Дженнак неуязвимый

Кто шепнет тебе слова любви?.. Кто будет стеречь твой сон?.. Кто исцелит твои раны?.. Кто убережет от предательства?..

Предателей здесь не было, и ни зверь, ни человек не наносили Дженнаку ранений. Сон стерегли деревья Сайберна - кто проберется сквозь их чащу, какие враги? Если считать врагами аситов из Удей-Улы, так те в леса не совались, забота у них была другая - охранять торговый тракт. Так что ни в чем Дженнак не нуждался, кроме слов любви - а их шептали каждый вечер.

В Месяце Плодов вошла Заренка в новый хоган, и отметили это небывалым пиром - ведь хозяйку брал себе не кто-нибудь, а Вождь Охоты! Но лет через десять-двенадцать забылся этот титул, и стали Тэба-тенгри звать попросту вождем, иногда добавляя: озерный князь и атаман дейхолов и изломщиков. В те годы Заренка, его княгиня, принесла супругу сыновей, старшего Айвара и младшего Сергу. Прошло еще сколько-то лет, и понял Дженнак, чего не хватало в прежней жизни: детского лепета, детских глаз и детских рук, что обнимают по утрам. А когда подросли сыновья, познал он и другое - чувство полной защищенности, если идет за тобою родич, и не просто родич - сын. С Джемином было не так - не баюкал он его младенцем, не держал на коленях, не учил натягивать лук и метать копье... Дети, которых вырастил сам, меняют человека, даруют понимание того, как великое проявляется в малом, как из слов родителя, из его любви и поучений, творится новая душа - а есть ли в мире что-то важнее и чудеснее?

Неважно, боги послали этот опыт или слепая судьба, но был Дженнак счастлив, так счастлив, будто и впрямь вернулась к нему Вианна, и прожили они вместе годы, украденные в юности. Время шло, мужали сыновья, Заренка стала зрелой женщиной, потом склонилась к закату, и он менялся вместе с нею - привез из Удей-Улы серебряное зеркало, поглядывал в него и добавлял себе морщин. Так они и жили, и вместе с ними двигался в потоке времени весь мир, свершалось в нем большое и малое и становилось далекое близким. Тракт Вечерней Зари дотянулся до Айрала, а потом - до Росквы; Удей-Ула расширилась и над байхольским берегом встала пирамида; аситы укрепились и начали притеснять лесной народ повинностями и налогами - брали меха и скот, гнали людей на стройки, в шахты и на войну с бихара, а несогласных увозили к океану, на остров Ама-То. Дейхолы прятались в лесах, а оседлым изломщикам было хуже - от своих полей, дворов и прочего хозяйства не убежишь. Платили, откупались, но уже закипала вражда к пришельцам и к их повелителю, сидевшему где-то за океаном на нефритовом столе. Сидел бы там и не лез в вольный Сайберн! А если полез, так дождется! В Сайберне стрелы остры и топоры наточены...

Заморские колонии аситов были как болас, сеннамитское оружие, два шара, соединенные веревкой. Один шар - Китана, другой - Россайнел, а веревка - Тракт Вечерней Зари в просторах Сайберна. Прервется он, и шары раскатятся, не соберешь! Аситы это понимали и старались укрепить свои владения. Тракт был северной дорогой, но не исключалась южная, через Китану и Хинг - к морю Бумеранга, и дальше, через горы или по воде, в степи Россайнела. Но за Хингом начиналась пустыня, и хотя дорогу можно было проложить по ее окраине, пришлось бы еще и крепости строить с большими гарнизонами для охраны путников от бихара. Этот народ обитал в пустыне, нрав имел разбойный, и отличали его воинственность, жестокость и редкое умение выживать в безводье и зное. При Ширате Восьмом аситское войско первый раз вторглось в Бихару, чтобы очистить ее от разбойников, и полегло в песках. Так начались Бихарские войны.

В Эйпонне царил мир. Энергия аситов была направлена в Азайю, а также на строительство в Шочи-ту-ах-чилат, куда переместился центр их империи. Западное побережье, в сравнении с гористым Коатлем и тасситской степью, напоминало рай: мягкий климат, теплый океан, изобилие пресной воды, фруктов и зелени. Вдобавок жил здесь трудолюбивый народ, искусный во всяком мастерстве от корабельного до ткацкого, торговавший издавна с Арсоланой и Кейтабом и почитавший Шестерых. Захватив прибрежные сагры еще при Ах-Ширате Третьем, аситы проявили милость к жителям, зарезали немногих, не разорили промыслы и не сожгли сады. Теперь для этих земель пришла эпоха процветания: расширялись гавани, украшались города, а новая столица Чилат-Дженьел по красоте соперничала с Инкалой.

