Дьяволы
Шрифт:
— Марциан, Констанс и Саббас мертвы. — Якоб дотронулся до еще болезненного шрама на груди, оставленного клинком Констанса.
— Наконец-то хорошие новости. — Герцог закрыл глаза, глубоко вдохнув. — Вы оказали Трое великую услугу.
— Незавершенную. Остался Аркадий.
— Самый умный из четверых. Адмирал Императорского Флота. Платил морякам в годы забвения Евдоксии, и они обожают его. Может блокировать город завтра же, и мы умрем от голода за недели. Если купцы не взбунтуются раньше из-за убытков.
— Вечный закон политики: никогда не останавливай поток денег. Значит, Аркадий — главная
— Несомненно. Но у меня есть план…
— Атенеум. — Брат Диас оторвался от списка. — Леди Севера упоминала архивы?
— Вековые записи. — Герцог кивнул. — В бюрократии Восточная Империя не знает равных.
— Могу я изучить их?
— Не возражаю, если не будете сходить с книжных троп. Под зданием остались… — Михаил подбирал слова. — Опасные остатки времен Евдоксии.
— Я видел достаточно ужасов в последние месяцы. — Брат Диас прокашлялся. — Поверьте, не жажду новых.
Герцог проводил его взглядом к лестнице, все еще листавшего список, и наклонился к Якобу: — Монах — странный выбор для лидера. В нем есть что-то большее?
— Во всех есть что-то большее. — Якоб повернулся к виду за окном. — Брат Диас ищет цель. Без нее он странный выбор. Если же найдет… кто знает?
— Глядя на это, можно поверить в любое чудо.
— Забываю, как это поражает новичков... — Якоб посмотрел на горизонт. — Я видел это раньше. Стоял здесь же, наблюдая армию эльфов. Их костры, как звезды на черной земле. — Он провел пальцем по высеченным именам. — Кажется, это мое. — Буквы стерлись за столетия, как и человек, их оставивший.
— Так и знал! — Герцог ткнул пальцем в воздух. — Вы тот самый Якоб из Торна, сражавшийся во Втором Крестовом походе! Но это было больше века назад! Как?
— Длинная и печальная история. — Якоб коснулся других имен. — Король Вильгельм Рыжий Сицилийский, его оруженосец Бьордо Амбра — самый свирепый боец, которого я знал. Сэр Джон Галт, «Столп Веры». Он вырезал свое имя ногтем... Я тогда счел это величайшим подвигом.
— Великие имена. — Герцог почтительно склонил голову. — Герои.
— Вчерашние герои. — Якоб отстранился от стертых букв. — Завтрашние призраки.
— Но вы все еще здесь.
Якоб хрипло усмехнулся: — Я уже призрак.
— Подозреваю, в вас еще есть сила. — Герцог взглянул на юго-восток. — Скажите… эльфы. Они действительно так ужасны?
— Я пришел к мысли… что они не хуже людей. — Якоб медленно выдохнул. — А значит… да. Они так ужасны.
Глава 57
Близко к небесам
— Здесь философия, — сказала леди Севера, распахивая двери, — история, теология, астрономия и математика, естественные и тайные науки…
— Святой Иероним… — прошептал брат Диас, следуя за ней. К кому еще обращаться, как не к покровителю учености?
Ротонда в сердце Атенеума была ближе к небесам, чем он когда-либо ожидал — или считал, что заслуживает. Лучи ангельского света струились с куполов, украшенных сценами из истории Древней Трои: Гектор, побеждающий Ахилла, Кассандра, обманывающая Одиссея, сожжение Троянского коня, триумф Астианакта и разграбление Микен. Головокружительные ряды полок покрывали стены, изогнутый обрыв высотой в десять человеческих ростов, увешанный безумными лесами трапов,
лестниц и стремянок, ломящихся от немыслимого количества книг. Легионы томов. Акры страниц.— Драма и комедия через те двери… — Севера указала на другие двери, спускаясь по лестнице. Они вошли на нижний из нескольких ярусов, опоясывающих зал, а пол ротонды уходил вглубь.
— Это еще не все? — выдохнул он, разинув рот, глядя вверх.
— О, нет. Травничество и медицина в западном крыле, теология и священные тексты в восточном, отдельное собрание карт и так далее…
— Невероятно… — Брат Диас замолчал, опустив взгляд. Если верх был раем, то низ, возможно, адом.
Широкий круг пола был испещрен символами гуще, чем спина Вигги. Кольца в кольцах, треугольники в пятиугольниках, спиральные диаграммы переплетенных знаков, от которых мутило. Отлитые из разных металлов, нарисованные чернилами, высеченные в мраморе, целые непонятные трактаты корявым почерком. Это напомнило ему рисунок ритуала Бальтазара в Венеции, но в грандиозном масштабе. Казалось, сам пол кричал о Черной Магии.
Леди Севера скользила по узорам, шорох ее платья нарушал тяжелую тишину. Брат Диас, стиснув зубы, последовал. В центре стоял медный стержень, оплетенный проводами, почерневшими от огня. По обе стороны от него, в кольцах густых символов, располагались две скамьи с толстыми ремнями, словно для пленников.
— Это аппарат… для экспериментов Евдоксии? — пробормотал он.
— Ее последнего эксперимента, — ответила Севера.
Брат Диас взглянул на обгоревшую обивку скамьи. — Того, что убил ее…
— Она умирала годами. — Севера нахмурилась. — Родилась хилой. Последний щенок в помете Феодосии, рядом со святой сестрой и героическим братом. Неудивительно, что она испытывала… обиду.
— Слабое оправдание для узурпации трона.
— Она защищала империю. Или… так себя оправдывала. Несовершенная, она жаждала создать идеал. Мужья разочаровывали, предавали. Затем сыновья. Она замкнулась здесь, среди книг. Надеялась найти совершенство в магии.
— Но и это ее подвело…
— Видимо, да.
Два сосуда крепились к стержню. Брат Диас, преодолев страх, заглянул в один. Что-то плавало внутри? Большое черное перо? — Что она пыталась сделать? — шепотом спросил он.
— Освободиться. От тела. От ошибок.
— Звучит, будто вы ее уважаете.
Севера подняла взгляд. — Она была жестоким, мстительным параноиком. Ее попытки спасти Трою погубили ее. Стремление к мечте породило кошмар. Она не принимала провалы экспериментов, учеников, сыновей. Но повторяла ошибки до конца. Уважаю? Нет. Но понимаю? У всех есть причины. Мы все в плену своих изъянов.
Брат Диас кивнул. У него самого хватало недостатков. Своих ошибок. Он сжал список требований герцога Михаила. — Теперь у нас новая императрица. Новый шанс. Наш выбор — стать лучше.
— Вы правы, — Севера выпрямилась, вновь став величавой Хранительницей. — Архивы здесь.
Она двинулась прочь. Брат Диас последовал за ней. Он рад оставить позади ошибки Евдоксии... И свои тоже.
Глава 58
Чистая внутри
Волчица Вигга проснулась от чихания, от которого заныла голова и скрутило живот.