Джульетта

–  Да ты что, рехнулась?
– Я нервно оглянулась на конюхов, наверняка терявшихся в догадках, кто мы и что замышляем.
– Ноги моей там не будет! Это же его дом!

–  Ну и что такого?
– пожала плечами Дженис.
– Ты тогда оставайся здесь. Лошадь точно возражать не будет.

Оказалось, дверь вела не на лестницу. Шагнув за Дженис в полумрак, я опасалась, что она вприпрыжку втащит меня на третий этаж, пинком распахнет дверь и устроит Алессандро допрос с пристрастием. Увидев, что лестницы нет, я немного успокоилась.

Дверь в конце коридора была приоткрыта, и мы осторожно сунули носы поглядеть, что в той комнате.

–  Флаги!

– разочарованно протянула Дженис.
– Опять флаги - кто-то просто помешался на желтом. И птицы.

–  Это музей, - сказала я, заметив несколько палио, развешанных по стенам.
– Музей контрады, как у Пеппо. Интересно, а…

–  Круто, - заявила Дженис, толкнув дверь прежде, чем я успела возразить.
– Пошли, посмотрим. Ты же всегда была помешана на старом пыльном барахле.

–  Сумасшедшая!
– Я попыталась удержать сестрицу, но, она оттолкнула мою руку и бесцеремонно вошла в музей.
– Вернись сейчас же! Джен!

–  Какой же мужик, - размышляла Дженис, разглядывая экспозицию, - станет жить в музее? Ему не жутко?

–  Не в музее, - поправила я ее, - а над музеем. К тому же мумий здесь не держат.

–  Откуда ты знаешь?
– Подняв забрало рыцарского шлема, Дженис заглянула внутрь.
– Может, у них тут мумии лошадей. Вдруг именно здесь проводят кровавые ритуалы и вызывают духов мертвых?

–  Ну да, конечно.
– Я попыталась посмотреть на нее тяжелым взглядом через дверь.
– Мерси за глубокий анализ с диагнозом.

–  Эй!
– отмахнулась она.
– Да Пеппо больше ничего не знает, ясно?

Я стояла на пороге, глядя, как Дженис еще битых две минуты бегала на цыпочках по комнате, притворяясь, что разглядывает экспонаты. Мы обе прекрасно знали - она делает это мне назло.

–  Так, хватит, - прошипела я, наконец.
– Все флаги рассмотрела?

Вместо ответа Дженис просто вышла куда-то в другую комнату, оставив меня в одиночестве в моем полуспрятанном состоянии.

Я не сразу ее заметила: сестрица ходила вокруг крошечной часовни с горевшими на алтаре свечами и великолепными масляными картинами на каждой стене.

–  Ух, ты!
– восхитилась она, когда я подошла.
– Как тебе такое оформление гостиной? Что они здесь делают? Гадают по внутренностям?

–  Надеюсь, погадают по твоим! Тебе не кажется, что нам уже пора?

Не успела она придумать ответ понахальнее, послышались шаги. Спотыкаясь о ноги друг друга, мы вывалились из часовни и побежали прятаться в соседнюю комнату.

–  Сюда!
– Я втянула Дженис в угол за стеклянным шкафчиком с видавшими виды шлемами для верховой езды. Секунд через пять мимо нас прошла пожилая женщина со стопкой сложенной желтой одежды. За ней следовал мальчик лет восьми, сунув руки в карманы и насупившись. Женщина прошла через зал по своим делам, но мальчишка, как назло, остановился в десяти футах от места, где мы прятались, и уставился на старинные мечи на стене.

Дженис скорчила гримасу, но ни она, ни я не осмелились пошевелиться, не говоря уже о том, чтоб шептаться, притаившись в углу, как классические злоумышленники. К счастью, мальчишка был слишком занят шалостью, чтобы обращать внимание на что-то еще. Убедившись, что бабушка ушла, он снял с крюков рапиру и сделал пару фехтовальных выпадов - кстати, неплохих. Он был так поглощен своим незаконным предприятием, что не услышал шагов в соседней комнате.