На севере Эйпонны тоже было тихо. Истребив Очаг Тайонела, варвары столкнулись с Одиссаром, изведали остроту его клинков и смертоносность нового оружия, громовых перенарных метателей, и более границ не нарушали. Хаос среди их кланов с каждым годом делался меньше, власть приобретал совет вождей, завязалась торговля - сначала с Одиссаром, потом, через Накаму и Фанфлу, с кейтабцами и Ренигой. Лизир постепенно заселялся, в этом котле смешивались люди со всех материков, но центральная часть жаркого континента еще оставалась загадочной и неизведанной - там, на берегах огромных рек, среди болот и джунглей, обитали темнокожие, но не единый народ, а десятки племен, и были среди них карлики ростом в четыре локтя, и были великаны ростом в семь. Что до Риканны, то здесь наступила эпоха процветания. Норелги и мхази утихомирились, выяснив, что рыболовство и торговля доходнее грабежа, моря стали безопасными, земли еще хватало, и правители не спорили друг с другом — быть может потому, что были у них общие предки и общая вера. С запада Бескрайних Вод плыли корабли с переселенцами, в Бритайю - из Одиссара, в Иберу - из Арсоланы, но затем эйпонцы растекались по всем обитаемыми землям до правого берега Днапра. Чаще селились в солнечных странах Атали и Эллине, кто-то двигался дальше, на острова и в Нефати, но были предпочитавшие холодный сумрачный Норелг. Там быстрее богатели - Норелг нуждался в людях, знавших счет и грамоту, умевших прокладывать дороги, строить дома и корабли, а более всего - искать руды и закладывать шахты. Мир двигался вперед, по-разному в разных местах, но с каждым годом движение было все быстрее, все стремительнее. Ибо сказано в Пятой Священной Книге, Книге Провидца Мейтассы: мир будет принадлежать людям, и станут они властвовать над жаром и холодом, над великим и малым, над светом и тьмой.

Столетие перевалило за половину, когда умерла Заренка. Для Дженнака это не было ошеломляющим ударом - обычные люди, в отличие от светлорожденных, старились не вдруг, а постепенно, угасая как пламя догорающей свечи. Заренка скончалась во сне. В ту ночь Дженнак сидел у ее постели, сжимал ее руку и слушал ее дыхание; оно становилось все реже, все тише и, наконец, замерло. Дженнак склонился над ней, поцеловал сухие губы и подумал, что милая его подруга снова молода и идет сейчас в чертог богов по мосту из радуги. Там ждали ее другие женщины, которых он любил - может быть, Чолла и девушка Чали с Матери Вод, а Вианна - та поджидала непременно. Ведь Заренка была ее воплощением и свершила то, что не получилось у Вианны: прожила с любимым жизнь, берегла его покой и родила ему наследников.

Прах Заренки похоронили в березовой роще, там, где Дженнак ее встретил в первый раз. Теперь и ему полагалось уйти вслед за нею, освободить место молодым, расстаться с Сайберном - во всяком случае, на время. Так он и сделал, поступив по обычаю дейхолов; случалось у них, что старик уходит в лес и ищет смерти в одиночестве. Смерть Дженнаку не грозила, совсем наоборот - морщины на его лице разгладились, кожа стала молодой и гладкой, ярче заблестели глаза; исчез в лесу старик, а появился из леса мужчина в расцвете сил. Но было это далеко от берегов Байхола.

* * *

Риканна, Азайя, Лизир, 1755-1830 годы от Пришествия Оримби Моолъ.

Он направился в Ханай - туда, откуда пришел в Сайберн больше полувека назад. Дорога была гораздо проще, чем в первый раз - по Тракту Вечерней Зари мчались в Айрал и Роскву экипажи на конной тяге с мягкими сиденьями, шли купеческие караваны, и на расстояние в полет сокола приходилось не меньше двух, а то и трех гостевых дворов. Дженнак немного изменил внешность, чтобы выдать себя за предпринимателя-атлийца, желающего вложить капитал в айральские копи или, возможно, в россайнские поля с репой и капустой. Имелся у него увесистый мешочек с серебряными чейни, что хранились с давних пор, да и обличьем он был похож на человека богатого, знающего себе цену - изъяснялся только по-атлийски, надменно поглядывал по сторонам, а в ответ на поклоны служителей с гостевых дворов лишь с презрением выпячивал губу. Добравшись до Росквы и осмотрев большой и шумный город, он пересел в другой экипаж и продолжил путь к границам аситских владений. Через двенадцать дней переправился у Кива через Днапр, облачился в белый, шитый золотом плащ и стал уже не атлийцем, а арсоланцем. Тут, в Риканне, кланялись ему еще ниже, ведь каждый видел в нем не просто богача, а мужчину благородного и знатного - возможно, даже с каплей светлой крови. Наняв удобный экипаж с двумя погонщиками, Дженнак миновал земли западных россайнов, обширную страну скатаров и зилов, горы на севере Атали и, наконец, прибыл в Ханай. В мешке его звенели последние чейни.

