 года в залах музея барона Штиглица и была международной в самом широком смысле слова. Главным ядром ее были русские художники – Бакст, Бенуа, Боткин, Аполлинарий Васнецов, Врубель, Головин, Лансере, Левитан, Малявин, Малютин, Нестеров, Пурвит, Е. Поленова, В. Поленов, Переплетчиков, Репин, Светославский, К. Сомов, Серов, Якунчикова. Но это ядро было окружено современными иностранными художниками – финляндскими (Бломстед, Галлен, Ярнефельт, Эдельфельт, Энкель), французскими (Аман-Жан, Бенар, Бланш, Даньян-Бувре, Дега, Каррьер, Латуш, Лермит, Менар, Пюви де Шаванн, Раффаэлли, Симон), немецкими (Бартельс, Дилл, Лейбл, Либерман), английскими (Брэнгвин, Уистлер), бельгийскими (Бертсон, Л. Фредерик), американскими (Александер,
Нетрудно себе представить, каких трудов и энергии потребовало устройство такой выставки от Дягилева!
Выставка имела громадный успех – успех грандиознейшего художественного события – у всех новых художников, у публики, в свете, но была встречена беззастенчивой бранью со стороны прессы.
Большой успех в публике имела и вторая выставка «Мира искусства» (читай – С. П. Дягилева), открывшаяся 28 января 1900 года в том же помещении.
На этот раз выставка была составлена исключительно из произведений русских художников, таких, как Серов, Левитан, Нестеров, А. Васнецов, К. Коровин, Ал. Бенуа, Якунчикова, Врубель, Головин, Малютин, Сомов, Лансере, Бакст, Досекин и другие, а также из отдела русских художников XVIII и начала XIX века (Левицкого, Боровиковского, Брюллова, Кипренского и проч.).
Третья выставка открылась 5 января 1901 года – на этот раз не в залах музея барона Штиглица, которые перестали сдавать, а в помещении «врагов» – в Академии художеств. Выставку 1901 года Дягилев, по крайней мере, официально, устраивал уже не единолично, но фактически бороться с диктаторской волей Дягилева, умевшего приказывать и убеждать, было трудно. Вскоре после выставки 1900 года —24 февраля – состоялось собрание ближайших сотрудников «Мира искусства»; оно выработало главные основания организаций будущих выставок и назначило распорядительный комитет по устройству выставок из ежегодно выбираемых двух лиц и третьего постоянного члена комитета – редактора журнала «Мир искусства» (для устройства третьей выставки были избраны В. Серов и Александр Бенуа). Все художники разделялись на три категории: «постоянных участников», художников, получивших приглашения от комитета, и из новых участников, которые могли приглашаться на один год по предложению семи постоянных членов-участников. Разница между двумя первыми категориями заключалась в том, что первые художники имели право по их личному выбору выставлять одну вещь, в то время как хотя бы одну вещь художников второй категории обязывался выбрать комитет.
Устроить выставку 1901 года было нелегко: «Мир искусства», после больших хлопот и переписки, добыл себе залы Академии художеств, и тут, по словам Дягилева, началось «целое море брани, хитросплетенные предположения, официальные протесты и прочая мелочь».
«Что же мы получили, – писал Дягилев, – за наше простое и законное желание устроить выставку более изящно и уютно? На первых шагах целый ряд протестов. Из-за того, что деревянные крытые холстом мольберты мы заменили деревянными, крытыми холстом брусьями, наши постройки объявили опасными в пожарном отношении. Отсюда целая переписка, комиссии, заседания. Почтенные профессора и академики дошли до того, что стращали публику через „случайных“ интервьюеров в разных мелких листках, любезно предложивших им свои услуги. Некоторые же из „маститых“ пошли еще дальше и открыто заявляли, будто против нас такая вражда, что нашу выставку непременно подожгут. Это уже прямо напоминало мотив из „Гугенотов“: „У Карла есть враги“. Когда же, несмотря на все эти неудачные протесты, выставка все-таки открылась и была устроена, как мы того желали, – наша художественная критика ничего не нашла лучшего, как глумиться над затеей декадентов и заявлять, что мы, „пропагандируя Ционглинского, не признаем завещанного нами Тициана“».