–  Нет-нет-нет!
– загремел Алессандро, быстро подходя к мальчишке и отбирая у него рапиру. Но вместо того чтобы повесить ее обратно на стену, как поступил бы любой ответственный взрослый, он показал мальчишке правильное движение и вернул рапиру: - Тосса a te! [51]

Клинок несколько раз мелькнул вперед-назад, пока, наконец, Алессандро не снял со стены вторую рапиру и не втянул пацана в дружеский поединок, который был прерван пронзительным женским голосом:

–  Enrico! Dove sei? [52]

В одно мгновение рапиры оказались на крюках, и когда в дверях материализовалась бабушка, Алессандро и мальчишка стояли с самым невинным видом, заложив руки за спину.

–  А!
– обрадованно воскликнула женщина при виде Алессандро и расцеловала его в обе щеки.
– Ромео!

Она быстро заговорила по-итальянски, но у меня уши словно заложило ватой. Если бы не Дженис под боком, я бы, наверное, грохнулась, потому что ноги превратились в мягкое мороженое.

Алессандро был Ромео.

Ну, конечно, он Ромео! Как я раньше не поняла? Это же Музей контрады Орла! Отчего я не разглядела истину в глазах Малены?… И в его глазах?

–  Иисусе, Джулс!
– беззвучно возмутилась Дженис, скорчив гримасу.
– Держись, собери себя в кучу!

Но мне не за что было держаться. Все, что я знала об Алессандро, закружилось перед глазами как колесо рулетки, и я поняла, что в каждом разговоре ставила не на тот цвет.

Он не был Парисом, не был Салимбени, не был даже Нино. Он всегда был Ромео. Не Ромео-плейбоем в эльфийской шляпе, незваным гостем на вечеринках, но Ромео-изгнанником, с детства лишенным малой родины из-за сплетен и суеверий, который всю жизнь пытался стать кем-то другим. Ромео, говорил он, его соперник. У Ромео несчастливая рука, людям спокойнее считать его мертвым. Ромео не был человеком, которого я вроде бы успела узнать; он никогда не станет признаваться в любви рифмованными куплетами. Но с другой стороны, Ромео захаживал к маэстро Липпи на поздний бокал вина и подолгу смотрел на портрет Джульетты Толомеи. Это значило для меня больше, чем самые изысканные мадригалы.

Но отчего он не сказал мне всей правды? Я столько раз расспрашивала его о Ромео, но всякий раз он отвечал, словно речь шла о ком-то другом, которого мне отнюдь не следовало знать.

Я отчего- то вспомнила, как он показал мне пулю на кожаном шнурке, висевшую у него на шее, а Пеппо, лежа на больничной койке, рассказывал, что Ромео считают погибшим. Я отчетливо вспомнила лицо Алессандро, когда Пеппо назвал Ромео незаконнорожденным. Лишь теперь мне стал понятен его гнев в адрес Толомеи, которые, не зная его настоящего имени, с удовольствием третировали Алессандро как одного из Салимбени и, соответственно, кровного врага.

Как и я.

Когда комната, наконец, опустела - бабушка с Энрико вышли в одну дверь, Алессандро - в другую, - Дженис встряхнула меня за плечи, сверкнув глазами:

–  Ты придешь в себя или нет!

Но это было свыше моих сил.

–  Ромео!
– простонала я, схватившись за голову.
– Как он может быть Ромео? Какая я дура!

–  Большая, но это давно не новость, - нелюбезно ответила Дженис.
– Откуда нам знать, что он настоящий Ромео? Может, он Алессандро Ромео? Кстати, очень распространенное итальянское имя. А если даже он тот самый Ромео, это ничего не меняет - он по-прежнему в сговоре с Салимбени. Именно он распотрошил твой гостиничный номер!