Сыновья Чейканы были еще живы. Правда, Джерит совсем одряхлел, передал наследнику власть Протектора и удалился в горное поместье при целебных источниках. Младший, Джума, оказался не только жив, но энергичен и довольно бодр для своих восьмидесяти лет. Преклонив колени перед Дженнаком (тот поспешил поднять старика), Джума извлек из потайного ящика три десятка свитков с перечислением богатств светлорожденного сахема, его рудников и плавилен, дворцов и земель, складов с товарами, кораблей, ходивших по Длинному морю в Океану Восхода, плантаций сахарного тростника, коки и других полезных растений, стад, табунов и хранилищ драгоценного металла. Здесь же были перечислены компании, совместные с купцами Кейтаба, Одиссара, Тайонела и Арсоланы, а также выгода от каждой. Дженнак изучал эти свитки несколько дней, затем велел устроить мастерские в Шанхо, Сейле и Айрале, чтобы плавился в них металл, делались метатели и перенарные снаряды, а еще работали с золотом и серебром и чеканили монету. Покончив с этими делами, он спросил у Джумы, доволен ли тот, не забывал ли себя, умножая чужое богатство, и старик ответил, что не забывал и - милостью Одисса и светлого сахема!
– теперь он первый среди магнатов Атали. А затем, испросив разрешения, привел своих наследников, двух внуков от единственной дочери, и раскрыл им тайну, поведал, что в хогане их - избранник богов, Великий Сахем, увенчанный белыми перьями, и хоть те перья не заметны, шелест их однако слышен. Как говорится в Книге Повседневного: истина отбрасывает длинную тень, но лишь умеющий видеть ее узрит! Склонились юноши перед Дженнаком и поклялись ему в верности именами Шестерых, Священным Ветром и Великой Пустотой.

В последующие годы Дженнак странствовал по свету, менял корабли и спутников, забирался в дебри Лизира и Хинга, плавал у берегов Дальнего материка, искал острова в Океане Заката и временами возвращался то в Ханай, то в Лондах и Сериди или в Шанхо, где построил дворец, окруженный садами и водоемами. Личины его были разными: он представлялся то ат- лийцем, то потомком арсоланцев из Риканны, то жителем Нефати Та-Кемом Джакаррой. Именем Джакарра звали старшего из его братьев, того, который возглавлял когда-то в Одиссаре Очаг странствующих и торгующих; имя Та-Кем носил первый нефатец, что повстречался Дженнаку на западе Лизира, когда его драммары переплыли океан. В память о них он принял эти имена, а нефатское происхождение было удобным, так как жители той страны внешне напоминали эйпонцев, имели смуглую кожу, изящное телосложение и волосы на лице у них не росли.

К тому же нефатцев уважали, почитая за мудрецов; страна их была древней и единственной в бассейне Длинного моря, где люди изобрели письменность и искусство прокладки каналов и возведения пирамид.

Шло время, и прирастали богатство и тайное могущество Дженнака. Не только усилиями рода Джумы; в мире хватало сокровищ, спрятанных в горах, в руслах рек и в безводных пустынях. В Южном Лизире Дженнак нашел алмазные россыпи, в Хинге - месторождения изумрудов и рубинов, лучше и богаче, чем ренигские, на северо-западе Верхней Эйпонны, на границе с Ледяными Землями - золото, что вымывали из земли речные воды, а в горах Айрала было все, и самоцветы, и драгоценный металл, и медь с железом, и залежи угля. На побережье Дейхольского моря сочилась из земли черная вязкая субстанция с неприятным запахом; сок тоаче, соединенный с ней, превращался в горючий сихорн, питавший первые моторы. Их сконструировали в Одиссаре в конце столетия, положив начало эпохе безлошадных экипажей, кораблей без паруса и весел и летающих машин. Не менее ценным было изобретение взрывчатки, представлявшей смесь сихорна с перенаром; ее использовали для снарядов и ракет, но главным было другое - возможность сокрушать скалы, прокладывать дороги и тоннели в горах, бить в каменной породе шурфы, добираясь до рудных жил. Дженнак одним из первых оценил это открытие; его мастерские в Айрале и Шанхо изготовляли взрывчатку в таких количествах, что ее хватало для Россайнела и Киганы.