Дьяволы

Язычники сажали ее в клетку, морили голодом, дразнили и использовали для убийств. И теперь Вигга поняла: язычники и Спасенные ненавидят друг друга не из-за различий, а из-за того, как они похожи.

— Ты спасла нас, — сказал Диас. Она услышала, как он приблизился, заговорил тише. — Ты спасла меня. — Его пальцы сжали прутья клетки. Еще тише, почти шепот: — Во многих смыслах.

— Рада, — хрипло бросила она в солому. — Но себя спасти не могу. — Она не повернулась. Не хотела его видеть. Жижка была права. Ей нельзя помочь, и она не заслуживает ни жалости, ни ненависти. Внутри скулил волк, требуя свободы. Не спал. Не унимался. Скулил, скулил, скулил.

— Я не безопасна, — прошептала она. — Я не чиста. — Вигга глубже зарылась в солому, пряча лицо. — И никогда не буду.

Бальтазар, осторожно ступая по сходням, морщился в ожидании язвительной насмешки. Неуклюже спрыгнув на палубу, он поднял взгляд, ожидая увидеть ту раздражающую усмешку, блеск золотого зуба в прорези шрамов…

Но ничего этого, конечно, не было. И уже не будет. Сколько раз он желал, чтобы ее не стало? Теперь, когда ее не было, ее отсутствие казалось опустошающим. Он ловил себя на мыслях о том, что должен был сказать. Репетировал возможные действия. Выстраивал все более невероятные сценарии. Он всегда представлял, как одержит над ней сокрушительную победу. Или что они, возможно, поймут, станут уважать, восхищаться друг другом. Или… кто знает? Что-то. Любой исход. А теперь остался лишь дразнящий пролог, оборванный на полуслове, брошенный на полях рукописи, который никогда не завершится.

Бальтазар вытер глаз, делая вид, что его раздражает ветер. Нужно было вырваться из этих самобичующих, сентиментальных блужданий. Он же один из величайших некромантов Европы, черт возьми, мастер тайн могил! Почему одна смерть так сбила его с толку?

Он сжал кулаки, вдохнул полной грудью соленый воздух. Раньше он презирал море. Презирал все запахи природы, кроме манящего смрада кладбищ. Но его взгляды, как и многое другое, радикально изменились за последние месяцы.

Он — перерожденный человек, движимый новой целью! Теперь он понял, что за долгие годы учебы сделал себя мелким. Загнал свой потенциал в узкие рамки зависти и жалких амбиций. Но служба Папе, по иронии, достойной античного философа, освободила его из этой самозваной тюрьмы. Теперь он готов расти! Мир полон возможностей, и он намерен схватить их!

Он направился к Якобу из Торна, прислонившемуся к перилам с вечно страдальческим выражением лица.

— Когда Святейшая назначит нам новую миссию?

— Когда понадобятся наши таланты, — буркнул древний рыцарь. — Обратный путь в Святой Город займет минимум две недели. Может, три.

— Но не тревожьтесь! — Кардинал Жижка последовала за Бальтазаром на палубу, двое крепких слуг тащили ее багаж. — Вы путешествуете с комфортом.

— Неужели, ваше преосвященство? — оживился Бальтазар.

— Для вас подготовлена лучшая каюта.

— Серьезно? — Он не смел надеяться, что другие, особенно глава Земной Курии, так легко примут его «перерождение». — В духе сотрудничества, я готов поделиться важной информацией! Извиняюсь, что из-за событий… с Батист… — В горле запершило. Он стукнул себя в грудь и продолжил: — Раньше момент был неподходящим, но это касается леди Северы…

— А, та, что сбежала, — сказала Жижка.

— Именно, но удивительное дело…

— Та, которую ты отпустил, — поправила Жижка.

Бальтазар сдавленно откашлялся.

— Думаю, вы захотите услышать…

— Тогда тебе стоит одеться подобающе, прежде чем рассказывать.

Лицо Бальтазара исказилось, когда старший из слуг (теперь он понял, что это скорее тюремщики) достал массивные железные кандалы с грубо выбитыми рунами на браслетах. Руны сдерживания и контроля. Оковы, лишающие магов силы. Или магистров, естественно.

— Руки, — буркнул тюремщик.

Бальтазар попытался изобразить жидкую улыбку.

— Это совершенно излишне.

— Но целесообразно, — парировала Жижка.

— Ваше преосвященство, умоляю! Позвольте мне сказать пару слов?

— Ты можешь быть краток?

Бальтазар фальшиво хихикнул. Даже после недавних триумфов нервы брали свое.

— Я пережил прозрение, ваше преосвященство. Эпифанию, если угодно! Признаюсь: по пути из Святого Города я трижды пытался разорвать узы Святейшей. В последний раз, у камней близ Никшича…

Якоб резко вдохнул, и Бальтазар понял, судя по сузившимся глазам Жижки, что упоминание о герцоге Преисподней вряд ли обрадует высокопоставленную клирика.

— Ну, э-э… Не будем углубляться… в детали доказательств, но я убежден: Папа Бенедикта и есть Второе Пришествие Самого Спасителя!

Его признание не вызвало ожидаемого восторга. Жижка медленно вдохнула через нос и подняла бровь в сторону Якоба.

— Наш некромант обрел веру?

— Вера здесь ни при чем, ваше преосвященство! Я человек разума, и разум привел меня к этому выводу! Мне больше не нужно принуждение, чтобы служить Святейшей!

— Потому что ты трижды пытался разорвать ее узы и трижды провалился.

— Именно!

Якоб снова резко втянул воздух.

— Ну, не совсем… не поэтому. — Взгляд Жижки, холодный как у василиска, сбивал Бальтазара с мысли. Даже клинки пугали его меньше. — Я буду служить добровольно! Всю жизнь искал цель. Миссию. Дело для своих талантов! — Он улыбнулся. Жижка — нет. Сомнительно, что она вообще умела. — Какая цель выше, чем служить самой дочери Бога?

Глаза Жижки не дрогнули.

— Наконец-то, — сказала она, — мы нашли общий язык.

— Я так и знал! — Бальтазар расплылся в улыбке.

— Молодец, конечно. — Она махнула тюремщикам. — Теперь в клетку.

Бальтазар застыл с открытым ртом. Старший тюремщик протянул массивные кандалы.

— Руки, — буркнул он.

— Ваше преосвященство, умоляю! Клетка совершенно лишняя…

— Лишняя, целесообразная, удобная. — Жижка отмахнулась, словно он недостоин даже этого. — Суть не в этом. Твое место — в клетке.

Старый тюремщик щелкнул браслетом на запястье Бальтазара, скрежет механизма прозвучал как приговор. Младший молча проверил защелку. Бальтазар уже чувствовал эффект. Будто погрузил голову под воду, магическое восприятие притупилось.

— Ты еретик, Бальтазар Шам Ивам Дракси, — произнесла Жижка. — Осужденный Небесным Судом за призывы демонов и возню с мертвецами.

— Протестую против «возни»…

— За преступления против самого Бога нет искупления, кроме смерти и праведного ада.

Второй браслет захлопнулся, подавление усилилось.

— Думал, Спасительница радуется раскаянию грешника… — пробормотал Бальтазар.

— Может, и радуется, — Жижка отвернулась. — Но поводок держит не она.

Бальтазар едва не застонал от отчаяния, когда его швырнули на солому с ненужной жестокостью. Решетка захлопнулась с оглушительным лязгом, ключи щелкнули в замках, а люк захлопнулся, погрузив трюм в почти полную тьму.