Хотя и с большими трудностями, но выставка в Академии художеств 5 января 1901 года открылась. Центром выставки были картины Александра Бенуа (одну из его многочисленных картин – «Пруд перед Большим дворцом» – приобрел государь, посетивший выставку 3 февраля), И. Билибина, И. Браза, А. Головина, К. Коровина, Е. Лансере, М. Нестерова, А. Остроумовой, В. Переплетчикова, В. Пурвит, Ф. Рушица, К. Сомова, В. Серова, князя П. Трубецкого, Я. Ционглинского, скульптуры А. Голубкиной и преимущественно произведения прикладного искусства М. Якунчиковой; но кроме них – ядра выставки – выставили свои вещи и Л. Бакст, В. Бакшеев, Ап. Васнецов, С. Виноградов, М. Врубель, Н. Досекин, С. Малютин, Ф. Малявин, М. Мамонтов, А. Обер, Н. Околович, Л. Пастернак, А. Рылов, А. Рябушкин, С. Светославский. Сравнивая эту выставку с выставками 1899–1900 годов, мы находим в ней несколько новых имен – новых сотрудников: С. Виноградова, выставившего три картины, Н. Околовича (пастель), Л. Пастернака, А. Рылова и А. Рябушкина. «Декадентская зараза» распространяется все больше и больше…
Выставка 1902 года –
она открылась 9 марта в залах Пассажа – была устроена «Миром искусства» совместно с московским товариществом «36-ти» художников и была блестящей. В 1903 году в Москве они разделились – «36» устроили свою независимую выставку. Как характерен для Дягилева его отзыв об отколовшихся, – не в первый раз нам приходится констатировать совершеннейшее беспристрастие Дягилева в вопросах искусства, беспристрастие, которое ярко проявилось в отношении его к Репину:«Не знаю, – писал Дягилев, – которая из двух названных выставок от этого более проиграла, одно лишь могу констатировать, что та группа художников, которая составляет центр товарищества „36-ти“, обладает слишком большим вкусом, чтобы допустить к себе что-либо нехудожественное и грубое, а потому выставка, как и нужно было ожидать, вышла свежею и производит благоприятное впечатление».
Вскоре после выставки «Мира искусства» 1903 года – 15 февраля – состоялось собрание ее участников. Об этом собрании очень глухо говорит Александр Бенуа: «Выставки под фирмой „Мир искусства“ прекратились на целый год раньше (раньше, чем прекратился журнал)… Поводом для такой катастрофы были какие-то осложнения, встретившиеся при разрешении вопроса о слиянии нашей выставки с родственной по характеру и составу участников московской выставкой „36-ти“ художников.
Но это был лишь повод, под ним же созрело все то же сознание, что „надо кончать“. Сказать кстати, только что тогда состоявшаяся выставка наша, устроенная в большом зале Общества поощрения, вышла неудачной как в смысле подбора произведений, так и в смысле своего внешнего вида». Еще более кратко гласила заметка в «Мире искусства»: «Нынешней весной журнал „Мир искусства“ своей обычной выставки не устраивает. Новый „Союз художников“, который образовался из участников выставки „36-ти“ в Москве и большинства участников „Мира искусства“, устраивает свою выставку в конце декабря, в Москве, в помещении Строгановского училища. В Петербурге выставка предполагается в течение Великого поста.
Отсутствие устава при крайне строгом жюри – таков был принцип выставок журнала „Мир искусства“. Строгий устав при отсутствии жюри – таковы основания нового „Союза“».
Зато большие подробности об историческом собрании 15 февраля мы находим у Игоря Грабаря:
«В начале 1903 года, во время выставки, в Петербург съехались все члены организовавшегося уже к тому времени общества „Мир искусства“. Так много художников, как в этот раз, не собиралось еще никогда. Кроме петербуржцев, была и вся Москва. Дягилев, открывший собрание, происходившее в редакции, произнес речь, в которой сказал, что, по его сведениям, среди участников были случаи недовольства действиями жюри, почему он считает своим долгом поставить вопрос о том, не своевременно ли подумать об иных формах организации выставок. Он намекал на недовольство его диктаторскими полномочиями, открыто высказывавшееся в Москве. Сначала нехотя, а потом все смелее и решительнее, один за другим стали брать слово. Все высказывания явно клонились к тому, что, конечно, лучше было бы иметь несколько более расширенное жюри и, конечно, без диктаторских „замашек“.
Я молчал, начиная понимать, что идет открытый бой между Москвой и Петербургом, что неспроста явилось столько москвичей. Но самое неожиданное было то, что часть петербуржцев, имевших основание считать себя обиженными, вроде Билибина, Браза и нескольких других, стала на сторону Москвы. Еще неожиданнее было выступление Бенуа, высказавшегося также за организацию нового общества. Дягилев с Философовым переглянулись. Первый был чрезвычайно взволнован, второй сидел спокойно, саркастически улыбаясь. На том и порешили. Все встали. Философов громко произнес: „Ну и слава Богу, конец, значит“.
Все разошлись, и нас осталось несколько человек. Молчали. О чем было говорить? Каждый знал, что „Миру искусства“ пришел конец. Было горько и больно».
15 февраля 1903 года был подписан смертный приговор выставкам, а тем самым и журналу «Мир искусства»…
В дирекции императорских театров
В июле 1899 года князь С. М. Волконский был назначен директором императорских театров, а 10 сентября губернский секретарь С. П. Дягилев стал его чиновником особых поручений. Они знали друг друга раньше – в самом начале 1899 года (в третьем и четвертом номере) князь Волконский поместил в «Мире искусства» свою статью «Искусство», которою началось и которою кончилось его сотрудничество в журнале Дягилева.
Появление в дирекции императорских театров Дягилева – молодого двадцатисемилетнего красавца с белой прядью в черных волосах (из-за этой седой пряди его прозвали «шеншеля») произвело большое впечатление на многих артисток, – в том числе и на самую яркую и могущественную звезду русского императорского балета.