Дьяволы

Бостро въехал ей в живот.

Раздался глухой хлюп, будто конюх уронил мокрое седло, и вся ее ярость разом вышла. Глаза залились слезами, колени подкосились, и она повисла, хрипя и давясь рвотными спазмами. Теперь-то, пожалуй, лучше и остаться лежать.

Нет ничего романтичного в ударе под дых от мужика вдвое крупнее тебя. Особенно когда впереди только еще один такой же. Бостро обхватил ее горло лапищей, превратив хрип в бульканье, и достал щипцы.

Железные. Блестящие от частого использования.

Он не выглядел счастливым, но все равно сделал это.

— Выбирай, — прохрипел он. — Зубы или пальцы?

— Послушайте... — она захлебнулась слюной, чуть не проглотив язык. Сколько она тянула время? Неделю? Час? Теперь счет шел на секунды. — Послушайте...

— Выбирай, — рыкнул Бостро, поднеся щипцы так близко к ее лицу, что она скосила глаза, — или знаешь, заберу оба...

— Момент! — раздался резкий, властный голос. Все разом обернулись: Бостро, головорезы и даже Алекс, насколько позволяла полупережатая глотка.

В устье переулка стоял высокий красавец. В ее ремесле учишься с первого взгляда определять, кто богат. Кого стоит обмануть. Кого лучше не трогать. Этот был очень богат: платье поношено по подолу, но шелк дорогой, вышитый золотыми драконами.

— Я герцог Михаил Никейский. — Легкий восточный акцент звучал правдоподобно. Рядом запыхавшийся лысый слуга. — А это мой слуга Евсевий.

Все переваривали неожиданный поворот. Лже-герцог смотрел на Алекс. Доброе лицо, подумала она, но и она умела делать доброе лицо, будучи воровской сукой — спроси кого угодно. — Ваше имя Алекс?

— Так точно, — буркнул Бостро.

— И у вас родинка под ухом?

Бостро сдвинул палец, обнажив участок шеи. — Есть.

— Святые небеса... — Герцог закрыл глаза, глубоко вдохнул. Открыв, будто со слезами. — Ты жива.

Хватка Бостро ослабла, и Алекс прохрипела: — Пока что. — Она была в шоке, как все, но побеждает тот, кто быстрее оправляется и ищет выгоду.

— Господа! — возвестил герцог. — Это не кто иная, как ее высочество принцесса Алексия Пирогеннетос, пропавшая дочь императрицы Ирины и законная наследница Змеиного Трона Трои.

Бостро, слышавший все вранье и сопливые истории на свете, даже бровь дернул. Он уставился на Алекс, будто ему сказали, что козья какашка — золотой самородок.

Она лишь пожала плечами. Ее называли аферисткой, мошенницей, воровкой, сукой, ебучей крысой, лживой тварью — и это она считала комплиментами. Но принцессой? Даже в шутку.

Рожа Говнозубого исказилась так, что обнажились еще более гнилые зубы в глубине пасти. — Она блять кто?!

Герцог Михаил окинул взглядом Алекс, болтавшуюся, как дешевый ковер в середине ежегодной чистки. — Признаю, она не выглядит... особо принцессисто. Но она — то, что есть. И нам придется с этим жить. Поэтому настаиваю: отпустите ее королевскую особу.

— Отпустите? — переспросил пират-неудачник.

— Отъебитесь от нее. — Вежливость герцога слегка треснула, обнажив стальную холодность. — Немедленно.

Бостро нахмурился: — Эта крыса должна нашему боссу.

Пират выплюнул окровавленный зуб: — Эта ебучая крыса выбила мне зуб!

— Печально. — Герцог оценил зуб. — Выглядел вполне сносным.

— А мне он, блять, нравился! — пират швырнул его в сторону.

— Вижу, вы понесли утрату. — Герцог залез в карман расшитого золотом плаща. — Господь Бог знает, принцессы способны доставить массу неудобств. Так что... — Он подержал монеты на свету. — Вот вам... — пару штук сунул обратно, остальные бросил на грязную брусчатку. — За труды.

Бостро покосился на монеты, впечатленный не больше, чем дерьмом в кошельке Алекс: — Думаете, она блядская принцесса?

— Герольды обычно опускают «блядская», но да.

— И это вся цена ее жизни?

— О, нет. — Герцог коснулся пальцем эфеса меча, который слуга извлек из ножен. Тот был потрепан, но с позолотой. — Это цена ваших жизней.

Глава 3 Тринадцатая добродетель

— Я... я...

Брат Диас отпустил подол рясы, который до этого вынужден был подобрать до колен, словно растерянная невеста, опаздывающая на собственную свадьбу. Его шлепающие шаги эхом отражались от зеркального мрамора, пока он носился по лабиринту коридоров Небесного Дворца, погружаясь во все новые волны потной паники.

— Я... я... — Он поскользнулся на свежей луже слюны, где группа высокопоставленных кающихся усердно вылизывала пол, и заподозрил, что повредил пах. Все это было далеко от величавого достоинства, с которым он мечтал шествовать по священным залам, чтобы наконец обрести признание. Боже, голова кружилась. Он терял сознание? Умирал?

— Брат Эдуардо Диас? — спросила невероятно высокая секретарь.

Имя звучало знакомо.

— Полагаю, да... — Он уперся кулаками в стол, пытаясь совладать с хриплым дыханием и выглядеть достойным респектабельной должности в церковной иерархии. — И... приношу извинения... за опоздание. — С героическим усилием он сдержал рвотные позывы. — Там была чертова толпа подагриков в День Святого Эльфрика! А возница...

— Вы пришли рано.

—...ничем не помог, и я... Что?

Секретарь пожала плечами:

— Это Святой Город, брат Диас. Каждый день — праздник какого-нибудь святого, и все вечно опаздывают. Мы заранее сдвигаем все встречи.

Диас обмяк от облегчения. Святая Беатрикс все же не оставила его! Он бы упал на колени, чтобы возблагодарить ее, если бы не страх, что уже не поднимется.

— Но не тревожьтесь. — Секретарь слезла с невероятно высокой табуретки, оказавшись на удивление низкорослой. — Кардинал Жижка освободила график и велела проводить вас сразу по прибытии. — Она театральным жестом указала на дверь.

Крупный мужчина с суровым лицом и корявыми пальцами сидел на скамье рядом, возможно, ожидая своей аудиенции. Он устремил серые глаза на брата Диаса, застыв в такой идеальной неподвижности, словно Небесный Дворец возвели вокруг него. Его короткие волосы, седые как сталь, пересекали два глубоких шрама, в бороде — еще три, а брови состояли из рубцов больше, чем волос. Он напоминал человека, проведшего полвека в падении с горы. Возможно, состоящей из топоров.

— Постойте, — пробормотал брат Диас. — Кардинал Жижка?

— Именно так.

— Я полагал, что встречусь с Ее Святейшеством Папой... для получения бенефиция...

— Нет.

Неужели дела начали налаживаться? Папа, хоть и была Сердцем Церкви, раздавала тысячу незначительных должностей и благословений толпам таких же незначительных священников, монахов и монахинь ежедневно — вероятно, с той же задумчивостью, с какой сборщик винограда срывает ягоды.

Но встреча с кардиналом Жижкой, Главой Земной Курии, — совсем иное. Она — бесспорная владычица бюрократической махины и колоссальных доходов Церкви. Она замечала лишь достойных внимания. И она освободила график...