Дьяволы

— Не подходи к решеткам, не расслабляйся, не верь их словам — и продержишься дольше предшественника.

— Какого предшественника?

— Вот это сила духа! — Хобб упер сапог в стол. — И не высовывайся, а, Батист?

— Никогда. — Она отодвинула засовы, и дверь со скрипом открылась, выпустив струю холодного воздуха.

— Этот человек присматривает за дьяволами, — брат Диас издал жалобный звук.

— Но он из Англии, — Якоб подтолкнул его к проходу. — Там все дьяволы.

Темный коридор уходил вглубь, стены и потолок сливались в полуциркульный свод из будто расплавленного камня. Единственный свет исходил от трех зловеще мерцающих свечей в ржавых подсвечниках, выхватывая из мрака арки в левой стене. Это могло бы напоминать винный погреб, если бы не черные решетки — прутья толщиной с запястье брата Диаса, запертые очередными замками.

Он сглотнул. — Это... камеры? — Древние, судя по виду. — Кого здесь держали карфагенские колдуньи?

— Праведников? — Батист пожала плечами. — Или отъявленных грешников?

— Тех, кого ненавидели, — сказал Якоб. — Тех, кого боялись.

— И тех, кого не понимали. — Из ближайшей камеры донесся лязг цепей. — С тех пор мало что изменилось. — Из теней вышел мужчина. — Новые тюремщики, возможно... — Он выглядел как знатный африканец, с сединой в черных волосах и бороде. — Но мелкое лицемерие, несправедливость и гнет вечны. — Его напускное достоинство портили два факта: на ногах были тяжелые кандалы, а на теле — ни нитки.

Батист облокотилась на арку. — Знакомьтесь: новичок в нашей семье. Бальтазар... — Она прищурилась, вертя связку ключей. — Остальное забыла.

— Бальтазар Шам Ивам Дракси! — мужчина гордо втянул ноздри. — И это имя прогремит в веках!

— Слишком длинно для эха, — Батист подмигнула брату Диасу. — У этих колдунов всегда...

— Я — маг, дура!

— О да, я дура, а ты гений. — Она оскалила золотые зубы. — Поэтому ты голый в клетке, а ключи у меня.

— Смейтесь, пока можете! — Маг прижался лицом к прутьям, заставив брата Диаса отступить. — Никакие цепи не удержат меня! Никакие чары не свяжут! Я вырвусь на волю, и моя месть станет легендой!

Он размахивал кулаком, от чего его член болтался так выразительно, что брат Диас, не желая видеть это, все же не мог оторвать взгляд и прикрыл глаза ладонью. — Он обязан быть голым?

— Он соскребал грязь с углов и писал на рубахе, — сказала Батист.

— Разве писать — плохо?

— Могло стать очень плохо, — пробурчал Якоб.

— Он известный чернокнижник, — добавила Батист. — Охотники на Ведьм гнались за ним девять лет, а Небесный Суд признал виновным.

— Разве их за это не... — брат Диас крякнул, — не жгут?

— В редких случаях дают шанс искупить вину службой Ее Святейшеству.

— Искупить? — Бальтазар зарычал. — Ха! Разделение на Черную и Белую Магию — глупость невежд! Они из одного источника! Вы, тупцы, наливайте из одного ведра в две чашки и зовите «Белой» то, что вписывается в ваши предрассудки, а «Черной» — то, что не лезет в ваши жалкие мозги!

— А как же пляшущие трупы? — хрипло напомнил Якоб.

— И сделки с демонами, — добавила Батист.

Бальтазар вскинул руки. — Один раз заключишь сделку с демоном — и это запомнят навсегда!

— Мне бы присесть... — пробормотал брат Диас, но стула поблизости не нашлось.

Следующая камера была аккуратно обставлена: узкая кровать, два выцветших ковра, полка с книгами, включая роскошный экземпляр Писания. Но казалось, в ней никого не было.

— Санни? — Батист постучала по прутьям перстнем с печаткой. — Выходи.

Она не выпрыгнула из теней и не материализовалась из воздуха. Она просто стояла там, на виду. Но брат Диас заметил ее только когда она повернулась к нему, вздохнув протяжно.

Такое лицо невозможно было не запомнить. Женское, в веснушках, но будто отраженное в кривом карнавальном зеркале: узкая челюсть, острые скулы, крошечный нос и непомерно огромные, немигающие глаза.

— Спаситель защити нас, — он осенил себя Кругом. Как будто мага было мало. — Это эльфийка.

Она шагнула вперед, длинные пальцы обхватили прутья, словно паучьи лапки. — Новый священник? — Можно было ожидать, что враг Божий зашипит как демон. Но ее тоненький, обыденный голос разочаровал.

— Это брат Диас, — представил Якоб.

Эльфийка уставилась на него, не моргая, как ящерица. — Очарована, — сказала она и исчезла.

— Почему... — брат Диас едва выдавил из перехваченного горла, — под Небесным Дворцом держат эльфийку?

Батист махнула к следующей решетке. — По той же причине, что и вампира.

В этой камере сидел древний старик. Сгорбленный, с морщинистым лицом, обвисшей шеей и редкими прядями волос на лысой голове. Но голос его звучал изысканно и бархатисто:

— Чтобы выполнять работу, — сказал он, — которую те, наверху, гнушаются. Я — барон Рикард, и прошу простить мое жалкое состояние. — Он взглянул на трость, на которую опирался дрожащей рукой. — Поклонился бы, но боюсь, не разогнусь...

— Не беспокойтесь! — Брат Диас никогда не встречал баронов и не знал, какое место тот занимает в европейской аристократии, но почувствовал необходимость быть учтивым. — Для меня честь...

Когда он шагнул к решетке, Якоб преградил ему путь. — Держись подальше.

— Вы уже поняли, что Якоб невыносимо скучен. — Барон приблизился, сверкнув улыбкой. Зубы его были неестественно белыми и острыми для столь древнего человека, что брат Диас невольно потянулся рассмотреть их ближе. — Мне отчаянно не хватает интеллектуальной беседы и духовного наставления. Мой предшественник в этом был бесполезен...

Голос Якоба из Торна врезался, как напильник:

— Не подходи к решетке!

Брат Диас с удивлением обнаружил, что невольно сделал еще шаг к клетке.