Дьяволы
Шрифт:
— Что ж... — Брат Диас вытер пот со лба, прикоснулся к распухшей губе, поправил перекошенную рясу и впервые с момента въезда в Святой Город улыбнулся. Похоже, святая Беатрикс превзошла саму себя. — Объявите же обо мне!
Кабинет кардинала Жижки, вопреки ожиданиям от вершины церковной власти, разочаровал. Просторный для деревенского монаха, он казался тесным из-за головокружительных груд бумаг с кистями, закладками и печатями, выстроенных по обе стороны скамеек, словно армии перед битвой. Брат Диас ждал роскоши — фресок, бархата, мрамора с позолоченными херувимами. Но мебель, втиснутая меж бюрократических
Первое впечатление от самой кардинала Жижки тоже разочаровало. Крепкая женщина с седеющей гривой, она брала бумаги из стопки слева, подписывала их небрежным почерком и клала справа. Золотая цепь должности болталась на спинке стула, а на алой мантии красовались крошки.
Не будь кардинальской шапки, брошенной на столе вверх дном, это место можно было бы принять за кабинет мелкого клерка, погрязшего в рутине. Но, как говаривала мать брата Диаса, это не повод снижать собственные стандарты.
— Ваше Высокопреосвященство, — протянул он, совершив идеальный церемонный поклон.
Кардинал даже не взглянула на него, не отрываясь от бумаг. — Брат Диас, — проскрипела она. — Как вам нравится Святой Город?
— Место... необычайной духовности? — Он тактично прокашлялся.
— Без сомнения. Где еще можно купить высушенный хер Святого Евстафия в трех разных лавках на одной миле?
Брат Диас отчаянно пытался понять: шутка это или жесткая критика. В итоге он застрял между улыбкой и покачиванием головы, пробормотав: — Истинное чудо...
К счастью, кардинал все еще не смотрела на него. — Ваш аббат отзывается о вас крайне лестно. — Еще бы, после всех одолжений брата Диаса. — Говорит, вы лучший администратор, которого монастырь видел за годы.
— Он слишком щедр, Ваше Высокопреосвященство. — Брат Диас облизнул губы при мысли о том, как вырвется из монастырских стен к заслуженной славе. — Я приложу все силы, чтобы служить вам и Ее Святейшеству в любом качестве, до самых пределов...
Он вздрогнул, когда дверь грохнула за его спиной. Обернувшись, он увидел того самого рубцеватого мужчину со скамьи, вошедшего в кабинет. Оскалив потрепанные зубы, тот опустился на жесткий стул перед столом.
— До самых пределов... — продолжил брат Диас, неуверенно, — моих возможностей...
— Это невероятно утешает. — Кардинал наконец швырнула перо, аккуратно положила документ на стопку, потерла чернильные пальцы и подняла взгляд.
Брат Диас сглотнул. У кардинала Жижки могли быть заурядный кабинет и запачканные руки клерка, но ее глаза принадлежали дракону. Особенно грозному, не терпящему дураков.
— Это Якоб из Торна, — кивнула она на новоприбывшего. Его лицо-топорище тревожило в коридоре, но здесь, в личной аудиенции, стало откровенно пугающим. Как если бы нищий в дверях вызывал лишь брезгливость, а в вашей постели — панику.
— Рыцарь-тамплиер на службе Ее Святейшества, — добавила кардинал, что звучало далеко от объяснения и еще дальше от утешения. — Человек с опытом.
— Долгим, — прорычал рыцарь единственным словом, словно жернова перемалывали
гравий.— Его советы и меч будут вам бесценны.
— Меч... — Брат Диас больше не понимал, куда ведет эта встреча, но мысль о необходимости меча ему категорически не нравилась.
Кардинал сузила глаза: — Мы живем в мире, полном опасностей.
— Разве? — спросил брат Диас, но, подумав, переформулировал в грустное: — Полном... — И наконец в мрачное: — Очень полном. — Лично его, конечно, это не касалось.
— Я жил в келье скромной, но... — он задумался, — весьма уютной, с видом на море. Ветерок, врывавшийся в окна, сейчас пахнет можжевельником. Но тревожное подозрение говорило, что кардинал имела в виду не аромат хвои. И скоро это подтвердилось.
— Восточная и Западная Церкви в расколе. — Взгляд кардинала будто пронзал голову Диаса, устремляясь к угрозам на горизонте.
— Пятнадцатый Вселенский Собор, увы, не разрешил противоречий, — вздохнул брат Диас, пытаясь блеснуть знанием теологии и текущих событий. Он слышал, что на Востоке священники-мужчины носят колесо вместо круга, и там спорят о дате Пасхи, но в суть раздоров не вникал. Как и большинство.
— Князья Европы пренебрегают долгом, грызясь за власть.
Брат Диас благочестиво возвел глаза к потолку: — Их ждет Суд на том свете.
— Предпочла бы судить их куда раньше, — кардинал произнесла это так, что у Диаса зашевелились волосы на руках. — А еще нас одолели полчища монстров: бесы, тролли, ведьмы, колдуны и прочие слуги Темных Искусств.
Слова застряли в горле. Диас ограничился крестным знамением.
— Не говоря о демонах, что плетут гибель миру из вечной тьмы.
— Демоны, Ваше Высокопреосвященство? — прошептал он, крестясь яростнее.
— И апокалипсис эльфов. Они не останутся в Святой Земле. Враги Бога хлынут с Востока, неся скверну, огонь и проклятую жажду.
— Черт бы их побрал! — Диас уже стирал рясу крестами. — Это неизбежно?
— Оракулы Небесного Хора не оставляют сомнений. Мир погружен во тьму, и лишь Церковь — светоч человечества. Позволим свету угаснуть?
Ответ был очевиден: — Никогда, Ваше Высокопреосвященство! — Он затряс головой.
— В битве добра против зла поражение немыслимо.
— Совершенно верно! — Закивал Диас.
— Когда на кону творение Божье и каждая душа, сдержанность — безумие. Сдержанность — трусость. Сдержанность — грех.
Брат Диас смутно ощущал, что балансирует на шаткой теологической почве, словно медведь-неудачник, гоняющийся за зайцами по подтаявшему льду. — Ну...
— Наступает время, когда ставки так высоки, что моральные принципы сами становятся грехом.
— Серьезно? То есть... да? То есть... да. Серьезно?
Кардинал Жижка улыбнулась. Ее улыбка пугала больше, чем хмурый взгляд. — Знакомы с Часовней Святой Целесообразности?
— Я... не думаю...
— Одна из тринадцати часовен Небесного Дворца. Древнейшая, как и сама Церковь.
— Я полагал, их двенадцать — по числу Добродетелей...
— Порой приходится прятать неудобные истины. Но здесь, в сердце Церкви, мы смотрим дальше видимости. Действуем по-черному, но эффективно.